В прокат выходит фильм Жоры Крыжовникова "Горько-2" — продолжение самой успешной российской комедии. Почему сиквелы в России не получаются — и этот, и другие?
Большинству все равно, где гулять,— на поминках или на свадьбе (кадр из фильма "Горько-2")
Было бы наивно рассчитывать, что "Горько-2" окажется столь же успешным, как и первый. Так же наивно думать, что после успеха "Горько" автор избежит соблазна сделать продолжение (сиквел). Почему все так устроено?.. Почему невозможно представить, чтобы успешный фильм остался без продолжения (а "Горько" вообще самый прибыльный отечественный фильм в истории российского кинопроката, сумевший собрать более 25,5 млн долларов при бюджете в 1,5 млн)? Причем с точки зрения рынка даже неважно, окажется ли вторая часть успешной. Даже если режиссеру нечего сказать. Даже если история не имеет никакого продолжения. Даже если нет ничего, никаких объективных факторов — с точки зрения рынка все равно "правильно" снимать продолжение. Это такая загадка, необъяснимый закон кинорынка. Вероятно, объяснить это можно психологически: современный человек бессознательно ищет какой-то опоры в жизни, а сиквелы — это и есть такая опора. Все мыслят серийно, все хотят "продолжения" (не потому ли, что в жизни как раз не бывает никакого продолжения); зритель вообще приучен "мыслить историями" — он уже не способен получать удовольствие от чего-то раз и навсегда завершенного — чему еще умели радоваться 30 и 20 лет назад.
Безусловно, объективных предпосылок для продолжения "Горько" не было никаких. Даже стиль "видео со свадьбы", в котором снят и первый фильм, тут ничем не оправдан. Искусственность замысла заметна во всем. Основной сюжетной линией для "Горько-2" выбрана совершенно неочевидная, левая, можно сказать, история с отцом семейства, который в первом фильме выдавал дочь замуж. История с притянутыми за уши разборками из-за собственности, аферами, псевдопокушением и псведоубийством. Герой имитирует собственные похороны, чтобы выявить убийцу и заодно понаблюдать за реакцией. Сюжет в общем уже много раз обыгранный.
Всем известно, что в России продолжения в принципе не получаются (пожалуй, кроме "Брата-2" и "С легким паром - 2"). Давно уже сформулировано, в частности Даниилом Дондуреем, что для успеха сиквела как жанра необходимо, как ни странно, устойчивое, неизменное существование самого общества. Где правила, принципы, ценности не меняются десятилетиями, а еще лучше — столетиями. Потому что именно небольшие отклонения на фоне никогда не меняющихся правил и создают "эффект продолжения", который нравится зрителю. Провал "Горько-2" является потрясающим подтверждением этой теории; "Горько-2" мог бы стать наглядной моделью, обучающей программой для какого-нибудь кинокурса "Почему в России невозможно продолжение истории".
Фольклорные персонажи, дикость нравов пополам с набожностью, полукриминальные вкусы, казуистическое соблюдение обрядов — это вечные темы русской комедии. Над этим смеялся еще Гайдай — у него условно нынешние "казаки" назывались "кунаки", или "джигиты", и тогда уже было понятно, что ничего натурального в этом нет. Над фольклорными персонажами — вроде "казаков" или "десантников" — посмеивались и последние 20 лет, и в последние годы, когда условные "казаки" стали влиять на художественный процесс. Но когда Крыжовников начал снимать продолжение, не было еще ни Крыма, ни Донбасса. И хотя Крыжовников высмеивает их по-доброму, по-отечески, хотя и едко (главный герой и его соперник — бывшие десантники), сейчас это как-то не смешно в любом случае. И все эти фокусы с переодеванием и прыжками в гроб и обратно, вероятно, были бы смешны, если бы опять же не случился 2014 год. Вины автора в этом нет, хотя теперь он вполне может получить за "глумление над святынями" от какого-нибудь бдительного депутата. Но дело не в этом даже.
Собственно, главное потрясение тут не от самого фильма, а от того, что за полгода с Россией произошли такие изменения, что "Горько-2" сегодня кажется снятым в какой-то другой, прошлой стране. Это уникальное свойство России — постоянно становиться другой. Мало того, радикально отвергающей все, чем жила до этого. В этом смысле вообще непонятно, как снимать теперь фильмы о сегодняшнем дне, ведь они снимаются год, полтора...
Словом, как цельное высказывание этот фильм воспринимать невозможно. Но Крыжовников — мастер наблюдений и обобщений на тему "русского характера". Он талантливый режиссер, и даже в плохом фильме он способен сделать пару открытий. Крыжовников относится к русской реальности с юмором — и это его и спасает.
Крыжовников не стал искать особой логики и причинно-следственных связей. Он, наоборот, принимает решение устроить из всего карнавал, все смешать и перемешать, всех свести со всеми. Но этот фокус применяет сегодня любой телесериальщик — когда нечего сказать, он набивает фильм всякой всячиной, чтобы все мелькало и пестрило, чтобы зритель не мог очухаться. Например, так поступил режиссер сериала "Шерлок Холмс" Андрей Кавун. Но Крыжовников не просто перемешивает, не просто доводит до абсурда. Он сознательно доводит до полного распада и даже бреда.
Фильм буквально ведет себя как шизофреник. Другой бы постарался это замаскировать, а Крыжовников сделал это ходом, фишкой. И, пожалуй, это единственный способ фильм спасти от неминуемого провала. Когда в повествовании тормозов нет, герои, так сказать, свободны от ответственности. При столкновении с абсурдом человек вдруг становится равен себе. Вероятно, по правилу "минус на минус дает плюс" — абсурд русской провинциальной жизни плюс абсурд как прием, и вдруг в остатке как раз оказывается жизнь как таковая.
Вот наш герой, а вот его враг. Мы это знаем. И все знают, что он убийца. Убийца лицемерно рыдает над гробом, он обещает взять на себя все расходы по похоронам. Казалось бы, правильнее и привычнее было бы его в конце посрамить и разоблачить. Но дальше начинается какой-то "Шекспир наоборот". Выясняется, что дочь якобы убитого на самом деле дочь убийцы (о том, что она не родная дочь, мы знали еще по "Горько"). Вот сцена с дочерью, вот убийца говорит: мол, я твой настоящий отец. Да, знаю, что мама говорила, будто я погиб. Все так говорят. Пришло время узнать правду. Затем жена убитого уходит, так сказать, в ночь с убийцей — на фоне гроба с нервничающим мужем. Ни дочь, ни мать при этом не испытывают какого-то уж сильного потрясения; скорее легкое головокружение от новизны ощущений. Затем "убийца" дарит людям квартиру, отобранную им же в результате совместной аферы с "убитым". Осыпает подарками родственников. При этом все знают, что он является заказчиком преступления. Но домочадцы легко перебегают, так сказать, от одного главы дома к другому. Легко меняют одного "отца" на другого. Впрочем, говорит автор, его есть за что уважать; в нем есть мужская сила, уверенность, он раздает подарки, играет на гитаре, поет, обходителен и небеден. Выступает время от времени с проповедями и чуть не пресс-конференциями. То есть тут мы наблюдаем яркий образец "относительной морали": по сути, это средневековье, суверену не только принадлежит твое тело, но и твои чувства. Ты привыкаешь искренне любить того, кто оказался сильнее и кому ты теперь принадлежишь. Даже если он убийца предыдущего хозяина.
Другое интересное наблюдение: эмоциональной разницы между похоронами и свадьбой в общем-то нет. В России она минимальна. И там, и тут поют, и там, и тут плачут. Поминки быстро превращаются в веселье. В танцы и песни. В любом случае гости быстро забывают, по какому поводу собрались. Приезжает тамада — ошибся, перепутал свадьбу с похоронами. Но ничего: быстро перестроился, сменил акценты — и вот он уже тут как влитой. Большинству все равно, где гулять,— на поминках или на свадьбе. То есть, по сути, это история о том, что, несмотря на яростное соблюдение обрядов, несмотря на строгое следование традиции, ничего святого на самом деле не осталось. К тому же мы знаем, что похороны бутафорские. И мертвец не настоящий, как и убийца, получается, тоже. "Да что же тут есть настоящего?" — воскликнет зритель. Пьянка. Вот самое цельное и концептуальное действие. Автономное. Не зависящее ни от чего. Она обязательно состоится. Не важно с кем, не важно где и по какому поводу. Пить и падать в салат — этого у нас никому не отнять.