Четырехдневная рабочая неделя — пока только мечта для России. Об этом заявила вице-премьер Ольга Голодец. Это нововведение не поддерживает и министр экономического развития России Алексей Улюкаев. Предприниматель Антон Хреков считает, что и другие страны мира не смогут себе этого позволить
Фото: 936
Помнится, был старый советский анекдот. Русский, француз и итальянец обсуждают женские фигуры. Доходит очередь до русского. "Представляете, мужики: перед тем как уйти на работу я хлопаю жену по попке. А когда прихожу домой, она еще колышется. И это не потому, что у моей жены она такая большая, а потому что у нас в стране самый короткий рабочий день".
По степени абсурдности разговоры о том, надо ли вводить четырехдневную рабочую неделю, сродни этому анекдоту. И если честно, тут вообще нечего комментировать. Но призыв глобальных трудовиков, пусть хоть таким криворуким способом, но показал, в каком глубоком кризисе находится современный рынок труда, а точнее методы его регулирования.
Возьмем Россию и Евросоюз.
В южной Европе – страшная безработица. Выросло целое потерянное поколение. Потерянное в прямом смысле: не нашедшее работу ни в 25, ни в 35, ни в 40. А дальше – пропасть: даже ипотеку не дают. Они в буквальном смысле ждут, когда умрут родители, чтобы хотя бы иметь свое жилье.
Было время, маркетологи кормили их сказками для взрослых о стимулировании потребления. В итоге все производство перевели в Китай: от башмаков до станков. Да, это стало дешево, и все радовались, что свободная Европа наконец займется креативом. Но тут внезапно кончились рабочие места. А креатив на хлеб не намажешь.
Вот открыл мой знакомый компанию в Италии, дал работу тем, кто не видел бы ее как своих ушей, но они оказались столь по-европейски сознательными, что еще и подали на него в суд: то ли за то, что на два дня задержал зарплату, то ли за то, что вызвал на совещание после шести…
У нас все вроде наоборот, но от этого не легче. Рабочих мест хоть отбавляй – рынок перегрет. Работник хочет многого при низкой производительности труда. Еще он хочет быть начальником, потому что к специалистам отношение как к младшему комсоставу – так себе. А еще работник у нас защищен больше, чем хотел бы. Государство-то вроде как социальное. Тогда работодатели поднатужились, заплатили юристам, и те напридумывали массу лазеек: от сдачи рабочей силы в аренду до пресловутого ДГПХ – вида договора, который можно в любой момент "не продлить".
Жизнь отдельно, регулирование отдельно – как мухи и котлеты. А тут еще цифровые технологии: они сделали пребывание в офисе порой не только необязательным, но и нежелательным: рабочее место стоит денег. Владивостокский фрилансер начинает работать на заказчика, когда в Москве час ночи, и столичному "сове" куда проще с ним пообщаться именно в это время из дома, а не ждать мучительного утра. Ненормированный график или переработки – теперь часто свободный выбор, а не принудиловка. И пока законодатель ищет некое "золотое сечение", хороший менеджер просто комбинирует разные форматы работы разных людей. Один готов получать меньше, но работать дома, чтобы "не видеть весь этот офисный планктон". Другого умоляют не приходить, но он сам гонит себя палкой в офис, так как знает: иначе и не начнет.
В этих условиях спорить о том, как надо – пять раз по восемь часов или четыре по десять – все равно, что решать, какого единого размера должны быть башмаки. Видимо, поэтому вице-премьер Ольга Голодец, когда ее спросили про четырехдневку, интеллигентно заметила, что "это пока мечта". Я не Голодец, так что скажу полностью: это – мечта идиота.