Некролог
Отечественный футбол потерял одного из самых ярких и неординарных среди своих героев. В возрасте 55 лет, предположительно, из-за отека головного мозга скончался Федор Черенков — полузащитник, ставший настоящей легендой "Спартака", главным любимцем всех его болельщиков даже не столько благодаря добытым наградам и забитым голам, сколько ощущению праздника, которое в 1980-е дарила его игра.
Смерть Федора Черенкова была, кажется, воспринята как большая трагедия почти на всем огромном пространстве не существующей четверть века страны, в чемпионате которой он когда-то выступал. На нее реагировали с одинаковой болью чиновники и тренеры, действующие и бывшие футболисты, партнеры по "Спартаку" и соперники — например, злейшие враги красно-белых из киевского "Динамо". И эта волна соболезнований, теплых, сквозь рыдания, слов лишний раз подтвердила и так очевидное тем, кому когда-то повезло видеть его на поле: Черенков был безусловным феноменом.
Он появился в "Спартаке", когда красно-белые в конце 1970-х, после вылета в первую лигу, выбрались обратно в элиту и переживали затеянную тренером Константином Бесковым реконструкцию. Бесков набирал новых футболистов — в основном списанных из других клубов или молодых, еще никому не известных: в плане административного и финансового ресурса спартаковцы в то время уступали многим конкурентам. Но, как ни удивительно, из этого набора родилась великолепная команда, трижды — в 1979, 1987 и 1989 годах — выигравшая советское первенство. И именно Федору Черенкову, воспитаннику спартаковской школы, суждено было превратиться в ярчайшую ее фигуру.
С ней он брал призы, добавив к советским титулам уже на закате карьеры, после короткой командировки во французский "Ред Стар", российские — золото чемпионата 1993-го и Кубок России 1994-го. В ее составе провел почти полтысячи матчей, в которых забил 121 гол. Но, главное, его игра, пожалуй, была идеальным олицетворением спартаковского стиля — стиля, который незабываемым сделала какая-то его иррациональность, что ли, нарочитое пренебрежение к модным трендам, методикам и схемам в угоду абсолютно дворовым ценностям — импровизации, красоте, игре от сердца, настроения, а не от расчета.
Федор Черенков был, несомненно, из той редкой породы особенных игроков, которых время от времени дарил миру футбол. Из той же породы, что и, скажем, выступавшие с ним в одну эпоху Диего Марадона и Мишель Платини. Из породы людей вроде бы обделенных природой выдающимися атлетическими данными, но при этом словно созданными для того, чтобы творить чудеса с футбольным мячом, одаренными невидимой связью с ним и талантом чувствовать, куда надо прибежать, чтобы мяч получить, или куда его отдать, чтобы получил товарищ по команде. Играть рядом с ними было сплошным счастьем. Играть против них, фокусников, каждую минуту вытаскивающих из пустой шляпы очередного кролика,— сплошной мукой.
Федор Черенков заставлял мучиться противников по советским турнирам и противников зарубежных, в том числе самых сильных. В 1980 году унижал наполненную под завязку грандиозными талантами бразильскую сборную, которую сборная СССР обыграла на заполненном 130 тыс. зрителей Maracana и которой он забил гол. В 1982-м заставлял рыдать фанов "Арсенала": "Спартак" разбил его в лондонском матче Кубка UEFA со счетом 5:2, а Черенков поразил чужие ворота и отдал три голевые передачи. В 1983-м опять шокировал техникой, чутьем англичан, когда "Спартак" выбивал из того же еврокубка в Бирмингеме "Астон Виллу".
Таких — с фейерверком фокусов — матчей в его жизни было множество. В списке не хватало разве что игр в составе сборной. Признанный лучшим футболистом СССР в 1983 и 1989 годах, постоянно оказывающийся в числе 33 лучших игроков в стране, он так и не дождался шанса проявить себя в ней — несмотря на многообещающий дебют, на гол бразильцам, на бронзу московской Олимпиады 1980 года, на отборочный цикл к чемпионату Европы 1984-го. Его Черенков отыграл в основе национальной команды. При Эдуарде Малофееве, тренировавшем ее в квалификации к чемпионату мира 1986 года и лихорадочно тасовавшем состав, из основы выпал, а при сменившем Малофеева Валерии Лобановском в нее не вернулся.
Лобановский конструировал сборную, основываясь на принципах, которые опробовал в киевском "Динамо" — антиподе бесковского "Спартака", и, кажется, лидеру красно-белых просто не могло найтись места в мире, основанном на вещах абсолютно рациональных,— на следовании трендам, жестким схемам, игре от разума, а не от сердца и эмоций.
Сборная, надо сказать, была успешна и без Черенкова. А Черенков, несмотря на то что, в отличие от Марадоны и Платини, на сценах наиболее значительных футбольных театров так и не сыграл, остался любим зрителями гораздо больше тех, кто добывал на них медали. Его важнейшими трофеями были не медали, не официальные признания, а слезы десятков тысяч фанов, провожавших его из футбола 20 лет назад, и сотен тысяч, узнавших в субботу о смерти кумира, чьим именем уже названа спартаковская академия и чье имя будет, судя по словам владельца "Спартака" Леонида Федуна, носить трибуна свежеотстроенного клубного стадиона.