Первые зрители нового театра увидели импровизацию "Замерев" японского хореографа Мин Танаки. Пару дней спустя был показан результат его десятидневной работы с русскими адептами современного танца — перформанс "Гости Гойи из тьмы".
В спектакле "Замерев" Мин Танака (Min Tanaka) возник прямо с московской улицы (благо все стены в театре распахиваются), в кимоно и босиком, долго шел к зрителям по световому прямоугольнику, переступая огромными ступнями, выразительными, как лицо. Не дойдя, умер, сбросив тело на пол, как мешок с костями. Новый же дух, впущенный импровизатором в опустошенное тело, устроил довольно буйный и однообразный перформанс под сладость японского эстрадного шлягера и варварство венгерской скрипки: кричал гортанно и хрипло, прыгал на кончиках деревянных японских сандалий, играл экзотическими одеждами, сильно разбавляя японский стиль буто стандартным европейским contemporary. Театральная богема, мало искушенная в пластических искусствах и падкая на новизну, приняла японского гуру с восторженностью.
Поэтому на заключительный показ его мастер-классов с местными, васильевскими танцовщиками был сущий лом. В Тау-зал (роскошное помещение с углами, колоннами, всевозможными проемами и стеклопакетами от пола до потолка) просачивались через четыре кордона. По заведенной еще в старом васильевском театре традиции народ разувался, устраиваясь прямо на коврах. Зрители посолиднее рассаживались на плетеных стульях, ярусами вздымающихся ввысь.
Гойю, встречающего "гостей из тьмы", изображал сам Танака: в черном пальтеце и какой-то скуфейке на голове станцевал сольную экспозицию: шевелил суставами, всплескивал кистями, подскакивал, закатывал глаза и замирал. Дальнейшее участие его было скромно-руководящим: шляпами участников накрыть, стул вовремя подставить, подправить собственным присутствием мизансцену. Гости-призраки, укутанные в беленые холсты, материализовались действительно из тьмы — прямо из-за окон. И это было самым эффектным моментом представления: горящие свечи, спрятанные в саванах, проявляли бесплотные силуэты: привидения принимали экспрессивные позы и составляли живописные группы.
Но, скинув саваны, персонажи готического романа обернулись старыми знакомцами из московской танцевальной тусовки, каждый со своими штампами и излюбленными приемчиками, усугубленными японским спецзаданием. В импровизации вокруг длинного стола все мужчины были обязаны держать рты раскрытыми и корчить рожи пострашнее — в соответствии с гойевскими "Капричос". Зрелище адекватно отражало название самого популярного офорта "Сон разума рождает чудовищ": у кого слюна изо рта течет (сами попробуйте поимпровизировать так минут десять), у кого ножки сучат мелкими судорогами, кто-то глаза к носу свел и не разводит, кто-то кому-то на голову наступает. Женщины посильно соответствовали, и глаза закатывали, и руки заламывали, но мужчин так и не переплюнули. Мастер-классы обернулись профанацией: предоставив русских самим себе, Мин Танака просто воспроизвел схему своего японского спектакля, который много месяцев готовил с артистами собственной труппы.
Однако Анатолий Васильев был доволен: после спектакля он сымпровизировал пресс-конференцию, сообщив, что готов оставить японский проект в репертуаре театра. Тут публика разразилась непредсказуемыми вопросами, в ходе которых выяснилось, что у японского гуру вблизи Фудзиямы есть ферма (которую московский гуру упорно называл лабораторией). Там на сельхозработах артисты Танаки и постигают истинное единение с природой. "Через три дня сбор зеленого чая, надо спешить",— заключил знаток буто, и сразу стало ясно, что для него это куда важнее, чем кошмары старого испанца и телесные искания молодых русских.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА