В мужском обществе

Открывшаяся на прошлой неделе в Сеуле выставка Culture Chanel показывает и рассказывает историю Коко Шанель как долгое путешествие, которое включает в себя не только множество разных стран, но и множество разных судеб — судеб людей, которые были постоянными или мимолетными ее спутниками. В ее жизненном путешествии были и учителя, и друзья, и помощники, и покровители. И, разумеется, возлюбленные, которые в разных обстоятельствах оказывались и учителями, и друзьями, и помощниками.
Многолетние и мимолетные, перспективные и безнадежные, эксцентричные и буржуазные — романы Коко Шанель обычно перечисляют оптом, а не в розницу, будто главное свойство ее возлюбленных, покровителей и воздыхателей состоит в том, что их было много. Между тем если бы все эти романы, интрижки, аферы можно было разместить в какой-нибудь, специально для них сочиненной, изящной таблице, то в ней ни одна графа не была бы похожа на другую. Рядом с нею оказывались и богачи, и люди богемы, и аристократы — но всегда люди с собственной, неизменно выразительной, биографией. Можно сказать, что Коко Шанель не любила no names: у ее возлюбленных были собственные успех и слава. Как, например, у тех четверых — двух англичан, одного русского и одного баска,— которые были спутниками Шанель в самые бурные годы ее жизни

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Коко Шанель, Этьен Бальзан и Артур Кейпл в гостиной дворца Royallieu, 1912 год

Фото: © All rights reserved

Коко Шанель в Венеции, 1936 год

Фото: © All rights reserved / V.H. Grandpierre/Vogue Paris

Коко Шанель. Платиновая брошь с бриллиантами Comete, 1932 год

Фото: © CHANEL/photo Didier Roy

Артур Кейпл (1881-1919)

У Артура Эдварда Кейпла было нечто вроде семейной тайны или какой-то странной биографической туманности: его называли незаконным отпрыском одного из знатнейших английских семейств, рода графов Эссексов. Между тем документальных доказательств не сохранилось, слух так и оставался слухом на протяжении всей его жизни — но и по сию пору в Англии есть любители генеалогии, продолжающие перекапывать каждый квадратный сантиметр архивов в поисках подтверждения. Легенда о благородном происхождении возникла, может быть, и не случайно, но, похоже, ее изобрел сам Кейпл, когда деловые интересы привели его во Францию, в те круги, где на равных общались между собою представители международной богемы и древней европейской знати. Кейпл не был ни тем ни другим — а был удачливым, занятым, преуспевающим молодым человеком, который прошел в детстве очень строгую школу, закончив колледж Stonyhurst, в здании которого самые древние камни датируются 1200 годом нашей эры, а в списке выпускников есть не только люди, чья подпись стоит под американской Декларацией независимости, но и два десятка священнослужителей, причисленных католической церковью к лику святых и блаженных. Колледж воспитывал английских католиков — что превращало его на долгие периоды в своего рода тайное общество. Вот из этого-то почтенного заведения, делавшего особый упор на изучение философии и метеорологии, и вышел Артур Кейпл по прозвищу Бой. Философия и метеорология ему напрямую не пригодились, потому что сферой его интересов на всю оставшуюся жизнь стали торговля, политика, военное дело и спорт. К моменту встречи с Шанель в 1909 году (в этот момент она состояла в отношениях с его приятелем Этьеном Бальзаном) Бой был успешным судовладельцем, хоккеистом и игроком в поло. Роман с Кейплом был продолжительным и чрезвычайно плодотворным для Шанель — она научилась превращать спортивные мужские силуэты в элегантные женские и открыла собственное дело, которое с тех пор долгие годы только росло и преуспевало. Кейпл регулярно вывозил свою подругу в аристократический Довиль и никогда не пытался хранить ей верность. В 1914 году к его финансовой карьере добавилась военно-политическая — во время Первой мировой Бой преуспел и как офицер разведки, и как советник британской миссии при объединенном штабе Антанты, став командором ордена Британской империи, а позже кавалером ордена Почетного Легиона.

После того как война окончилась, а Шанель отказалась выходить за него замуж, 37-летний Кейпл поспешил устроить свою семейную жизнь, сделав предложение очаровательной — и очень знатной — Диане Уиндхэм, для которой этот брак стал вторым (ее первый муж погиб во Франции в самом начале войны). Первая дочь Дианы и Артура, Анна, появилась на свет в 1919-м, но, обзаведясь семьей, Бой не изменил привычек и образа жизни — первое настоящее мирное Рождество он собирался провести не с семьей, а с Шанель в Канне. По дороге туда, 22 декабря 1919 года, у роллс-ройса, ехавшего на большой скорости, лопнула шина,— Артур Кейпл и его шофер погибли на месте. Его вторая дочь, Джун, появилась на свет после смерти отца, Диана, овдовевшая второй раз за пять лет, и довольно скоро вышедшая замуж в третий раз, пережила Боя на 64 года. Памятник на месте его гибели поставили на деньги Шанель, а "маленькое черное платье", появившееся в 1926 году, судя по всему, было ею придумано как траурное, ну или, по крайней мере, in memoriam.

Великий князь Дмитрий Павлович (1891-1942)

Роман, с которого для Шанель начались 1920-е годы, можно назвать самым аристократическим в ее жизни. Великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат Николая II, внук Александра II,— в обычных обстоятельствах время и пространство вряд ли свели бы его с французской "модисткой", даже гениальной, известной и преуспевающей. Но так уж получилось, что судьбы наследников европейских монарших династий в ХХ веке складывались едва ли не причудливее, чем судьбы средневековых конкистадоров. Причем биография Дмитрия приняла авантюрный оборот не в 1917 году, как можно было бы подумать. Выросший без матери, он в 10 лет был разлучен и с отцом, великим князем Павлом Александровичем — император Николай фактически выслал дядю из страны, наказав его таким образом за морганатический брак с Ольгой Карнович. Павел Александрович и Ольга остались в Европе, Дмитрий перешел на попечение дяди, великого князя Сергея Александровича. На самом-то деле устоям монархии тогда уже грозили отнюдь не морганатические браки, а совсем другие несчастья и ужасы: 9 января 1905 года случилось Кровавое воскресенье, а 4 февраля эсер Иван Каляев бросил бомбу в карету Сергея Александровича, которого считали инициатором безжалостного январского разгона. Дмитрий в очередной раз осиротел и перешел под опеку императора. За оставшиеся до фактического истребления династии 12 лет Дмитрий Павлович успел получить блистательное военное образование, начать служить в кавалерии, принять участие в Пятых летних Олимпийских играх в Стокгольме, где Российская Империя, правда, не выиграла ни одной золотой медали, но зато была представлена во всех видах спорта. Великий князь защищал спортивную честь страны в конных состязаниях, став девятым в личном зачете и пятым — в командном.

Едва отпраздновав 25-летие, Дмитрий оказался участником заговора, который едва не стоил ему жизни,— и наверняка стоил здоровья. В декабре 1916 года именно он, наравне с Феликсом Юсуповым и Владимиром Пуришкевичем, стал одним из главных действующих лиц ночного кошмара в Юсуповском дворце — в результате которого так до сих пор и неизвестным в точности способом был препровожден на тот свет Григорий Распутин. Великий князь, участвующий в убийстве безродного сектанта и шарлатана — так это могло выглядеть позже, но в 1916-м соотношение сил было совсем иным. Дмитрия арестовали, следствие шло несколько месяцев, в конце концов, великого князя отправили в своего рода ссылку, с глаз долой — в Персию, на войну, подальше от дворцовых истерик и интриг. У Дмитрия, как у многих Романовых, здоровье было шаткое, персидский климат на пользу не пошел, зато он оказался за пределами России в тот момент, когда ее история приняла смертельно-революционный оборот. Его отец со своей второй семьей, увы, незадолго до этого успел вернуться на Родину, чтобы быть расстрелянным в 1919-м. Из Персии великий князь уехал в Англию, затем в Париж.

Его знакомство с Шанель состоялось в самом начале 1920-х, роман завязался быстро, но продлился всего год,— а плод этой любви известен всему миру. В истории осталась поездка Шанель и Дмитрия в Грас, где он познакомил ее с Эрнестом Бо, бывшим парфюмером русской императорской семьи, сочинившим в результате легендарную парфюмерную композицию номер пять. Кроме того, Шанель с домом Романовых в эти годы связало еще и то, что сестра Дмитрия, Мария Павловна, возглавила в доме Шанель мастерскую вышивки.

Сам же Дмитрий Павлович вскоре покинул Европу, переселившись в Соединенные Штаты, весьма преуспев в торговле шампанским, нашел очаровательную и очень состоятельную американскую жену, перешедшую ради него в православие и родившую ему прекрасных сыновей, Дмитрия и Михаила. Правда, лет через десять брак все равно распался, а великий князь вынужден был вернуться в Европу — но уже не как персонаж светской хроники, а как персонаж романа Томаса Манна, многолетний пациент высокогорного санатория около Давоса: вновь открывшийся туберкулез, вероятно, был результатом той давнишней высылки в Персию. Не дожив до 51 года, Дмитрий Павлович Романов скончался в нейтральной Швейцарии 5 марта 1942 года, в день первого исполнения Седьмой "Блокадной" симфонии Шостаковича.

Хью Ричард Артур Гросвенор
2-й герцог Вестминстерский (1879-1953)

Впервые встретивший Шанель в 1925 году в Монако Хью Гросвенор был обладателем не только одного из самых звучных титулов Англии, но и одного из самых впечатляющих состояний планеты. Титул и состояние имели друг к другу непосредственное отношение, хотя само по себе герцогство Вестминстер происхождения позднего. Но Гросвеноры, которым это герцогство было вручено в XIX веке, процветали в Англии с заповедных времен: друзья Вильгельма Завоевателя, соратники Ричарда Второго, персонажи Шекспира и Чосера. Достаточно сказать, что Хью Гросвенор, 2-й герцог Вестминстерский, всю жизнь носил домашнее прозвище Bendor ("золотая перевязь", друзья предпочитали сокращать его до Benny), ведущее свое происхождение от сложнейшего генеалогического казуса XIV века, потребовавшего вмешательства тогдашнего короля Англии и многолетнего опроса нескольких сотен свидетелей. Состояние же Гросвеноров основывалось на том, что примерно с тех же самых заповедных времен они последовательно и терпеливо занимались скупкой земельных участок на острове — и к XIX веку, в частности, стали крупнейшими землевладельцами в Лондоне. (Кстати, семейную традицию удалось сохранить в неприкосновенности и в XX, и в XXI веке, так что ныне здравствующий сэр Джеральд Гросвенор, 6-й герцог Вестминстерский, по-прежнему входит в тройку самых состоятельных англичан и тридцатку самых состоятельных землян.) Семейное состояние здесь упомянуто не потому, что в истории жизни Шанель это был, безусловно, самый богатый поклонник — а потому, что богатство Хью Гросвенора было настолько раблезиански необъятным, что уже давно перестало быть чем-то, что можно выразить в цифрах. Это было неисчерпаемое изобилие — как образ жизни и как произведение искусства.

Хью Гросвенор вырос в фамильном поместье в графстве Чешир, в резиденции, насчитывавшей более 50 спален и как раз перед его рождением расширенной и перестроенной Альфредом Уотерхаузом, поклонником викторианской неоготики — стройка шла 12 лет и обошлась в 70 миллионов фунтов в ценах 2014 года. В замке был органный зал, библиотека занимала 30 метров в длину, а столовая была больше библиотеки. Комнаты украшали работы Гейнсборо, Стаббса и Рейнольдса — это из "своих", ну и Гойи, Рубенса, Рафаэля и Веласкеса. Кто-то из историков позже назвал все это "вагнерианским" размахом, но, скорее всего, вагнеровская Валгалла была существенно скромнее. Еще одно примечание: роскошь роскошью, но социальной ответственности знати в Англии никто не отменял,— в годы Второй мировой Хью Гросвенор предоставил резиденцию в распоряжение военного госпиталя и морского колледжа, само собой.

Разумеется, дом Гросвенора в Лондоне был самым большим частным владением города, в гаражах герцога стояли 17 роллс-ройсов, а кроме того, в его распоряжении был частный поезд, две яхты и резиденции по всему миру.

Как и великий князь Дмитрий Павлович, герцог Вестминстерский однажды участвовал в Олимпиаде — в домашней, лондонской 1908 года (в соревнованиях на моторных лодках). Политические его воззрения всю жизнь оставались несколько более консервативными, чем у большинства британцев — а борьба с либералами занимала его нешуточно, хоть и не так сильно, как охота, скачки и женщины. Как честный джентльмен, он не отказывался жениться на своих пассиях — его первый брак был заключен в 1901 году, а последний в 1947-м. По странно-ироничному стечению обстоятельств все жены пережили герцога Вестминстерского на много лет. Пережила его и Шанель, которая от многолетнего романа сохранила не только шкатулку драгоценностей, укомплектованную не хуже Оружейной палаты, но и любовь к морским путешествиям, матросским беретам и вообще к матросским костюмам, и к англизированным силуэтам. Да, возможно, она сохранила и некоторое сожаление о том, что так и не стала герцогиней — но между замком и ателье, выбирала, разумеется, последнее.

Поль Ириб (1883-1935)

То, что его баскское имя непроизносимо, уроженец французского Ангулема понял, вероятно, еще в школе: "Ирибарнегарэ" пришлось сокращать ровно втрое, получилось очень изящно. В блистательной череде возлюбленных Шанель, Поль Ириб выделяется. Их роман был не только союзом двух влюбленных людей, но и своего рода символом, яркой приметой целой эпохи: и Шанель, и Ириб в 1920-е и в начале 1930-х принадлежали к одной и той же парижской богемной среде, которая в эти межвоенные годы, казалось, притягивала и вбирала всю эксцентрику, одаренность, яркость, которые можно было найти в мире. Парижские мастерские, кафе, редакции, книжные лавки, мансарды и их обитатели — все это была многонаселенная пульсирующая планета, которая день за днем производила на свет все новые и новые идеи, скандалы, проекты. Какие-то из них благополучно и прибыльно воплощались в жизнь, другие погибали здесь же, за столиками кафе. Сальвадор Дали и его объекты и картины, Жан Кокто и его фильмы и стихи, Сергей Дягилев и его балеты — все это и многое другое было тем дружеским кругом и той, буквально вскипающей от собственной одаренности, вселенной, частью которой были и лучшие коллекции Шанель. К этой богемной среде принадлежал и Поль Ириб, за плечами которого к концу 1920-х была биография, в каком-то смысле, не менее причудливая, чем у Шанель, а главное, не менее насыщенная. Рано преуспев как художник-декоратор, Ириб до какого-то момента, казалось, был совершенно ненасытен и незаменим. Начиная с 1906 года, он безостановочно работал — со всеми и повсюду. Рисовал карикатуры, как минимум для трех юмористических журналов. Делал эскизы для Поля Пуаре, а в 1908 году создал идеальный прообраз всех модных каталогов — альбом "Платья от Поля Пуаре, рассказанные Полем Ирибом" ("Les Robes de Paul Poiret racontees par Paul Iribe"). Вместе с Кокто издает двадцать номеров журнала "Слово". Разрабатывает мебель для того же Пуаре, для Жанны Ланвин, для Жака Дусэ — позже и для Шанель. Рисует рекламные плакаты, эскизы ювелирных украшений, вееров, почтовых открыток, текстильных рисунков. К одной из коллекций Поля Пуаре делает рисунок для ткани, который превращается в один из символов нового еще стиля, новой моды — так называемую "Розу Ириба", острую и невесомую. Делает рисунки для легендарной La Gazette du Bon Ton, которую в 1925-м купит Conde Nast, чтобы слить с Vogue. Ириб работает с цветом, с новыми и старыми печатными техниками, работает, работает, работает...

В какой-то момент ему начинает казаться, что все его успехи — слишком прикладные, всего лишь часть чужого целого. И тогда Ириб на шесть лет сбегает в Голливуд. Сначала художником-декоратором к гениальному и монументальному Сесилю Б. де Миллю, с которым сделает 16 фильмов. Потом — мания величия заразна — выторговывает у де Милля собственные режиссерские проекты и, в конце концов, еще один — последний,— где будет и продюсером, и декоратором, и режиссером, и актером. Но то, что получалось в камерных парижских студиях у Жана Кокто, было обречено в голливудских павильонах — проект обернулся дорогостоящим и громким провалом, испортившим Ирибу отношения решительно со всеми, от руководства студии до последнего гримера. И он снова оказался в Париже. Кстати, Шанель за это время тоже успела побывать в Америке, в Голливуде, ее карьера непосредственно в кино не очень-то сложилась, зато она прекрасно изучила то, что можно назвать массовым спросом и массовым вкусом.

Роман Шанель и Ириба, который по-настоящему начался в Париже, после 1930 года, пожалуй, единственный в ее жизни, который был на удивление похож на настоящий брак. Богемный Ириб оказался в повседневной жизни мнительным ипохондриком, склонным к домашней тирании. Но тем не менее именно ему мы обязаны уникальной линейкой Шанель: по эскизам Ириба она создала сказочно успешную ювелирную коллекцию из бриллиантов и платины — сегодня мы бы назвали эти драгоценности "трансформерами", потому что более крупные предметы разбирались на несколько мелких, не менее прекрасных.

Поль Ириб оказался и единственным мужчиной, который умер практически у нее на руках — на вилле Ла Пауза в Рокебрюне, во время партии в теннис, от сердечного приступа. Протокол о его смерти Шанель подписала как свидетель.

Culture Chanel
Dongdaemun Design Museum, Сеул, до 5 октября 2014

Ольга Федянина