В Вильнюсе проходит V Международный фестиваль "Новый балтийский танец". У фестиваля статус самого представительного на постсоветском пространстве. По первым впечатлениям корреспондента Ъ ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ эта репутация не подтверждается.
Название фестиваля появилось в те недавние времена, когда само существование современного танца в постсоветской Прибалтике требовало доказательств в виде готовой продукции. Эту первоначальную задачу фестиваль выполнил. Теперь ему покровительствуют чиновники, опекают соседи-скандинавы и культурные центры Западной Европы. География фестиваля неуклонно расширяется: в этом году в Вильнюсе покажут свои работы два десятка трупп из 13 стран — от инвалидов Великобритании (группа CandoCo) до израильских колхозников (Kibbutz Contemporary Dance Company).
Однако "Новый балтийский танец" меньше всего похож на выставку международных достижений. Азарт соревнования тоже исключен. Царит дух политкорректности. Здесь считается дурным тоном высказывать в кулуарах нелицеприятные замечания по поводу увиденного. В первый же день я попала впросак, с московской несдержанностью откомментировав выступление одной хореографини как попытку домохозяйки сбросить лишний вес. Функционерка феста укоризненно оборвала: "У нее потрясающая энергетика". И я стыдливо умолкла.
Потому что в Вильнюсе все равны, и мастера и неофиты: тут важен не результат работы, а сам процесс творчества. Просветительским программам на фестивале уделяют не меньше внимания, чем публичным показам. С первого дня в мрачном неоклассическом фойе кинотеатра "Пергале" полтора десятка "практиков", неумело пихаясь и кувыркаясь под руководством терпеливого шведа из танцевального колледжа Стокгольмского университета, постигали основы контактной импровизации, а профессор из Германии читал алчущим "теоретикам" многочасовые лекции по истории немецкого танцтеатра.
Уютную малую сцену Национального театра драмы сходу захватили феминистки из Канады, Литвы и Норвегии. Как и российские хореографини, они исследуют одиночество. Но в отличие от наших, трактующих тему в сугубо интимном плане, как отсутствие то ли любви, то ли просто подходящего партнера (под тексты типа "ты что делаешь, тварь?"), западные дамы исследуют "варианты стратегий духовного выживания в шуме сужающегося мира" (под элегические речитативы: "Люди замерзали в снегу — в большом белом свете"). Феминистские исследования выглядят довольно однообразно: медленные корчи, скрюченные сучочки ручек (следы изучения японского буто); долгие мотания головой или конечностями (отголоски эстетики минимализма); лихорадочные метания с подскоками и падениями (отзвуки экспрессионизма). Дамы различались степенью профессиональной подготовки, а их проекты — стоимостью. По этим критериям безусловное лидерство принадлежит норвежке Эллен Юханнсен (Ellen Johannesen) и ее "Пещерной женщине".
Хельсинкский муниципальный Театр танца под руководством хореографа Ари Тенхула (Ari Tenhula) к пластическим философствованиям относится, напротив, иронически. В своей работе "Сиять" финны попытались постебаться над тем, как "западные люди ищут свои души в Индии". Начало было заводное: на попсовое переложение гимна "Харе Кришна, харе Рама" дородная тетка с внешностью домохозяйки и богемного вида чудачок с хвостиком на макушке, самозабвенно пританцовывая, имитировали половой акт. Следующая часть оказалась не столь однозначной: семеро танцовщиков обоего пола, выстроившись в две шеренги, очень долго и радостно плясали в устаревшем стиле диско под кислотную авангардную электронику Autechre, совсем не подходящую случаю. Музыка победила; следующая часть выглядела вполне психоделически: половина труппы оказалась подвешенной к колосникам, другая половина меланхолически раскачивала висящие тела. Тут, каюсь, я вздремнула, найдя, что финская шутка слишком затянулась. Впрочем, даже честно бодрствовавшие коллеги так и не смогли внятно объяснить мне, чем там дело кончилось.