В Центральном доме художника представлена "Башня" Николая Полисского и Константина Батынкова. Это один из двух проектов-превью выставки "Арт-Москва", которая откроется завтра. Если судить по ним, "Арт-Москва" обещает стать грандиозным событием.
Башня Полисского и Батынкова представляет собой семиметровый зиккурат из сена, выстроенный в деревне Никола-Ленивец Калужской области.
Это нужно себе представить. Идешь, значит, по этой области — и вдруг там зиккурат. Оторопев на какое-то время от такого явления, начинаешь размышлять, к чему бы это. Размышление приводит к мысли о глубоко гуманистической сути этого сельского лэнд-арта.
Многие наблюдатели — политики, хозяйственники и деятели культуры в последние годы с неприязнью отмечают прекращение сельскохозяйственной деятельности в России. В основном замечания на эту тему сводятся к мысли о том, как бы ее возобновить. Художники Полисский и Батынков пошли по другому пути. Они думали о людях. Крестьяне, годами косившие сено, сушившие его и стоговавшие, теперь лишились этого занятия. То есть столкнулись с вопросом: "Зачем все это было?"
И тут появляется николо-ленивецкий зиккурат. Два аспекта этого сооружения вызывают особое внимание. Зиккураты делались в древности в Египте, Месопотамии и в Америке ацтеков и майя. В Египте и Месопотамии они сделаны из глины, а у майя — из камня, а никола-ленивецкий зиккурат сделан из травы. Здесь такая закономерность: зиккураты сделаны из того, из чего сделано то, на чем они стоят. Месопотамия сама из глины, и зиккураты там из глины, земля ацтеков и майя отличалась каменистостью, а Калужская область — травянистостью, и поэтому зиккурат травяной.
Это только начало исследования. Историки архитектуры давно доказали, что кирпично-каменная архитектура родилась из деревянной, а деревянная архитектура появилась из травяного шалаша. Это доказано и на примере древнегреческих храмов, и всего остального. Соответственно, получаем, что травянистый зиккурат — это первичная форма зиккурата, а уже из него получился глиняный и каменный как высшая стадия травянистого. Но как мы уже выяснили, зиккураты делаются из того, что под ногами. Трава под ногами — это наше российское явление, потому что в Египте какая трава — там вообще один песок. Этот простейший силлогизм доказывает, что первичный зиккурат появился в России в силу его травянистости и потом распространился по всему миру. Таким образом, художникам удалось открыть наш древнейший зиккуратный приоритет.
Конечно, возникает вопрос, куда же делись зиккураты после того, как мы их изобрели. Но на этот вопрос легко ответить. В сущности, возведенный художниками зиккурат является стогом, только очень большим. У нас многовековая, а теперь можно сказать, что и тысячелетняя история стогования. Известны две особенности русского национального характера — тяга к обобщению (русский космизм) и некоторая забывчивость. Видимо, и с зиккуратом произошло то же самое. То есть до того дообобщались, что забыли, чего обобщают.
Это открытие позволяет нам не только проследить тысячелетнюю традицию бытования в России зиккуратных форм, но и объяснить, что значат эти таинственные и на первый взгляд бессмысленные сооружения. Русский народ утверждает, что в стогах бывает три типа существ. Это мыши, змеи и девки. Миф о змее и деве является архетипическим для ближневосточных культур (тут надобно вспомнить не только библейский миф, но и Клеопатру, которую укусила змея). Однако же поздние восточные подражания нашим первичным русским зиккуратам упустили из этой истории главное, а именно мышей. Как в начале века установил Максимилиан Волошин, мыши — это Музы (ср. в английском мышь — mouse). То есть из союза девы и змея рождается не то, что все думают, а искусство, что и выражено зиккуратом. Искусство отправляет ввысь, в небеса. Это — древнейший русский мотив штурма неба силами сена.
Так часто бывает, что озарение приходит в критический момент. Теперь, когда сельское хозяйство закончилось, выяснился его смысл. Например, стога — это зиккураты, и возведение их имеет вовсе не хозяйственную, а магическую функцию. Ту же операцию можно проводить с другими сельхозобъектами — например, с сараями, скотными дворами или комбайнами. Зачем они — пока неясно, но никола-ленивецкий зиккурат дает нам надежду выяснить. Вообще, у нас открываются новые перспективы. Практически в области сельского хозяйства мы можем делать то же, что и делали, забыв про низкую выгоду и полностью сосредоточившись на магических аспектах проблемы. Теоретически же мы можем выдвинуть в качестве основного для сельских регионов России лозунг: "От сельского хозяйства — к сельскому искусству".
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН