Сегодня следователи Генпрокуратуры должны предъявить обвинение бывшему первому замгендиректора "Аэрофлота" Николаю Глушкову в попытке побега из гематологического центра РАМН. Лечащий врач господина Глушкова кандидат медицинских наук СВЕТЛАНА ЩЕРБИНИНА уверена, что пребывание в тюрьме смертельно опасно для ее пациента. Об истории болезни и побега врач рассказала корреспонденту Ъ ЮРИЮ Ъ-СЕНАТОРОВУ.
— Когда Николай Глушков стал вашим пациентом?
— Под мое наблюдение он попал еще осенью 1998 года, после того как прошел курс лечения в Лозанне. Тогда швейцарские врачи, которые обследовали его с мая по сентябрь 1998 года, выявили у него наследственный гемахроматоз и рекомендовали ему делать лечебное кровопускание.
Гемахроматоз — наследственное заболевание с хроническим прогрессирующим течением. Оно характеризуется нарушением обмена веществ и обусловлено перегрузкой органов и тканей железом. При этом поражаются печень, поджелудочная железа, сердце. Происходит изменение цвета кожного покрова.
Оказавшись в Москве, Николай Алексеевич через своего помощника обратился в медцентр управления делами президента. Однако там ему порекомендовали обратиться в наш центр и назвали мое имя. Кстати, перед арестом Николай Глушков перенес серьезную операцию по удалению пупочной грыжи. Операция прошла 20 ноября 2000 года, а 7 декабря его вызвали в Генпрокуратуру в качестве свидетеля и в тот же день арестовали.
— Как отразилось пребывание в тюрьме на вашем пациенте?
— В "Лефортово" Николая Алексеевича постоянно преследовали приступы сильной боли в области правого подреберья. Его положение усугубляла почечная недостаточность, высокая температура и давление.
— Вам разрешали проводить медосмотры?
— 26 января этого года по просьбе адвоката Андрея Боровкова руководство Генпрокуратуры разрешило мне проконсультировать пациента, как они сказали, "по месту его содержания". Осмотр Глушкова я проводила вместе с одним из врачей "Лефортово", после чего тот согласился с моим выводом о неотложной госпитализации.
— Быстро решили этот вопрос?
— Почти через месяц. 20 февраля Глушкова доставили к нам под охраной. Но прежде чем Николая Алексеевича привезли в центр, руководство "Лефортово" вместе с нашим искало специальную палату, такую, чтобы подследственного можно было охранять 24 часа в сутки. Такая палата должна быть оборудована всем необходимым, чтобы пациент без особой нужды никуда не отлучался. Оба охранника — их, кажется, зовут Дима и Алексей — круглосуточно дежурили у Глушкова под дверями. Они с ним даже курить вместе ходили. И гуляли вместе с ним во внутреннем дворике медцентра минут по 30-40, но далеко не каждый день.
— Вы видели своего пациента 11 апреля, когда он якобы пытался совершить побег?
— Я вообще отказываюсь верить в это. Позже объясню почему. 10 апреля я делала Глушкову последнюю операцию по очищению крови — это очень болезненная процедура, когда из вены пациента берется сразу пол-литра крови и еще кровь для лабораторных исследований. В результате у Николая Алексеевича появилась сильно выраженная слабость, он с трудом передвигался по палате. В таких случаях предусмотрен только постельный режим.
Я осталась в центре на ночь. А утром спросила его о самочувствии, и он ответил "нормально". Потом около 11 утра из Генпрокуратуры приехал следователь Александр Филин и спросил, может ли он повидаться с Николаем Алексеевичем. А потом вдруг поинтересовался, каким образом Глушкову определили 2-ю группу инвалидности. На что я ему ответила: "Это было сделано 27 марта установленным путем". После этого мы с охранниками остались за дверями палаты, а он, проведя с Николаем Алексеевичем минут пять-семь, уехал.
— Что произошло вечером (по версии следствия, около 22 часов Николай Глушков попытался скрыться)?
— В начале пятого вечера к Николаю Алексеевичу приехал адвокат, а позже, когда уходила домой, я видела его гуляющим с охранниками возле входа в приемное отделение.
— Убежать из вашего центра реально?
— Не думаю. У нас довольно высокая ограда из стальных прутьев, постоянная охрана на входе. Просто так не выйдешь. Тем более ночью. А потом, Глушкова все время охраняли. Я-то это видела.
— А был ли, на ваш взгляд, смысл в побеге?
— Никакого. Это объясняется тремя причинами. Во-первых, в Швейцарии помимо наследственного гемахроматоза у Глушкова обнаружили еще систоло-диастолическую гипертензию — заболевание, которое в любой момент может привести к печальному исходу. Во-вторых, 9 апреля, когда он находился под капельницей, я разговаривала с Николаем Алексеевичем о тактике лечения. 18 апреля у нас с ним была запланирована встреча с профессором-аллергологом из Института иммунологии. Эта консультация была жизненно важна для моего пациента в связи с рецидивирующей аллергией, которая была также обнаружена у Глушкова. Профессор должна была обследовать его и назначить лечение. И он очень ждал встречи с ней. И в-третьих, Николай Алексеевич живет со своей 17-летней дочерью, и я не думаю, что он смог бы ее бросить ради побега. В беседах со мной он откровенно говорил, что очень надеется на адвокатов и правосудие. И если бы он сбежал, то без необходимого медицинского контроля долго не продержался бы.