Свою позицию относительно ввоза в Россию из-за рубежа и переработки здесь облученного ядерного топлива корреспонденту Ъ ВЕРЕ РОМАНОВОЙ изложил АЛЕКСАНДР Ъ-РУМЯНЦЕВ, недавно занявший пост главы Минатома.
— Академик Велихов в одном из телеинтервью говорил, что в Москве на территории Курчатовского института, которым вы руководили, захоронены радиоактивные отходы. Продолжают ли в институте появляться новые ядерные отходы? Как с ними поступают?
— Суммарная активность радиоактивных отходов Российского научного центра "Курчатовский институт" на сегодня оценивается в 100 тыс. кюри. Их объем — порядка 2 тыс. т. Хранят их во временных хранилищах. Насколько это в наших силах, мы сегодня обеспечиваем ядерную и радиационную безопасность. Действительно, отходы продолжают образовываться. Например, реактор "Ромашка" — его нет уже лет пятнадцать, а топливо еще не вывезено. Технологически реактор невозможно остановить сразу, это очень сложный и долгий процесс. И с останавливаемым реактором головной боли намного больше, чем с работающим. Пока практически нигде в мире после остановки реактора его площадка не реабилитирована до стадии "зеленой лужайки", как это принято называть в мировой атомной терминологии. Лично я предпочитаю другой термин — "зеленый холм", он более точно описывает то, что должно получиться в итоге. Но главное другое: в идеале все должно стать настолько безопасным, что по этому зеленому холму или лужайке смогут гулять дети.
— Является ли Курчатовский институт самым крупным в Москве центром, где имеются радиоактивные отходы?
— К моему глубокому сожалению, Курчатовский институт действительно самое крупное "хранилище" радиоактивных отходов в Москве. Это связано с тем, что институт (тогда он назывался "лаборатория номер два") был создан 58 лет назад для разработки и реализации атомного проекта. Сейчас это один из крупнейших ядерных центров страны. Курчатовский институт — это уникальные физические установки, исследовательские реакторы, критические сборки, "горячая" материаловедческая лаборатория, а также пункты хранения ядерных материалов и радиоактивных веществ. Центр был создан на окраине Москвы, но по мере ее интенсивного развития оказался в черте города. Неизбежным результатом деятельности при реализации военных и гражданских программ в период с 1943 года по настоящее время явилось накопление значительных количеств отработавшего ядерного топлива (ОЯТ) — его сейчас скопилось около 6 т суммарной активностью более 3 млн кюри — и радиоактивных отходов.
— Где в России проблема радиоактивных отходов стоит наиболее остро и почему?
— Это, безусловно, Челябинская область, колыбель нашей атомной отрасли. Еще в 1948 году там начал действовать уранграфитовый реактор, на котором был изготовлен первый оружейный плутоний. В 1957 году в Челябинской области произошла катастрофа, так называемое Кыштымское событие.
В детстве я сам попал в "Кыштымский след", и меня даже кормили ухой из рыбы, выловленной в загрязненной речке. Уже потом, когда учился в МИФИ, сопоставил данные о катастрофе и свою поездку в тот регион.
— Значит, еще в детстве вы могли пострадать от радиоактивных отходов. А как вы относитесь к ввозу ОЯТ в Россию?
— Рационально. После переработки ОЯТ из него будет извлечено примерно 80% (от первоначальной массы) нового энергетического сырья, то есть свежего топлива, которое мы снова продадим. Еще порядка 5-10% от общей массы приходится на драгоценные металлы, которые мы тоже извлечем из ОЯТ.
Оставшиеся проценты и будут считаться отходами. С ними предлагается поступить следующим образом: сначала пережечь в реакторах для уменьшения их активности. Это могут быть и твердотопливные реакторы, и жидкосоляные реакторы-пережигатели, разработанные в Курчатовском институте. В конечном итоге отходы будут остеклованы.
— Будут ли отходы возвращены назад, в страну-изготовитель?
— В каждом конкретном случае вопрос будет решаться особо. Все будет зависеть от условий контракта. Но прежде чем заключить контракт, документы должны пройти целую цепочку. Сначала они должны быть утверждены правительством, затем последует заключение международного договора о сотрудничества, подготовка проекта внешнеторгового контракта, разработка единого комплексного проекта, его экспертиза, утверждение единого комплексного проекта... И только после этого — заключение контракта.
Отдавая назад отходы, мы должны помнить, что в них есть тот самый плутоний. И тут на первый план выходит вопрос соблюдения международного режима нераспространения. Это самый тонкий момент во всей проблеме ОЯТ. В отношениях с зарубежными партнерами, в том числе и Ираном, мы будем настаивать на том, чтобы оставить "отходы" у себя.
— Будет ли отличаться ваша политика на посту министра от той, которую проводил в отношении ОЯТ Евгений Адамов, прежний глава Минатома?
— Нет, не будет.
— Что должно сделать ваше министерство в связи с перспективой ввоза ОЯТ в Россию?
— Необходимо усиление безопасности работ с ОЯТ. Буду делать все, чтобы эти проблемы решались технически. А для этого в первую очередь нужно принять поправки, разрешающие ввоз на временное хранение и переработку ОЯТ от зарубежных АЭС. Ведь за эти деньги мы будем очищать Россию.
— Есть ли сейчас у России конфликты с другими странами по вопросам радиоактивных отходов? В 90-х годах, например, Япония была очень возмущена сбросом жидких отходов в Японское море.
— Нет, конфликтов сейчас нет. Но озабоченность высказывают многие страны. Это, конечно, в первую очередь северные страны, вблизи которых находится наш атомный флот. Ведь столько атомных подводных лодок не утилизировано, а на дне лежат и "Комсомолец", и "Курск".