И снизу холмик

Выставка живопись

Известно, что большое видится на расстояньи, но неизвестно, на каком именно. С русским пейзажем из собрания Третьяковки в Лозанне разобрались фундаментально: устроители не пожалели места и хорошо отобрали работы, чем порадовали АЛЕКСЕЯ МОКРОУСОВА.

Чужая душа — потемки, и это видно по восприятию пейзажей. Швейцарцы, у которых все вверх, должны млеть от русских просторов, где все вширь и редко — холмик. Впечатление сказочное, не зря выставка в музее изобразительных искусств Лозанны названа "Магия русского пейзажа". Для нее отобрали около 70 полотен из собрания Третьяковской галереи: от Айвазовского и Перова до Верещагина и Коровина. Есть полузабытые авторы второго ряда, как Константин Первухин, Ольга Лагода-Шишкина (рано умершая жена Шишкина) и Руфим Судковский. Одни родились еще при Александре I, другие умерли уже при Сталине. В центре выставки — живопись 1850-1910-х годов, эпохи, выглядящей ключевой с точки зрения поисков национальной идентичности в искусстве. С некоторым запозданием — в Европе взрыв националистического дискурса совпал с романтизмом — передвижники пытались разглядеть в пейзаже нечто особенное, то, что позднее переплавится в миф о "загадочной русской душе". Но их работы не выглядят экспортными. Наших пейзажистов если и стали ценить, то уже на рубеже веков, благодаря усилиям прежде всего Дягилева, который готовил выставки русского искусства за границей или организовывал русские отделы на международных экспозициях. Но Дягилев, как и все мирискусники, не любил передвижников, за исключением Репина, Нестерова и Левитана (их тоже показывают в Лозанне). Потому новое поколение русских авторов в Париже и Мюнхене знали лучше, чем "шестидесятников", многие из которых и впрямь слишком прилежно учились у западных коллег, а сами после бунта против Академии художеств быстро поскучнели и закоснели. Успеху же дягилевских выдвиженцев во многом способствовала политика: быть русофилом в Европе стало модно, франко-русский договор 1892 года укрепил эту тенденцию, и даже немцы, против которых пакт по идее был направлен, ценили русских авторов.

В залах лозаннского музея конфликты между арт-направлениями сглажены, силы брошены на другое. Энциклопедическая панорама пейзажа создается не только отбором работ (Третьяковка не пожалела лучшего, есть и "Украинская ночь" Куинджи, и "Осенний вечер в Домотканово" Серова), но и принципом подачи. Огромные пространства Пале Рюмина, где расположен музей, переделали для выставки. Речь не о перепланировке памятника архитектуры (он назван в честь русских, семьи Рюминых, подарившей в XIX веке дворец полюбившемуся ей городу), но стены покрасили радикально. У каждого из десяти разделов свой цвет, перепутать "Города" с "Дорогами", а "Небо" с "Лесом" невозможно не только из-за сюжетов. А главное — развеска настолько свободная, "воздуха" между картинами так много, что московские хранители могут лишь позавидовать своим полотнам. По ту сторону Альп те стали выглядеть по-новому. Возможно, это повлияет на принципы развески в самой Третьяковке, во многом не изменившие традициям прошлого. Для общей атмосферы теснота выглядит неплохо, а вот для пейзажей сомнительно.