С каждым днем русских в Грозном становится все меньше. Оставшиеся в основном надеются на помощь чешской гуманитарной организации, которая время от времени выдает по десять килограммов муки и килограмму риса на семью. Но вот уже два месяца и такой помощи люди не получают да уже почти и не ждут. Ждут же в любой момент пули снайпера или просто прихода бандитов, которые вырезают всех — от грудных младенцев до стариков. О сегодняшней жизни русских в Грозном рассказывает корреспондент Ъ ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА.
На улице Дмитрия Донского, прямо в центре Октябрьского района Грозного, живет Серафима Тимофеевна Гончарова. Лет ей 78, вместе с нею в полуразрушенном доме живет больной сын Валерий. За всю свою жизнь Серафима Тимофеевна ни разу не уезжала из Грозного, не уехала и в 1999-м, когда город бомбили.
Вместе с соседями Гончаровы два месяца провели в подвале многоэтажки, которая во время одной из бомбардировок обрушилась, и вход в подвал завалило плитами и битым кирпичом. От голода и холода на второй месяц в подвале умерли сразу трое стариков. Валерий Гончаров ослеп на один глаз, а еще через месяц, когда их, полуживых, наконец-то извлекли из подвала местные жители, перестал ходить: отказали ноги.
Гончаровы вернулись в старый дом, половина которого уцелела, но не осталось ни продуктов, ни ценных вещей, ни теплой одежды — все унесли мародеры. Когда идет дождь, старуха и инвалид прячутся в углу дома, где сравнительно тепло и сухо. Когда дождя нет, Серафима Тимофеевна надевает единственную в доме тужурку и идет к ближайшему блокпосту просить воды и хлеба. Иногда у нее не хватает сил для того, чтобы дойти до поста, тогда она садится на землю и ждет, пока поблизости не появится кто-нибудь в камуфляже. Обычно военные помогают ей дойти до блокпоста. Кроме того, Гончаровы получают батон хлеба на два дня от Красного Креста.
Раньше получали гуманитарную помощь, но несколько месяцев назад в помощи им отказали, объяснив, что помощь — только для одиноких стариков и детей, а у Гончаровой есть 50-летний сын. Доказать, что сын нетрудоспособен, может только врач, но врачи в Грозном на дом к больным не приходят — не хватает сил на тех, кто в стационаре. Старухе остается надеяться только на военных: "Когда супчик дадут, когда хлебца маленько, а то и просто воды, и то спасибо". Когда она плачет, слезы теряются в морщинах, и их почти не заметно.
Омоновцы, к которым приходит Серафима Гончарова, говорят, что все равно помочь всем не могут. "Сами порой живем на одних консервах. Раньше людей в городе было меньше, многие боялись на улицы выходить,— говорит боец ОМОНа Алексей.— Тем, кто к нам приходил, мы помогали, да и продуктов было больше. А теперь мы в Ханкале получаем продовольствие, так нам сразу условие: половину из полученного назад надо вернуть — ну за труды, в общем, 'откат' продслужбе".
Сразу за блокпостом в полуразрушенной пятиэтажке живет пожилая чета Воробьевых. Они единственные в этом доме. Дыры в стенах залатали битым кирпичом, а некоторые просто заткнули мешками с песком, поставили печку-буржуйку и перестали открывать двери посторонним. Потому что за послевоенные месяцы в районе было убито несколько десятков русских. "Непосторонние" только омоновцы, которые изредка справляются, живы ли обитатели дома. Вот уже десять лет Воробьевы мечтают уехать из города, продать квартиру. Но квартира теперь ничего не стоит. Сергей Воробьев говорит, что они "обречены умереть в этих развалинах" и что за все их страдания бог когда-нибудь накажет тех, кто виноват, но наверное, это будет не скоро, а хотелось бы знать, что точно накажет.
На улице Богдана Хмельницкого в Ленинском районе Грозного русские семьи можно пересчитать по пальцам. Оксана Пыркина — мать троих детей, младшему нет еще года. Всю семью кормит 9-летний Альберт: собирает на рынке бутылки и просит милостыню. Без батона хлеба домой не возвращается: знает, что мать снова будет плакать, а младшие братья — просить еды.
Николай Лаврентьев вышел ко мне, приняв меня за представителя гуманитарной чешской организации. Он не понимает, почему грозненцам помогают только западные благотворители: а где же российские, разве Грозный уже не Россия? "Вот потому и не помогают, что Россия",— сам себе тут же отвечает Николай Петрович. "Забрали бы нас всех отсюда,— говорит Оксана Пыркина.— Мы согласны, чтоб нас хоть в товарном составе, как скот, только б увезли. Все равно куда, честное слово..."
Недавно на соседней улице неизвестные убили двух русских женщин, в Ленинском районе вырезали целую семью, снайпер застрелил женщину, жившую в том же доме, что Оксана Пыркина, только потому, что у нее были светлые волосы. Каждый день люди, которые прячут русые волосы под платки, ждут, что следующая пуля — их.
"Говорят, что жизнь налаживается,— сказал мне Николай Петрович.— Так неправда это. Погибаем мы тут и погибнем скоро".