Последним из немосковских спектаклей, участвующих в состязании "Золотой маски" по номинации "Спектакль малой формы", стал "Дядюшкин сон" Воронежского камерного театра в постановке Михаила Бычкова. Учитывая, что московские спектакли жюри смотрит заранее, конкурс завершен. Результаты станут известны в понедельник.
Давно известно: в Москве на "масочном" фестивале даже хорошие провинциальные театры показываются хуже, чем дома. Одним незнакомое пространство не подходит, у других сказывается трепет перед столицей и пресыщенной публикой, но чаще всего — даже в лучших сценических созданиях проступает некоторая общая профессиональная неряшливость и неточность формы, которой заражено, к сожалению, квалифицированное большинство нестоличных российских театров (многие столичные, впрочем, тоже). В родных стенах эти досадные свойства приглушены благодарным дыханием местной публики, но в Москве предательски лезут изо всех щелей. "Дядюшкин сон" — редкий пример театра, который не выпрашивает себе скидок на географию.
Сюжет Достоевского о богатом старике князе, которого предприимчивая провинциальная дама чуть было не женила на своей дочке, играется обычно как бытовая комедия характеров. Если к этим картинам провинциальных русских нравов прошлого века режиссеры и подмешивают гротесковой гоголевщины, то получается как-то вымученно. Михаил Бычков оставляет от, как он признается в буклете, "неряшливого, но, как всегда, возбуждающего текста Достоевского" набор характеров. Однако придумывает вместе с художником Юрием Гальпериным искусственную и аккуратную театральную среду, вроде бы выросшую из быта, но скрывающую резервы изысканной театральности. Фронтальная ширма Гальперина похожа на короткую улочку, где под единую высоту подведены домики-секции густых, но неярких расцветок.
Еще больше она похожа на шкатулку с секретами. То лишнее окошко в ней обнаружится, то невидная занавеска раздернется, то стенка вокруг своей оси завертится, то ящик-ложе сбоку выдвинется. Мелкие сюрпризы подаются умело — как откровения. Персонажей "Сна" художник с режиссером, кажется, тоже извлекают из каких-то потайных ящиков. Обитатели города Мордасова вместо провинциальной сочности обретают европейскую стильность. Они очень подходят к этой "формообразующей" декорации, немного похожи то на заводных кукол с кукольными страстями, то на карикатурных комиков, то на хрупкие фарфоровые статуэтки из антикварного набора — любое сходство внятно намечено, прорисовано, но не дожато, не перегнуто. Отчего в сгущающейся атмосфере этого странного сна чувствуется неясная, но притягательная театральная тайна.
Старый князь, о котором сказано, что он "не человек уже, а композиция", является в темном бархатном костюме с галифе и жабо из перьев, с закрученными кверху черными усами и огромной шляпой. Как будто его забросило сюда из какой-то знойной испанской пьесы, с берегов Гвадалквивира, о котором грезит эксцентричная Москалева Татьяны Кутихиной (номинация "Лучшая женская роль"). Разница между тамошними краями и нашими состоит помимо прочих мелочей еще и в том, что обмороченного старика должно быть непременно жалко — иначе в русском театре и огород городить нечего. В общем-то, рецепт вызова сострадания в таких случаях известен: надо снять маску и обнаружить под ней другое лицо. У Анатолия Абдуллаева (номинация "Лучшая мужская роль") удивительным образом получается и мастерски сыгранной комической маске не изменить, и русскую сверхзадачу выполнить. Одними глазами управляется, что ли. Во всяком случае, вместе с режиссером и художником актер дает отличный пример того, как плодотворно примирить холодноватый блеск вычисленной сценической формы и загадки отечественной театральной привычки.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ