В московском Центре драматургии и режиссуры состоялась премьера спектакля "Войцек" по знаменитой пьесе Георга Бюхнера в постановке Александра Назарова. Удивительно, но факт: это московская премьера шедевра немецкой драматургии XIX века. Что является не единственным достоинством постановки.
Гордая фраза из программки — "московская премьера пьесы Георга Бюхнера" — это, прямо говоря, сущий позор для Москвы как одной из театральных столиц мира. Репутацию страны отчасти спасают Екатеринбург и Петербург (где ее недавно ставили соответственно Григорий Дитятковский и Юрий Бутусов), но то, что одна из самых знаменитых и интригующих пьес мирового репертуара ни разу не ставилась в столице,— историческое недоразумение. Показательно, что исправлено оно не в какой-нибудь солидной академической труппе, а под крышей малобюджетного театрального новообразования, призванного помогать молодым режиссерам, актерам и новым пьесам.
Написанный на излете эпохи романтизма "Войцек" был востребован ХХ веком именно как современная пьеса. Всякий читатель бюхнеровского текста и сегодня изумляется не сюжету (в основу драмы положена реальная история лейпцигского цирюльника, казненного за убийство любовницы из ревности), но способу изложения и структуре пьесы. Фаталистическая взвинченность "Войцека", его странная недоговоренность и напоминающая киносценарий фрагментарность чудом заброшены под руку писателя начала XIX века. История маленького человека — затравленного солдата Войцека — на европейской сцене трактуется обычно как экзистенциальная драма героя, лицом к лицу столкнувшегося с бессмысленностью и пустотой бытия.
На главную роль в Центр драматургии и режиссуры приглашен Григорий Сиятвинда, взошедшая в последние сезоны звезда театра "Сатирикон". Актер-мулат уже одним только своим экзотическим обликом выделен из всех персонажей, превращен в потенциального изгоя. А еще его отличает необузданный темперамент. Астенический бюхнеровский Войцек, цепенеющий от собственных видений, обращен в витального непоседу-шута, которому лоскутный костюм Арлекина пошел бы гораздо больше, чем песочного цвета гимнастерка. Наблюдать за этим актером — истинное зрительское наслаждение, тем более что подвластна ему, как оказалось, отнюдь не только буффонада, но и настоящий драматизм. Так что с протагонистом режиссер Александр Назаров явно не промахнулся. Но внятно и последовательно выстроить вокруг него действие не сумел.
В финале постановщик выводит историю туда же, куда и Бюхнер — к совершенному Войцеком убийству. Но пробирается к нему Назаров такими окольными путями, что иногда перестаешь узнавать пьесу. Она искромсана, перекомпонована и щедро сдобрена отсебятиной. В свое оправдание режиссер может напомнить, что "Войцек", в сущности, остался в черновиках и поэтому перемонтировка эпизодов ненаказуема. Среди них есть особенно задевший Назарова: судя по всему, главный толчок его фантазии дала сцена уличного представления. В оживленном балаганно-площадном духе решен и весь спектакль. И режиссер, и актеры, словно на экзамене, стараются доказать, что могут играть и остро, и эксцентрично, и органично, и лирично.
Загадочный лаконизм пьесы забыт и раздавлен, спектакль идет долгие два с половиной часа без антракта, то спотыкаясь, то растекаясь в разные стороны. Молодому режиссеру фатально не хватает ощущения ритма и сценического времени. Выпутаться из своего же собственного замысла, который так и остается невнятным, он не в состоянии. Но важнее другое. У "незасвеченного" пока на столичном театральном рынке Александра Назарова, судя по всему, есть режиссерский талант. Последний узнается ведь не по оригинальности концепции и не по тщательности ремесленной отделки, а по способности насытить действием подмостки. И не Назарова вина, что именно ему вдруг выпало стать основоположником сценической истории пьесы. Пусть и в отдельно взятой театральной столице.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ