В Московском доме фотографии открылась выставка Анатолия Егорова — одного из самых заметных фотографов советской эпохи.
Анатолий Егоров сегодня славен панорамным снимком "Самолет", который, как считает Московский дом фотографии, является абсолютным лидером по продажам фотогалерей. На выставке он представлен тремя огромными негативами в рамках: из-за отсутствия широкоугольной техники Егоров снимал самолет в три приема. Курьез и раритет. Это, собственно, тот жанр, в котором воспринимаются его фотографии. Главное в них — ощущение раритетной подлинности советской эпохи.
Эпоха начинается в 30-е годы с человеческих эмоций. Одна из ранних фотографий Егорова — мальчишка, заливающийся счастливым хохотом от того, какую большую он поймал рыбу. В безнадежно рваных штанах, грязный и до невозможности счастливый. Эта интонация индивидуального счастья от победы присутствует во всех его лицах. Мальчишка, поймавший рыбу, и рабочий, запустивший прокатный стан, одинаково счастливы.
Их счастье подлинно, но неорганизованно: разные лица и разные ситуации. Однако постепенно разница начинает утрачиваться. В этом смысле замечательна егоровская серия "Типажи". Разновозрастные и разнополые лица на глазах начинают усредняться: у них одно и то же выражение, широкая, плотоядная улыбка, главное — не глаза, а рот, различаются люди между собой не столько как личности, сколько как носители разного числа разных по качеству счастливых зубов. Характерно название — "типажи" — как будто это этюды для какой-то большой картины. Таковой фотография делать не позволяет, но вслед за отдельными фигурами у Егорова возникают парады, и это кажется непреложным законом развития визуального пространства. Никуда, кроме как в общий парад, все эти индивидуально счастливые люди попасть не могли.
В парадах на место счастью приходит пафос ответственности. Егоров снимает парады не вполне обычно — его интересует не только, какие затейливые фигуры выписывают марширующие, но и те трудности, которые испытывает каждый марширующий по включению в эту большую работу. Особенно удаются ему в этом смысле парады рабочих и колхозниц. Таких снимков на выставке несколько. Пары — юноша с молотом и девушка с серпом — движутся, неся перед собой "рабочего и колхозницу" Веры Мухиной. Егоров снимает со стороны девушки, зримо показывая, как же ей неудобно: у всех юношей шаг суть шире, девушки растягивают шаг, чтобы идти в ногу, из-за чего чуть проседают, и им трудно удержать серп на нужной высоте. Выражения лиц этих женщин изумительны. Более идиотической радостной старательности представить себе невозможно. "Сердце колхозницы радостно билось оттого, что партия доверила ей изображать колхозницу. Она одновременно и приседала от счастья, и тянула кверху руку, чтобы удержать свой серп на одной высоте с молотом".
Давно замечено, что штатские плохо маршируют,— постепенно в парадах Егорова начинают преобладать военные. Эти маршируют отменно, но у них тоже проблемы с лицом. Даже странно выглядит — с таким счастливым вожделением смотрят все они на правофлангового, а он так тщательно изображает, что совершенно ни при чем.
По хронологии выставка охватывает и послевоенные годы, а по дизайну заканчивается войной — войне посвящен последний зал. Это совершенно правильно. С той же непреложностью, с которой из отдельных счастливых лиц возникают парады, из парадов возникает война. Иначе чего бы они маршировали? Такая счастливая эпоха. Сначала индивидуальное счастье от предвкушения слияния с большой страной. Потом слившаяся счастливая страна на параде. Сначала штатском, потом военном. Потом дым, разрушение, мертвые тела на взорванной земле, а потом снова парады. Егоров был репортером, его интересовала не красота кадра, а событие. И его выставка — полный круг тех событий, который должен был пережить каждый советский человек. Пионер. Физкультурник. Воин. Павший за коммунизм.
Теперь эти события кажутся экзотическими и раритетными и вызывают законный интерес у коллекционеров.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН