Танцовщики Мариинского театра выучили и показали четыре балета Ханса ван Манена. Учитывая, что Ульяна Лопаткина уже несколько лет исполняет его «Trois gnossiennes», можно сказать, что театр имеет полноценный вечер хореографии голландского балетмейстера. На премьере побывала ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Фото: Валентин Барановский, Коммерсантъ / купить фото
Патриарх современно-классической хореографии Ханс ван Манен вошел в Мариинский театр, как и все остальные зрители, послушно предъявив сумку на досмотр сотруднику службы безопасности. Никаких бомб не оказалось — ни в сумке господина ван Манена, ни в творческом плане. Балеты этого великого современного хореографа в исполнении артистов Мариинского театра не взорвали доброжелательно настроенный зал.
Хореографический минимализм и математический движенческий расчет являются основными чертами творческого почерка Ханса ван Манена. Он умеет сказать главное за несколько минут и тут же решительно прекратить балет: если телом все сказано, то зачем продолжать? Максимальная продолжительность его спектаклей — не более получаса, что позволяет за один вечер осилить с полдюжины постановок. Ван Манен ставит рационально и точно, его комбинации напоминают танцевальные формулы, которые исправно чертит на доске нудноватый профессор. Впрочем, все студенты и аспиранты этого профессора блестяще владеют материалом. Абстрактная ясность танцевальных формул, графиков и уравнений выражает пластические идеи хореографа о гармонии в этом мире, поиске если не смысла жизни, то точки опоры. Ван Манен может задать издевательски-замедленные темпы, когда на протяжении нескольких тактов танцовщики неспешно погружаются в глубокое плие или в экстатической прострации вынимают ногу в battements developpe. Он может бросить артистов в безумный танцевальный сквош, когда движения высыпаются, словно из рога изобилия: калейдоскопически сменяются ракурсы, словно метеориты, пролетают прыжки большие и малые, будто жемчужины с разорванной нити ссыпаются шене, и блямкают руки в такт ногам. Главное — зазубрить эти формулы, пропустить их через тело, слиться с ними, чтобы они стали частью маленькой индивидуальной истории.
Танцовщики Мариинского в большинстве своем показались пока еще только прилежными студентами, которые послушно переписывают формулы в тетрадки, высунув от усердия язык и приплетая к хореографии вполне конкретные переживания, почерпнутые из сюжетных балетов. Так, Юрий Смекалов в «Адажио Хаммерклавир» временами изображал нечто из «Идиота» Бориса Эйфмана. Ничего нового не добавила для себя Виктория Терешкина, в интерпретации которой «Пять танго» прозвучали как любовные сцены из «Кармен-сюиты» на музыку Пьяццоллы. Владимир Шкляров полностью погрузился в себя, не особо откликаясь на музыкально-пластические синкопы — успеть бы зазубренные формулы протарахтеть скороговоркой. Хореография ван Манена продемонстрировала, что Ульяна Лопаткина находится в блестящей физической форме, хотя в быстрой части «Вариации для двух пар» некоторые ее сбои были заметны. Наибольшее впечатление произвело обреченное на успех «Соло» для трех мужчин-виртуозов, которые не без успеха гонялись за скрипичным смычком Сигизвальда Кёйкена (в записи) и где больше других преуспел Александр Сергеев — именно своей подкупающе солнечной и теплой трактовкой.