Нравы и обычаи в разных частях Российской империи были столь различны, что впервые прибывшие в ту или иную губернию соотечественники не могли скрыть своего потрясения. Назначенный в 1903 году губернатором Бессарабии князь С. Д. Урусов с удивлением отмечал, что местные помещики шли на огромные жертвы, особенно в части гастрономии, чтобы продемонстрировать свое богатство.
Показная роскошь, пользование благами городской жизни, стремление больше получить и еще больше истратить — таковы были бросавшиеся в глаза черты бессарабских помещиков.
X кончил курс в университете и женился против воли отца, еще при его жизни, на одной особе, обладавшей прекрасным голосом и музыкальным талантом. Молодые уехали в Италию, получая от обиженного отца только 100 рублей в месяц — бывший студенческий паек, и поступили на сцену, распевая на итальянских театрах, жена — в качестве примадонны драматического сопрано, а муж, быстро выучившийся петь,— в качестве баритона. Так прошло несколько лет их оригинальной, полной приключений жизни, пока смерть отца не призвала чету певцов обратно в Бессарабию, где муж стал служить по выборам и заниматься хозяйством на бессарабский манер. В небольшой отцовский дом, помещавшийся среди села, была привезена из Италии мебель с инкрустациями, были выписаны музыкальные инструменты, бильярд, дорогая посуда. Земский дом в уездном городе был отделан вновь на счет нового общественного деятеля, кареты, кровные лошади были к услугам гостей, съезжавшихся к X в неограниченном числе. Гости ели, пили, ночевали и веселились, а хозяин, любивший, в сущности, простую, тихую жизнь и интересовавшийся искусством и службой, обратился в гастронома поневоле. Когда он пригласил меня к себе в деревню, я поставил условием простоту приема, особенно стола, так как не выносил обильных бессарабских яств. X до сих пор уверяет, что у него были приняты меры, чтобы угодить моим простым вкусам, но я опишу здесь подробно, как мы провели у него день. Я приехал с женой и одним родственником, не бывшим никогда в Бессарабии, на станцию железной дороги, где нас встретил сам хозяин в двух четырехместных экипажах. Проехав верст 20, мы в 3 ч. дня сели за стол, уставленный бутылками и закусками всевозможных видов. Утолив голод, мы лениво принялись за продолжение обеда, состоявшего из четырех сытных блюд, без супа. Просидев за столом часа полтора, я с нетерпением ждал возможности пойти погулять, но оказалось, что мы имели дело еще только с бессарабской закуской и что бессарабский обед не начинался. Подали два супа и еще семь огромных, разнообразных, сытных блюд.
Я был настолько близок с хозяином дома, что позволил себе выразить свою злобу на него молчаливым протестом, которого он до сих пор забыть не может: я не прикоснулся к подаваемым блюдам, видя в неожиданном продолжении обеда обман и покушение на мое здоровье. Другой приехавший со мной гость, калужский помещик, реагировал иначе на бессарабское гостеприимство — он заснул в середине обеда, и лакей долго не решался его толкнуть, подавая ему какое-то по-бессарабски пятое, а по-нашему девятое блюдо. Мы встали от стола около 7 ч. вечера; в 11 часов предстоял ужин.
Я потом узнал, что для этого дня было выписано из Одессы провизии на 800 рублей...