Среди руководителей Российской Империи, а затем и СССР очень долго существовала вера в то, что главный ресурс страны — человеческий — огромен и неисчерпаем. Но к середине 1930-х годов стало очевидно, что эта идея порочна. Вот только избранные методы борьбы за повышение рождаемости не вызывали восторга у тех, кто хорошо знал советскую действительность.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
"Изданный еще в дофашистский период"
28 июня 1936 года советские люди узнали из газет, что в семейном праве СССР, по существу, произошел разворот в обратную сторону. Все прежние декларации революционных лет о широких правах супругов больше не имели никакого значения. Создавалось ощущение, что все возвращается к прежним дореволюционным порядкам, с некоторой поправкой на равноправие женщин, о котором продолжала твердить советская пропаганда. Для многих граждан СССР подобные перемены оказались совершенно неожиданными. Хотя внимательные читатели прессы уже давно могли заметить приближение перемен в семейном праве.
В 1935 году в печати упоминали об инструктивном письме Верховного суда РСФСР, в котором судьям предписывалось тщательнее подходить к делам о детоубийстве и подкидывании детей, выявлять виновников и пособников этих преступлений и обращать особое внимание на участие в них отца ребенка. Затем начались публикации о необходимости запрета абортов и наказания за принуждение к ним.
В марте 1936 года, например, были опубликованы результаты исследования, проведенного социально-правовым отделом Ленинградского института охраны материнства и младенчества в 1929-1930 годах. Его сотрудники беседовали с 1800 женщинами, обратившимися за направлениями на проведение бесплатного аборта, и выясняли, идут ли они на искусственное прерывание беременности добровольно или под чьим-либо принуждением. Результат исследования доказывал, что чаще всего инициатором прерывания беременности был отец ребенка:
"В подавляющем большинстве случаев (87,3%) аборт производился по совету виновника беременности; в ряде случаев (2,7%) было прямое принуждение. Лишь в крайне редких случаях (0,5%) с его стороны имелись возражения. В остальных случаях он или не знал о намерении сделать аборт, или относился к этому намерению безразлично".
Другой результат немало удивил исследователей:
"При регистрированном браке аборт почти всегда производился по совету мужа или с его ведома, в случае же возражений мужа женщина не делала аборта. При не регистрированном браке муж в довольно значительном проценте случаев не знал об аборте или относился к нему безразлично".
Из материалов исследования явно следовало, что главной причиной прерывания беременности оказались материальные проблемы. Женщины, как правило, приходили за направлениями, когда понимали, что финансовое положение не позволяет им вырастить и воспитать ребенка. А мужчины настаивали на аборте, чтобы избежать выплаты алиментов в будущем. Однако вместо логичного вывода о том, что ситуация с очень значительным количеством прерываний беременности может измениться при улучшении материального положения семей, в Прокуратуре СССР, изучив материалы ленинградских специалистов, пришли к выводу о необходимости усиления наказания за принуждение к аборту. Как и за производство абортов вообще.
Оценив ситуацию, судьи начали ужесточать наказание за проведение подпольных абортов. А специалисты занялись изучением зарубежной законодательной практики. А. Герцензон и Н. Лапшина в обзоре действующих законов об абортах писали:
"Французский УК предусматривает за совершение аборта тюремное заключение до 5 лет и штраф. Германский закон, изданный еще в дофашистский период, также предусматривает тюремное заключение. Польский УК определяет наказание за аборт тюремным заключением до 10 лет, причем сама беременная женщина, допустившая изгнание своего плода, наказывается заключением до 3 лет. Итальянское уголовное законодательство рассматривает аборт не как посягательство на жизнь плода или здоровье матери. Оно рассматривает аборт как одно из преступлений против целостности и здоровья расы. Характерной чертой итальянского закона является суровость наказания за аборт. Эта суровость относится не только к лицам, совершающим изгнание плода у беременной, но и к самой беременной женщине, которая по наказанию приравнивается в ряде случаев к этим лицам. По итальянскому закону за совершение аборта может быть назначено заключение на срок до 20 лет. При этом сама беременная заключается на срок до 4 лет".
"С каждым месяцем растет рождаемость"
27 июня 1936 года в СССР появился закон, запрещающий аборты и вводящий уголовное наказание за них. Но те же А. Герцензон и Н. Лапшина подчеркивали, что существует принципиальная разница между советским и буржуазными законами:
"Этот закон... направляет острие уголовной репрессии против всех тех антиобщественных элементов, которые злостно нарушают устои социалистической морали и социалистической нравственности, пытаясь противопоставить социалистической форме семьи и брака буржуазную "форму" брака и семьи, свою половую "мораль", сводящуюся к распаду семьи и к половой распущенности. Закон 27 июня 1936 г. на первый план выдвигает не наказание, не репрессию, а целую систему экономических мероприятий по увеличению материальной помощи роженицам, по значительному расширению сети детских яслей, детских домов, родильных домов и т. д. Десятки тысяч новых родильных коек, почти 5 миллионов новых коек в детских яслях, более 2 миллионов новых мест в детских садах и т. д. — вот те цифры, которые характеризуют грандиозный размах этого участка социалистического строительства, потребовавшего только на 1936 г. более чем 2-миллиардных расходов. Основное место в новом законе занимают не уголовные наказания, вводимые за совершение абортов, а как раз те культурные и экономические мероприятия, о которых только что было сказано. Репрессия, уголовное наказание играют здесь, конечно, важную, но не основную, а вспомогательную роль. Товарищ Сталин на XVI съезде ВКП(б) в июне 1930 г., говоря о роли репрессии в социалистическом наступлении, указал, что "репрессии являются необходимым элементом наступления, но элементом вспомогательным, а не главным"".
Очень скоро газеты начали публиковать сообщения об успехах в борьбе на демографическом фронте. В сентябре 1937 года "Правда" сообщала:
"С каждым месяцем растет рождаемость в городах и селах Карелии. По данным управления народнохозяйственного учета, за 8 месяцев текущего года в республике родилось на 3778 детей больше, чем за тот же период прошлого года. Об устойчивости брака и укреплении семьи свидетельствуют данные о числе разводов. Это число уменьшилось по сравнению с прошлым годом на 60 проц.".
Похожие цифры приводились в сообщениях и из других частей страны. Правда, на пленуме Верховного суда СССР говорилось, что с подпольными абортами ведется слабая борьба, что означало, что их количество не уменьшается. А в реальности скорее росло. Ведь материальное положение трудящихся не улучшалось.
Об этом А .А. Сольц, старый большевик, работавший в Верховном суде СССР, в ноябре 1936 года писал:
"Женщина, забеременев, идет на все, лишь бы избавиться от ожидающих ее забот. Надо больше уделять внимания женщине в этом положении, и тогда меньше будет абортов. Ей в первую очередь должна быть дана работа, ей в первую очередь должна быть предоставлена квартира. Местком в городе, председатель колхоза и директор совхоза в селе — все должны прийти к ней на помощь, не ожидая ее обращения к ним. Забота о детях не может ложиться своей тяжестью исключительно на матерей, ибо тогда аборты неизбежны, и запрет вызовет только рост нелегальных абортов, которые еще в большей степени грозят жизни и здоровью женщины".