Театр DEREVO Антона Адасинского показал в Петербурге спектакль "Суицид в прогрессии". Его поставили в Германии, привезли в Россию доводить до ума и вскоре покажут на "Золотой маске". Тем самым DEREVO демонстрирует решимость убрать из своей постоянной прописки город Дрезден, где оно жило последние несколько лет. "Все-таки мы русский театр",— говорит его руководитель, трактуя прежнее ПМЖ всего-навсего как затянувшийся зарубежный проект.
Спектакли будут идти каждый день, обрастая, по заверениям господина Адасинского, новыми подробностями и уточнениями с каждым представлением.
Зрители к этому уже привыкли. В октябре прошлого года DEREVO приезжало на гастроли в Россию после долгого перерыва. На пресс-конференции Антона Адасинского тогда началась натуральная истерика: журналистки вполне вменяемого возраста яростно призывали припасть к истокам и попрекали космополитичным образом жизни. Напор был велик, здравых доводов господина Адасинского никто не слушал, зато DEREVO и его руководитель впервые осознали, как экстатично их здесь любят. Следующие полгода закрепили это ощущение: театр дважды гастролировал в Питере, толпа жаждущих выбила от усердия стеклянные театральные двери, сам Адасинский исполнил роль Дроссельмейера в "Щелкунчике" Мариинского театра, заработав обруганному на все лады спектаклю несколько похвал.
Перед началом нынешних гастролей состоялся еще и пресс-показ. Хотя несколько предъявленных сцен, разумеется, еще не весь спектакль, тем не менее тип зрелища был вполне очевиден. "Суицид" очень похож на то, что было сделано DEREVO`ом до сих пор. Отлично натренированные, налысо выбритые, психически и физически мобильные актеры, не мужчины и не женщины — "болванки", годные под любой персонаж. Сиротские одежки. Аксессуары: только дерево, бумага, металл, ткань, никакой пластмассы, ручная работа. Промышленная какофония звуков. Эклектика как главный принцип композиции. Действие развернуто в цепь миниатюр, общего сюжета нет, каждая история разомкнута. По способу производства — чистый математический расчет. По впечатлению — неуправляемые аффекты. От прежней продукции "Суицид" отличается одним: главное здесь — вызвать у зрителей некие пространственные и физические ощущения.
Под спектакль специально сняли маленькую телестудию. Зрительские скамейки тесно поставлены вокруг площадки. В центре — вертящаяся круглая платформа. Потолок теряется где-то вверху. Лучи света выхватывают то одну, то другую фигуру. Когда свет гаснет вовсе, а воздух сотрясается чугунным грохотом, в публике случается дружный приступ клаустрофобии.
Вот двое, приплясывая на месте, кружатся на платформе, как на карусели, один бежит по краю площадки, один медленно идет. Получаются три круга, крутящиеся с разной скоростью,— и у зрителей начинается самая настоящая морская болезнь. В странных замедленных танцах, кажется, руки-ноги актеров прорастают, как ветки. А красная лента на шее Адасинского, выплясывающего под фугу свою версию "Умирающего лебедя", поселяет тошнотворное чувство, словно при виде настоящей крови. Каждая миниатюра демонстрирует новый способ извлечения из публики переживаний подобного рода. Завороженные зрители позволяют проделать над собой абсолютно все, смирившись с устойчивым чувством, что оказались внутри навороченной компьютерной игры, правила которой не известны.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА, Санкт-Петербург
16, 17, 18 марта в студии ТРК "Петербург".