Жилищные споры превращают близких родственников в заклятых врагов, и вот два очередных примера. Судятся бабушка с внуком и племянница с тетей. В первом случае речь идет о признании родственного обмена фиктивным. Суд в трудном положении, поскольку обмены, когда на самом деле никто никуда не переезжал, совершались тысячами, и любое решение создаст прецедент. Вторая история еще интереснее: отец семейства умудрился зарегистрировать договор купли-продажи своей квартиры уже после своей смерти.
Судьи на распутье
В 1981 году Клавдия Хан-Магомедова совершила родственный обмен со своим внуком Владимиром Петровым, который с женой и сыном жил у своих родителей. Так решил семейный совет. Вся семья Петрова-младшего прописалась у бабушки, а та — у дочери, матери Владимира. Таким образом, и место на будущее "застолбили", и жена Владимира, которая сама была из Подмосковья, получила столичную прописку. На самом деле все продолжали жить на прежних местах. Юридически такая сделка считается мнимой. И вот на этом основании в 1995 году бабушка начала тяжбу о признании обмена недействительным.
Дело в том, что Владимир со своей женой развелся и переехал в другое место, а та при полном одобрении бывшего супруга и его родителей бабушкину квартиру приватизировала. Остальные родственники, в том числе и сама Хан-Магомедова, об этом, по их словам, ничего не знали. Все открылось случайно, во время выяснения каких-то вопросов в местном жилуправлении. Что там произошло между родственниками и почему все они так сильно обеспокоились данным обстоятельством, осталось неясным, но Хан-Магомедова подала в Преображенский суд иск к своему внуку, требуя признать тот давний обмен фиктивным.
Уже в ходе слушаний представлять интересы истца взялся адвокат 9-й юрконсультации Мосгорколлегии Евгений Данилов. Опираясь на показания родственников и соседей Хан-Магомедовой, а также на справки из поликлиники, он утверждал, что обмен в свое время совершался не с целью улучшения жилищных условий, как это было сказано в обменных документах, а с целью сохранения квартиры. Никто ведь на самом деле не переехал, значит, государство тогда ввели в заблуждение. Такой обмен, считал адвокат, признавать нельзя. Так гласит пункт 2 статьи 73 Жилищного кодекса.
Правда, сам Владимир Петров, его родители и бывшая жена говорили, что переезд все же был, хотя все вещи бабушки (мебель, телевизор, холодильник и т. д.) остались в ее квартире. То есть настоящей целью обмена было именно улучшение жилищных условий. Это подтвердили и несколько свидетелей, которые 14 лет назад помогали Петровым переезжать. Но через месяц по требованию Хан-Магомедовой все вернулись на свои прежние места. Хан-Магомедова этого не отрицала, но утверждала, что она просто гостила у своей дочери. Суд все же решил, что это был настоящий обмен. К тому же, по мнению суда, давно уже прошел срок исковой давности. В иске Хан-Магомедовой было отказано.
Тогда по ее кассационной жалобе дело рассмотрела гражданская коллегия Мосгорсуда. На этот раз под сомнение были поставлены показания Петровых и их свидетелей. При этом суд решил, что о сроках исковой давности в этом деле говорить не приходится: так как событие (то есть переезд) не наступило, то никаких правовых последствий оно за собой и не повлекло. А исковые сроки исчисляются именно с момента наступления таких последствий. Решение Преображенского суда было отменено и дело отправлено на новое рассмотрение.
Другое жилищное дело, которое на днях в первой инстанции закончил Евгений Данилов, больше похоже на детектив.
Покойники не оставляют автографов
В марте 1994 года неожиданно умер хозяин однокомнатной московской квартиры Владимир Жуйков. Как утверждает его дочь Дина Жуйкова, с отцом у нее всегда были прекрасные отношения, и он неоднократно обещал оставить квартиру ей. Общалась же дочь с отцом до самого последнего дня. Жуйкова собралась было принять наследство, но нотариус вдруг сообщил, что квартира уже продана. Оказывается, за две недели до смерти Жуйков заключил договор купли-продажи со своей сестрой Ириной Полищук. В департаменте муниципального жилья Москвы этот договор заверили в день смерти Жуйкова. Причем самое интересное, что умер он в 11 часов утра, а регистрация, как выяснилось, состоялась в 16 часов. А между тем при этой процедуре обязательно участие обеих договаривающихся сторон. Ко всему прочему у Дины Жуйковой большие сомнения вызывала и подпись отца под договором.
Она обратилась за помощью к адвокату Евгению Данилову, а тот от ее имени подал иск к Полищук, требуя признать договор недействительным. Одновременно он обратился в бюро независимых экспертиз "Версия" с просьбой определить подлинность подписи продавца.
В суде адвокату не составило большого труда доказать, что регистрацию договора признать нельзя, так как Жуйков при этом никак не мог присутствовать. В суд вызвали представителя департамента муниципального жилья, но тот ничего вразумительного пояснить не смог. Договор признали недействительным, однако Полищук намерена обжаловать это решение. На этот случай Данилов припас сильный козырь: из "Версии" пришел ответ, что подпись под договором вообще Жуйкову не принадлежит.
МАКСИМ Ъ-СТЕПЕНИН