Письмо из 1954 года
Оно было опубликовано в июньском номере журнала "Огонек". Мальчик Андрей просит не упоминать его фамилию и рассказывает о своей семье — удивительно читать о столь личном на фоне очерков о заводах, снимков передовиков производства и репортаже о кинопередвижке в тундре. "Моему отцу 48 лет. Он добрый. Никогда меня не наказывал, доставлял по возможности удовольствия (отправлял меня раз в "Артек")". Андрей убеждает редакцию, что отец, в общем-то, хороший человек, хотя все его достоинства с частицей "не" — не наказывает, не пьет, не курит. Особого внимания на отпрыска, судя по письму, этот советский служащий, тоже не обращает, но однажды на каком-то торжестве — счастье! — назвал Андрея любимым сыном. Эти крупицы отцовской ласки мальчик помнит и подробно описывает. Вон у большинства подростков вообще нет отцов — на фронте погибли. А тут все так замечательно. Наслаждаться бы: "Правительство и партия много делают для того, чтобы семьи наши жили хорошо, счастливо, чтобы быт упрочился, чтобы дети были радостные, счастливые". Но нет. Мама плачет.
Дело в том, что отец Андрея — ходок. Бабник. Каждый раз, когда он влюбляется в очередную барышню, то практически перестает разговаривать с домашними, лишь огрызается. С работы приходит поздно, иногда под утро. "Раньше я не понимал... Теперь мне все ясно. Вот сейчас кто-то опять покорил папино сердце. Удивительно! Он жалеет всех одиноких женщин. Неужели он не понимает, что своим отношением превращает нас в одиноких? А кто же нас пожалеет?"
Я как-то сразу увидела семью Андрея. Нервного ребенка, который забросил учебу: "Он меня иногда спрашивает, почему я плохо учусь, почему дисциплина плохая, разве, мол, мне чего-нибудь не хватает? Да, мне не хватает настоящей, большой дружбы в нашей семье". Уставшую женщину, которая не может решиться на развод, это ж позор. Тогда указом президиума Верховного Совета СССР были внесены серьезные изменения в брачное законодательство — развод был превращен в дорогую и сложную юридическую процедуру, которая, как правило, очень затягивалась. Даже в местной газете публиковали объявления о возбуждении такого судебного производства — стыда не оберешься. Поэтому, думаю, мама Андрея и не помышляла о том, чтобы официально расторгнуть брак. Это не приветствовалось ни государством, ни обществом. Так хоть в мучениях, но все-таки мужнина жена, не одинокая.
А одиноких — полный город. Вдовы, не дождавшиеся мужей с фронта. Довоенные невесты, так и не вышедшие замуж. Измученные жены алкоголиков-инвалидов. Подмигни любой, скажи доброе слово — и она твоя. Отец Андрея, не сдерживаемый никакими моральными принципами, метался от одной к другой и на все претензии отвечал, что такой уж он человек и это не изменить.
"Как мне хочется, чтобы папа пришел и сказал, что у него сегодня нет занятий в семинаре пропагандистов, потому что мне известно, что нет занятий! Но вот он смотрит мне прямо в глаза и утверждает, что сегодня они будут заниматься 4 часа... Я очень встревожен домашним положением, подавленностью мамы. Возмущает меня, что папа как будто добрый, а при этом равнодушен к страданиям своих близких".
Андрей надеялся, что папа, прочитав это анонимное письмо в любимом журнале, все поймет и раскается. Но вряд ли что-то изменилось. Может быть, и сам Андрей, и сыновья его потом жили так, будто война только закончилась и мужчины, даже непорядочные, на вес золота. И сейчас письмо мальчика из 1954 года вряд ли заставит опомниться какого-нибудь современного отца. Но вдруг?