Выставка фотография
Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов / купить фото
Главная площадка Фотобиеннале-2014 в Манеже делится на две части — магическую и политическую. Первая представлена уроженцем Нью-Йорка Роджером Балленом, давно проживающим и снимающим в Йоханнесбурге, и испанкой Оукой Лееле. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Мать Роджера Баллена работала в легендарном фотоагенстве Magnum, благодаря чему он сызмальства перевидал всю фотографическую классику первой половины XX века. Баллен начал снимать рано, но поначалу успеха не имел. Уехав в 1970-е путешествовать по миру, к 1982 году он обосновался в ЮАР, и там нашел натуру для своей первой книги снимков. Баллен снимал бедные семьи белых обитателей пригородов Йоханнесбурга, то есть тех, кого в США называют white trash. Фотография лопоухих близнецов с признаками задержки в развитии на лицах стала хрестоматийной. Как вспоминает Баллен, книга этих снимков произвела интенсивный локальный эффект: потомки буров обиделись на неприглядный портрет белого населения. Но бытописательством общества после апартеида Баллен не стал, уйдя в сугубо индивидуалистический мир постановочной фотографии. "Я психолог, а не политик",— обычно отвечает он на вопросы о социальных проблемах ЮАР.
Но и психолог из него своеобразный. 64-летний Баллен, дай бог ему здоровья,— автор для подростков. В этом он близок Джоэлу-Питеру Уиткину, фотографу с болезненным воображением, снимающему сдобренные декадентской бутафорией натюрморты из трупов. Баллен говорит о себе и своей работе сплошные банальности в романтическом духе: о демонах разума, свете, рождающемся из тьмы, и прочей белиберде, которая звучит внушительно только в момент полового созревания, когда юноши и девушки обнаруживают в себе темную сторону, никак не соответствующую ожиданиям вроде бы нормального общества. Недаром Баллен получил мировую известность после того, как снял клип для дуэта Die Antwoord. Два фрика разного пола мешают африкаанс с английским в адреналиновый коктейль, где угловатая сексуальность на равных с инфантильной агрессией. Фотографии Баллена — о том же самом, разве секса меньше. На его месте — парад детей и бомжей в декорациях нежилых помещений. В последней книге под названием "Убежище для птиц" Баллен все чаще вводит в кадр животных, отвечающих за неповторимость и уникальность запечатленного момента. Без кошек, собак, голубей и гусей все это казалось бы постановочной съемкой для журнала молодой моды. А так наслоение выразительных лиц, примитива граффити, фактуры руин и живой природы создает погружающий эффект ритуала вуду. И сам Баллен говорит, что фотографирование для него — затянувшийся обряд инициации, а каждый получившийся снимок открывает что-то новое в самом художнике. Неважно, что новое, скорее всего, повторяющийся аффект от идеально сложившегося кадра: заново радоваться таким вещам может только талантливый автор.
Баллен, наверное, черный маг, а его соседка по Манежу Оука Лееле практикует искусство светоносное. Она принадлежала к "Движению", возникшему в Мадриде после смерти генерала Франко. Группа художников, писателей и кинорежиссеров наслаждалась новообретенной свободой. Единственным творцом, переросшим тесные рамки междусобойчика, стал Педро Альмодовар, в ранних фильмах воспевавший вольницу "Движения". Дух карнавала чувствуется и в работах Оуки Лееле: по аналогии с давней выставкой перестроечной моды СССР ее экспозицию хочется назвать "Хулиганка 1970-х". Конечно, вкус к маскам и смене архетипов зародился не только в Мадриде. Примерно в те же годы начинала свой долгий путь перевоплощений американка Синди Шерман. Но в наивных по нынешним меркам работах Оуки Лееле чувствуется стремление к принципиальной неопределенности. "Диктатура кончилась, и мы можем быть кем угодно" — так можно определить рамки этой игры без правил.
Лучшая работа на небольшой ретроспективе в Манеже — это "Освобожденная менина", снятая в Прадо на фоне шедевра Веласкеса. Тут из толщи семейного и придворного портрета, как бабочка из кокона, вылетает обнаженная рыжуха. Чувствуется, что величие из учебников всем страшно надоело, и даже Веласкес, который и сейчас живее, чем официозная столица Испании (по крайней мере днем), не избежал критики. Чтобы проникнуться нехитрым искусством Оуки Лееле, надо еще помнить, что при Франко черный цвет был объявлен цветом национального искусства, поскольку его много и в средневековых фресках, и в Тицианах по заказу Филиппа II, и в караваджистах при дворе Филиппа IV, и в абстракциях группы "Эспанья 57". Желание раскрасить себя во все цвета радуги очень понятно и внушает оптимизм: черт его знает, вдруг Баллен прав, и из тьмы действительно что-то забрезжит.