Новая команда Французского культурного центра на редкость удачно продолжила традицию французских сезонов в Москве. В помещении Театра имени Моссовета был показан спектакль "Неподвижный путник", поставленный для своей труппы французским актером, режиссером, мимом, драматургом и кукольником Филиппом Жанти. Если судить по неслучайной публике, отсутствию лишних билетов, переполненному залу, суете телевизионных групп, событие намечалось незаурядное. И даже последующие два часа этого первого впечатления отнюдь не испортили.
"Компани Филипп Жанти" трижды была в Москве, но последние ее гастроли состоялись двенадцать лет назад, и только самые упорные поклонники (все больше режиссеры кукольных театров) вспоминали о шумном успехе французской труппы. Так что Жанти пришлось встретиться с совсем новой для него публикой. Да и сама труппа не только выросла (в смысле разрослась), но и значительно изменила свой стиль.
Театр Жанти приобрел известность прежде всего как кукольный. Сейчас его спектакли соединяют кукольное представление, танец, пение, слово, цирковые фокусы и пантомиму. Французская пантомима всегда тяготела к литературности, хотя на могиле великого романтического мима Дебюро и написано "Здесь лежит тот, кто сказал все, не произнеся ни слова". Французская культура, воспитанная на картезианском рационализме и на незыблемых классицистических единствах, — прежде всего культура слова. Жан-Луи Барро и Марсель Марсо порвали со своим учителем Этьеном Декру — создателем школы mime pur ("чистой пантомимы"), отказавшимся на сцене от всего — цвета, декораций, предметов, кроме пластики человеческого тела. И Барро, и Марсо для создания зрелища нужны были сюжет, музыка, костюм — их спектакли не были чистой пантомимой, а были синтетическим театром, пытавшимся рассказывать некие простые истории.
Филиппа Жанти отличает та же вечная тяга французов к литературности, пусть слово у него и превращено в звуковой аккомпанемент — набор имен, цитат, французских, английских и немецких фраз, детских считалочек, обрывков песен. Но простые истории бывшего кукольника уже не устраивают, он решительно предпочитает истории метафизические. Незаурядный по фантазии и технике спектакль грешит не только стремлением "сказать все, не произнеся ни слова", но и сказать все обо всем. О Рождении, о Смерти, о Мироздании, о Самом Главном. Название "Неподвижный путник" явно намекает на то, что истинный Путь совершается внутри Человека, а пресс-релиз обещает "невероятную одиссею по волнам своей памяти, по извилистым и непостижимым тропам подсознания".
Одиссею совершают семь персонажей во главе с самим Жанти. Блестяще придуманные номера объединены сюжетом, который условно можно обозвать "жизнь и смерть человеческой марионетки". Действие происходит в океане и в пустыне. Чередующиеся образы — вода и песок (Время и Вечность). Чередующиеся темы — рождение и смерть (материнская утроба и материнская плацента, эмбрионы и младенцы, кокон и гроб). Среди библейских цитат (поданных, как полагается, не без иронии) — Ноев ковчег и поклонение волхвов. Тропы подсознания извилисты и непостижимы.
И очень жаль, потому что установка на "неподвижность путника" мешает замечательной пластической и внутренней подвижности труппы. Из-за того что движение понято Жанти как путешествие по тропам подсознания (которое можно в принципе проделать не вставая с дивана), в очень энергичном с виду спектакле появляется статичность, делающая его всего лишь набором отдельных номеров. Иные номера принадлежат театру, иные могли бы украсить программу кабаре. Что не упрек, но напоминание: абстрактная литературность противоречит самому пафосу технического ремесла, а именно виртуозное мастерство сейчас больше всего в цене. И именно туманная философичность более всего раздражает.
Вещи и куклы у Филиппа Жанти говорят красноречивее слов. В его спектаклях нет изощренного рукоделия, все эффекты исключительно просты и демонстрируют возможности работы с обыкновенными предметами, которым можно придать любую форму и любой объем. С целлофановыми пакетами. С оберточной бумагой. С пластмассовыми стружками. Или с картонным ящиком, который становится то воздушным шаром, то кораблем, то домом, то материнским лоном.
В домике, сложенном из четырех картонных коробок, скрючились, подобно эмбрионам, персонажи с кукольными детскими телами и взрослыми живыми головами. Коробка напоминает не только материнскую утробу, но и одиночную камеру, через стенки которой пытаются общаться герои. Актеры рожают пластмассовых голых пупсов, выкапывают их из земли, нянчат, прокручивают в затейливых мясорубках, спускают с парашютами, превращают в теннисные мячи, в Сергея Бубку, в Михаила Барышникова, в младенца Христа, в кого угодно. Замечателен финальный бег на месте с большой куклой, которую сначала освобождают из кокона, потом облачают в доспехи, потом лишают рук и ног, оставляя только голову на скомканном листе бумаги.
Игра с предметом, эффектная работа с куклами и завидная актерская тренированность стоят сотни одиссей "в незнаемое". Филипп Жанти привез свой последний спектакль в Россию — традиционную обитель метафизики и пристанище "неподвижных путников". Но попал во времена, когда в цене не неподвижность, а движение, не Обломов, а Штольц, не отвлеченная философия, а здравый смысл. Во времена аллергической реакции на артистическое "Самое Главное" — и на свое, и тем более на чужое. Его труппа сегодня впечатляет прежде всего принадлежностью к великой французской школе формы, ведь чтобы вернуться на Итаку, Улиссу вовсе не обязательно плыть "по волнам своей памяти". Тем более что океан в спектакле Филиппа Жанти целлофановый, а кораблик — картонный.
КАРИНА Ъ-ДОБРОТВОРСКАЯ