Россия на Кавказе

Отступить, чтобы вернуться

       Чеченская война стала крайним отражением межнациональных противоречий, унаследованных Россией не только от СССР, но и от Российской империи. Между тем, не успев урегулировать до конца конфликт в Чечне, Россия может уже скоро столкнуться с такой проблемой, как перекройка всей политической карты Кавказа. Комментарий ГЕОРГИЙ Ъ-БОВТА и СТАНИСЛАВА Ъ-ТАРАСОВА.
       
       Взрыв в дагестанском Каспийске, тлеющий очаг напряженности в Ингушетии, неурегулированность проблем в Абхазии и Южной Осетии, возникновение (вдруг?) балкарского сепаратизма и неудовлетворенность национальных амбиций ряда народов, которые хотели бы иметь свою государственность, но не имеют, складываются в целостную картину. Все это заставляет предположить, что уже в обозримом будущем перекройка политической карты Кавказа может оказаться реальностью. Готова ли Москва к этому и может ли управлять новыми процессами? Развитие ситуации в Чечне, казалось бы, диктует вполне однозначный ответ: не готова и не может. На такой ответ наводят размышления о готовящемся межправительственном соглашении между Москвой и Грозным. Еще пару недель назад прорабатывалась иная версия: речь шла не о межправительственном соглашении (заключать его пристало скорее суверенным государствам, нежели центру и провинции, коей официально считается Чечня), а о федеральном законе "О СЭЗ в Чечне". Этот проект редакции Ъ известен. Он не давал оснований для двойственного толкования: Чечня — это часть РФ, СЭЗ должна создаваться "в соответствии с правовым механизмом создания СЭЗ на территории РФ", налоговое право должно быть приведено в соответствие с налоговым правом РФ, наконец, "все движение капиталов должно осуществляться через открывающееся в Чечне представительство Банка РФ". Это не устроило сепаратистов, и о слове "закон" на переговорах Москва--Грозный сегодня уже не вспоминают.
       Наивно полагать, что соседи чеченцев будут безучастно смотреть, как "одним можно, а другим нельзя". В Дагестане тоже заговорили о СЭЗ. "Зона экономического благоприятствования" есть в Ингушетии. И эта "зона" хоть как-то облегчает жизнь хронически дотационного региона, пусть и не столь ощутимо, как хотелось бы властям. Можно долго сокрушаться: мол, это все повторение "дудаевской модели", когда на территории субъекта РФ перестает de facto действовать федеральное право — прежде всего регулирующее экономические отношения. На что можно возразить: центр в своем нынешнем состоянии de facto не способен эффективно регулировать не то что экономические, но даже гражданские отношения в этих субъектах. И потому применение "дудаевской модели" к территориям, десятилетиями пребывавшим в роли дотационных, можно, как это ни дико кажется на первый взгляд, в какой-то мере приветствовать. В той мере, в какой это будет означать — хотя и запоздавший лет на 70 — отказ России от модели управления Кавказом, сложившейся еще в ХIХ веке и несовместимой с рыночной экономикой.
       Лермонтов, Толстой и Пастернак Кавказ романтизировали. Русские генералы называли его "погибельным" для русского солдата. Край неохотно заселялся русскими поселенцами (несмотря на все попытки генерала Ермолова насильно "оседлать" там женатых солдат). За два века российского господства на Кавказе ассимиляции местных народов не произошло. Русский капитал крайне неохотно шел в регион, который десятилетиями оставался для царской казны "нерентабельным". Империя было попыталась выделить среди кавказских народов те, которые, по имперскому разумению, выказывали наибольшую способность к госстроительству. Например, наместник царя на Кавказе граф Воронцов-Дашков отмечал в качестве такового "армянский элемент". Этот "элемент" получал льготы и поддержку казны. В итоге даже на бакинских нефтепромыслах хозяйничал, наряду с английским и шведским, армянский, но не азербайджанский капитал. Тем не менее к 1917 году главная проблема не была решена: в военном и политическом отношении Россия смогла потеснить к югу Иран и Турцию, но в культурном и экономическом плане она так и не "переварила" свой, в большой мере мусульманский южный край.
       После революции появился новый фактор интеграции — пролетарский интернационализм. Но любопытно, как на заре советской власти большевики пытались подойти к проблеме контроля над кавказскими народами по-разному. Недавно из рассекреченных документов стало известно: Ленин был против ввода Красной Армии в Грузию. Оккупация Грузии, писал он, "нам ничего не даст, разве что придется их кормить". Зато к нефтяному Азербайджану было повышенное внимание. С другой стороны, Нариман Нариманов пытался убедить вождя в том, что ислам близок к идеям социализма и может быть взят на вооружение при экспорте на юг мировой революции.
       Недавно рассекречен и еще один документ — доклад военного атташе посольства РСФСР в Грузии Павла Сытина в апреле 1921 года. Сытин предлагает отказаться от активного военного присутствия на Кавказе, выстроив "волнорез" перед безбрежным мусульманском морем в виде Горской республики и сохранив влияние России на Кавказе в "новых формах". Сытин предлагал уже тогда поддержать стремление абхазцев отделиться от Грузии. Какое-то время Горская республика просуществовала: туда вошли современные Дагестан, Чечня, Ингушетия, обе Осетии, Кабардино-Балкария, Адыгея, Абхазия — общей территорией 200 тыс. кв. км и с населением 6,5 млн человек. Ее границы простирались от Каспия до Черного моря. Но потом "кавказское лобби" большевиков распорядилось иначе: Кавказ был занят Красной Армией. Но почти все его республики (кроме Азербайджана) в годы советской власти были дотационными.
       Сегодня ситуация во многом повторяется. Ряд кавказских республик представляют собой "микроимперии". Рост национального самосознания затронул после распада СССР не только титульные нации, но и все проживающие в регионе. Азербайджан рано или поздно не сможет не считаться с талышским и лезгинским факторами. Особенно после того, как лезгины оказались разделенными (часть — в Дагестане, часть — в Азербайджане). Грузия с Абхазией, Южной Осетией и Аджарией разнородна, ее экономическое выживание под вопросом. Если в годы СССР скрытые и открытие дотации Грузии доходили до $6 млрд, то сейчас весь ее бюджет — $250 млн.
       Что делать? Создавать Лезгистан? Возникнут проблемы на азербайджанской границе. Если армяне и дальше будут упорствовать в вытеснении азербайджанцев с Апшеронского полуострова, то это может еще сильнее ослабить Азербайджан. От него может отделиться Талышская республика с центром в Ленкорани. Вернуться к идее Горской республики (а она жива в головах активистов Конфедерации горских народов)? При том что контроль за ней будет носить прежде всего экономический характер. Тут есть над чем подумать. Стоит ли Москве сегодня биться (в том числе с оружием в руках) за то, чтобы вернуть под свой полный контроль обреченные на дотации земли? С экономической точки зрения, это абсурд. С политической — понятно, но все равно надо заплатить "экономическую" цену.
       Сценарий, при котором на Кавказе может появиться много мелких независимых или полунезависимых государств, реален. И они будут ориентироваться уже не только на Москву, но и на Тегеран, на Анкару. Политический апокалипсис? Отчасти. Во всяком случае — неожиданность. Но тут есть место и такому неожиданному предположению: это-то и может стать залогом нового стратегического равновесия и стабильности. Сегодня главная причина их отсутствия — экономическая слабость России. Иран и Турция тоже не в состоянии осуществлять эффективное экономическое господство в регионе и контролировать происходящие там процессы. На Кавказе чуть ли не все малые народы обзавелись "армиями". И если Москва тупо встанет на пути народов, жаждущих самоопределения, она рискует втянуться в бесперспективную кавказскую войну. Реалии экономической жизни рано или поздно толкнут кавказские народы в объятия России. Но она должна стать достаточно сильной экономически, чтобы ее полюбили.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...