Русфонд продолжает публикации о людях, которые жертвуют деньги на благотворительность, а иногда и что-то большее, чем деньги. Мы стараемся ответить на два вопроса: почему сильный помогает слабым и почему так поступают не все? Сегодня наш специальный корреспондент ИГОРЬ СВИНАРЕНКО рассказывает о том, что в юности многим хочется быть Робин Гудами и даже иногда удается, а потом люди взрослеют и перестают делать этот мир лучше.
Фото: Фото из личного архива
Много лет назад, при советской власти, среди всяких разных возможностей подработать была и так называемая шабашка. (Не путать с шарашкой.) Студенты, аспиранты, отпускники и иные временно не работающие, или (хотя такого слова в русском языке еще не было) дауншифтеры, нанимались в какое-нибудь стройуправление и где-нибудь в глуши строили какую-то простую вещь наподобие сарая, склада или коровника. Нанимались — но не всерьез, а по договору — на один объект. «По договору», то есть не по советским скупым расценкам, а побогаче, пощедрей. Откуда щедрость? А скорость же и никакого КЗоТа, хоть 12 часов работай без выходных, и никаких парткомов и комсомольских ячеек, никакой наглядной агитации и проверяющих, которые и съедали, как мне кажется, большую часть сметы.
И вот как-то одна случайно сбившаяся бригада, где собрались друзья и знакомые знакомых, поехала в далекий район Московской области на некий объект, чтоб там месить, таскать на носилках, пилить, перебрасывать и выполнять прочую черную работу. Бригадиром был аспирант Вова, качок-очкарик под два метра. Ребята поначалу радовались, что у них такая солидная рабсила, с которой впору горы сворачивать! Однако красавец редко появлялся в тех глухих местах, у него диссертация шла на полных парах к финишу. Он показывался, взбодрял свою команду, шушукался с прорабом-профи и уматывал обратно в столицу.
Ребята пахали с утра до ночи, но иногда только до вечера и тогда успевали еще перекинуться в картишки и послушать «голоса», которые то ловились, то уходили с волны, как бы следуя за ее изгибами и при этом нежно подвывая.
Наконец объект был не то чтоб завершен, такого не скажу, но созрел для сдачи, приехал Вова, пошептался без ребят с прорабом и сообщил своей команде, что акт подписан! И на днях все разбогатеют. Ура-ура и все такое прочее.
Прошла неделя, потом другая, Вова не подходил к телефону, который оставил ребятам для связи, и через месяц все так же не подходил.
— А не найти ли его? — воскликнул единственный в ограбленной банде гуманитарий. Но технари, которые составляли там подавляющее большинство, сказали, что так не бывает, чтоб человек кинул, а его нашли и восстановили справедливость. И что они уже смирились с потерей денег и не надо их беспокоить, тем более сессия скоро.
Гуманитарий задумался. И точно, даже названия института, где подвизался Вова, они не знали. Но попытка же еще не пытка, решил он и начал мотаться по всяким конторам, так в «Москва слезам не верит» велся розыск Гоши. И Вова таки был найден, тоже в какой-то мутной общаге с цепкими старухами-вахтершами. Бригадир удивился тому, что его нашли, и с ходу повторил свою версию, что денег нету, его самого кинули! Гуманитарий, однако, прикинулся бывалым рэкетиром (разыгрывая мизансцены по мотивам голливудских боевиков), с учетом советской специфики намекая на возможные проблемы с ученым советом на почве незаконного предпринимательства.
— Ты мне угрожаешь? — спросил Вова.
— Ну да,— честно ответил гуманитарий, зачем же выкручиваться и врать, когда проще и приятней сказать правду.
— Не ожидал от вас, ребята, такого коварства — товарищей грабить,— грустно сказал Вова и полез в казенную тумбочку, чтоб оттуда достать нетолстую пачку советских дензнаков и вручить начинающему рэкетиру.
На том и расстались.
Гуманитарий привез деньги товарищам и раздал им их доли по трудодням. После была большая пьянка под магнитофон, крутили блатные песни в исполнении Дины Верни, которая когда-то была продюсером самого Михаила Шемякина в начале его жизни на Западе.
Наступило счастье, все ликовали и гордились друг другом, как обычно бывает в таких случаях, когда долго и упорно ужинают.
Прошли годы, настала новая жизнь, с капитализмом и всей его спецификой, с бандитами и разборками, с понятиями, которые стали достоянием широкой общественности, и блатные песни из студенческого карнавального подполья вышли на лучшие сцены страны. Гуманитарий, посмотрев по ящику пару сюжетов про рэкетиров, которые то сами кого-то мочили в сортире, то ловили пули, вспомнил молодость и с удивлением осознал, что вот же и он, строго говоря, был когда-то в теме. Что он занимался бизнесом, уж каким ни есть, не совсем законным, и вовсе не обязан был делиться прибылью с товарищами, которые ушли от риска. Что он просто им подарил те деньги. Помог, грубо говоря: они были на мели, и он их выручил. Робин фактически Гуд, а?
Ему стало немного грустно оттого, что в юности он был таким вот чистым и наивным и помогал сразу, не задумываясь, не жалея денег, которые весьма редко у него водились. А после стал серьезным и расчетливым, осмотрительным. Мудрым? Или жадным? Ни на что больше не годным, как только копить бабки?
Но как бы то ни было, сам он себе больше нравился в те дни, когда впадал в молодость и делал что-то хорошее, даже себе в убыток.
Все-таки многие люди в молодости лучше, чем в зрелые годы.