Город мастерских

Родословную громких брендов Made in Italy стоит искать в районе флорентийской базилики Санта-Кроче, где со Средних веков все никак не выветрится запах кожевенных мастерских. Увы, сегодня ремесленникам грозит исчезновение даже в этой цитадели ручного труда

Елена Пушкарская, Флоренция

Ремесленников по-итальянски называют artigiani, и это слово имеет один корень с arte (искусство). Во Флоренции, этом сердце Made in Italy, ручной труд всегда был в чести: именно из ремесленных промыслов и зарождалась здесь в начале XX века итальянская мода. Знаменитые сегодня "Гуччи", "Феррагамо", "Шервино" — сплошь флорентийцы по происхождению.

Другое дело, что создатели этих марок развернули свою родину в будущее. Тот же Гуччо Гуччи, основоположник бренда, славящегося кожаными аксессуарами, начинал разносчиком в лондонских отелях. Увидев богатые чемоданы тамошних постояльцев, он смекнул, что тосканская кожа имеет хорошие перспективы и, вернувшись домой, открыл мастерскую. Сальваторе Феррагамо (его фирма славится обувью) с детства был одержим мечтой шить ботинки и смастерил первую пару — ввиду бедности семьи чуть ли не из бумаги — в девять лет, в подарок сестре на первое причастие.

Так же рассуждали и создатели фирмы "Эрманно Шервино" (спортивная одежда), размещая свой модный дом в местечке Гроссино, которое на всю Тоскану славится рукодельницами.

— Только где они сейчас, эти мастерицы? — сокрушается синьора Габриэлла, представившаяся как "главная по кутюру" дома "Эрманно Шервино".— Можете себе представить, что творится у других фирм, если даже мы с трудом находим швей и вышивальщиц?! Все хотят быть модельерами да стилистами, но иголку держать не умеют. Приходится либо возвращать тех, кто ушел на пенсию, либо отговаривать уходить на нее. А как быть, если мы работаем с такими тканями, что неверный стежок уже не поправить?

По ее словам, те, кто приходит сегодня из профессиональных школ, не могут совладать "даже с прямым швом в крое по косой". Приходится выписывать мастериц из-за рубежа — теперь Фатимы и Дао встречаются в здешних цехах чаще, чем Паолы да Кьяры. Парадокс: то, что мы покупаем под этикеткой Made in Italy, даже если и не произведено в Таиланде, сделано теми, кто понаехал со всего мира в сердце Италии.

— Подумать только,— вздыхает синьора Габриэлла,— а раньше в этих местах вышивать умела каждая девушка...

В шелках

Некоторые ткани, которые использует "Шервино", попадают сюда из Antico setificio Fiorentino — флорентийской шелковой фабрики, где шелковые ткани ткут вручную, используя не только старинные технологии, но и станки эпохи Возрождения.

— Нити настолько нежные, что современные ткацкие машины их рвут. Приходится использовать станки XVI-XVII веков. Один из них и вовсе сделан по эскизам Леонардо да Винчи,— рассказывает менеджер Кьяра Бейти.

Эту затерявшуюся в узких улочках квартала Сан-Фернандо фабрику все время тянет назвать музеем. Кьяра обращает мое внимание на образец материи в тяжелой рамке: пока я разбираю надпись "За труды и Отечество", она поясняет: это вытканный орден святого Александра Невского. Оказывается, когда реставрировался Большой Кремлевский дворец, именно здесь делали драпировочную ткань для Андреевского и Александровского залов. Больше того, здесь же выткали материю и для находящегося в Андреевском зале трона (его смешно называют креслом), чему есть доказательство в виде фотографии в альбоме с самыми престижными подрядами фабрики. Еще здесь трудились над реставрацией Королевского дворца в Копенгагене, Королевского замка в Стокгольме и многочисленных итальянских дворцов, среди которых резиденция сената в Риме, королевский дворец в Милане, картинная галерея Уффици во Флоренции.

— Почему же для реставрации Кремля выбрали именно вас?

— Потому что только мы делаем старинную обивочную ткань Ermisino, из которой во времена Возрождения шили одежду местные аристократы. Флорентийские купцы вывезли секрет ее производства из Персии. Технология аутентична, химия исключается.

Во Флоренции, рассказывают мне, был древний обычай: к рождению ребенка в аристократических семьях покои драпировались специально изготовленной к этому событию тканью — ее и называли в честь новорожденного. Эти названия были систематизированы, и сейчас среди тканей, изготовляемых в Antico setificio, именно Ermisino, драгоценное шелковое полотно, переливающееся множеством оттенков, пользуется особым спросом. Эта ткань увековечена на полотнах Мазаччо, Мазолино, Пьеро делла Франческа — в те времена из нее шили и парадную одежду. Как и в старину, ткань выпускается в трех вариантах — облегченном, полном и двойном.

Кроме Ermisino, которую Кьяра называет "праматерью тафты", производят saia fiorentina, raso turco, filaticco — дышащие стариной названия, которым, кроме турецкого атласа, трудно подыскать русские эквиваленты. Все это, разумеется, ткут из чистого шелка, чистого льна или из смеси натуральных нитей.

Казалось бы, от желающих попасть на работу в такое место отбоя нет. Ан нет: на фабрике всего 15 мастериц, спрос бьет рекорды, но найти работниц нужной квалификации — большая проблема.

— Почему не идет молодежь? — переспрашивает одна из них, Лючия, заправляя драгоценные нити в антикварный станок.— Ручной труд непрестижен даже во Флоренции. Всем подавай компьютер, все рвутся в рекламу, на худой конец на телевидение.

— Но ведь в Италии безработица...

— Отстоять день за нашим станком — тяжкий труд. Все операции идут вручную, медленно. Чтобы выткать 15 сантиметров такого вот полотна, даже мне требуется 8 часов работы. Да и платят, скажу вам, не слишком много.

— Но вы же работаете!

— У меня это врожденное,— смеется Лючия.— С детства люблю рукоделие, хотя всю жизнь проработала бухгалтером.

На фабрике она всего-то полтора года. Художественную школу — необходимый профессиональный минимум, чтобы попасть на такую работу — окончила, когда ей было за 40.

— Очень часто, как и в моем случае, против того, чтобы дети занимались ручной работой, выступают родители,— объясняет она.— Вот и получается: все при дипломах, а работать некому.

В подтверждение она рассказывает историю основателя еще одного знаменитого бренда, Сальваторе Феррагамо, отец которого не одобрял стремления сына стать сапожником, он мечтал о более "чистой профессии" для своего сына.

Кожаная школа

Но бывает и наоборот.

— Мой отец говорил мне: культура нужна обязательно. Но когда окончишь университет (у меня в итоге диплом филфака), приходи в нашу "Кожаную школу", иначе на всю жизнь останешься почтальоном,— рассказывает Лаура Гори, раскладывая на столе крокодилью кожу, которая под ее руками на глазах начинает понемногу превращаться в сумку.

— Не волнуйтесь, животные из питомника, видите клеймо? — говорит она, заметив мою тревогу.

Лаура — старшая из трех сестер, владеющих Scuola del cuoio ("Кожаной школой"), где помимо школы как таковой действует еще и артель по изготовлению сумок ручной работы.

— Когда-то тут был дормиторий францисканцев (спальное помещение для монахов.— "О"),— показывает она прилегающее к базилике Санта-Кроче помещение школы. Но после Второй мировой войны это здание решили отдать сиротам, чтобы те осваивали профессии, которые помогут им прокормиться. Власти города обратились тогда к нашему отцу Марчелло Гори, у которого были одни из лучших кожевенных мастерских "Гори и Казини". Он стал учить ребят делать сумки, потому что был убежден: с такой профессией не пропадешь.

Однако теперь, судя по рассказам Лауры, ее эксклюзивные изделия пользуются спросом у принцесс из арабских эмиратов и прочих некризисных стран. Итальянки перешли на ширпотреб.

— Многие традиционные отделочные работы исчезают,— жалуются сестры.— Например, сейчас не востребована работа с золотым напылением. Массовое производство формирует и массовый вкус.

Для тех, кто хочет понять, чем отличается сумка, сделанная в ее мастерской, от заводской, пусть и "подписанной" модным модельером, при школе-фабрике действуют мастер-классы, на которые съезжаются студенты из разных стран. Но главное в школе то, что она кузница кадров и ведет стационарное обучение для местной фабрики. Хозяйки жалуются, что учиться едут сплошь японки и кореянки ("единственные, кто еще понимает, как важно делать вещи своими руками"), но среди учениц я нашла и русскую девушку из Москвы — Ирину Антипову.

Чем привлек ее трудный хлеб подмастерья, как попала в Тоскану? Ответ следует незамедлительно.

— Я хочу быть дизайнером сумок,— объясняет Ирина.— Собственно, я уже модельер в том смысле, что рисовать умею. Но мне важно понять, как это делается изнутри,— почувствовать кожу, понять нюансы, секреты. Если это не пройдешь, то так и останешься фантазером, а здесь абсолютная концентрация на практике. По-моему, тут даже воздух пропитан профессией...

Раньше Ирина работала преподавателем, по образованию она психолог, кандидат психологических наук. Род занятий решила переменить два года назад. Однако на вопрос, кто же будет работать мастерами в ее будущей мастерской — найти вышивальщиц и просто швей в России еще труднее, чем в Италии,— она пожимает плечами. На помощь приходит учитель Ирины и хозяйка школы Лаура: "Давайте надеяться, что хотя бы кризис поможет вновь ощутить вкус профессий, которые когда-то кормили". Сама Лаура, по крайней мере, полна решимости дождаться этих времен: ни продавать свою фабрику, ни переносить ее в ее планы не входит.

Впрочем, сын Лауры, Томазо Мелани, тоже работает с кожей — руководит лабораторией (так здесь называют мастерские) по изготовлению обуви на заказ. Его мастерская в самом сердце кожевенного квартала, близ базилики Санта-Кроче, куда, объясняет Томазо, это производство перевели со Старого моста еще при герцогах Медичи, которым надоело дышать смрадом от выделки кож, когда они шли по мосту из палаццо Веккьо в палаццо Питти.

— Зато уж отсюда запах не выветрится,— шутит Томазо.— Хотя главные фабрики переведены в район Прато (город вблизи Флоренции), здесь уже камни пахнут. Да и названия улиц не дают забыть прошлое — улица Мух (via Delle Mosche), к примеру...

Впрочем, улица, на которой находится мастерская Томазо, носит название Сан-Николо. На соседнем с ней доме — мемориальная доска: там жил Андрей Тарковский, когда снимал "Ностальгию". Это тоже фирменное: во Флоренции история далекая и история близкая любят переплетаться.

Но кино — это не то, в чем силен Томазо. Он увлеченно рассказывает мне о мужской обуви, которую, оказывается, делают не только из крокодила и страуса, но даже из рыб. Кстати, в музее Феррагамо, где о секретах эксклюзивных ботинок знают еще больше него, вам покажут туфли, сделанные из акулы. А в одном из залов развернут гигантский комикс: в нем основоположник модной династии Сальваторе Феррагамо представлен героем, побеждающим на своем пути кучу злодеев, чтобы добраться до заветной цели — шить красивые туфли. И хотя в комиксе, как и положено жанру, с романтикой перебор, он основан на реальной истории становления марки "Феррагамо".

Без семьи

Скептики, впрочем, не дремлют и во Флоренции. Они мигом расскажут вам, что если ты вне семейного бизнеса, то вписаться в узкий круг здешних ремесленников нереально. Но это не так, что готов доказать на личном примере Силено Челони. Он тоже работает по индивидуальным заказам, но его материя — это духи. Челони — совладелец "лаборатории" в том же квартале Санта-Кроче, хотя его мастерская больше напоминает лавку аптекаря. Сейчас он сам "делает" запахи, а начинал с того, что пытался продавать продукцию небольшой парфюмерной линии в городке Лукке, что под Флоренцией.

— Миссия была почти что невыполнимой, потому что продавать парфюмерию за рамками больших фирм — утопия,— признается сейчас парфюмер.— Точнее сказать так: все, что продается парфюмерными гигантами, создается мелкими производителями, которые вынуждены оставаться безымянными, продавая свой продукт большим фирмам, так как им самим его не продать. Поняв это, я решил идти другим путем.

— Как вы осваивали профессию?

— В наше время есть два способа стать парфюмером: получить знания по наследству или окончить парфюмерную школу в Версале. Мой путь был третьим — меня, что называется, усыновили. Мой хороший друг был из семьи, державшей в Милане известнейшую "лавку запахов", специализировавшуюся на специях. Парфюмерия, которой семья раньше тоже занимались, стала для них бизнесом второстепенным. Видя мой интерес, они доверили мне парфюмерное направление и предоставили целый сундук старинных рецептов. Если честно, некоторые формулы из этого наследства я до сих пор разбираю.

— Можете рассказать, как делаются духи на заказ?

— Вначале мы долго разговариваем, я должен узнать человека, понять, что ему нравится, насколько он традиционен или, наоборот, революционен во вкусах, из какой семьи, какой у него жизненный опыт. Потом начинается путешествие в мир эссенций. Я даю клиенту попробовать разные запахи и всегда стараюсь предложить что-то новое, чего нет на рынке. Иногда случаются странные вещи. Один клиент, который знал все существующие духи, никак не мог ничего выбрать, пока я не дал ему обычную лакрицу. И он буквально сошел с ума от этого запаха! Тогда на этой базе мы и разработали для него духи.

— Опишите вашего клиента, пожалуйста...

— Это, безусловно, свободный мыслитель, не желающий подчиняться трендам. Он стремится за рамки массового вкуса и необязательно баснословно богат — мы ведь цены не задираем. Наши продукты стоят от 39 евро, ну и до 2 тысяч.

— Как же вы выживаете?

— Избегаем лишних затрат. Производство и продажа у нас совмещены. Я не плачу дистрибуторам, у меня нет маркетинга и рекламы, нет даже интернет-сайта. А работа с индивидуальным клиентом позволяет мне быть свободным от диктата рынка.

Еще больше опровергает теорию о том, что в наши дни ремесленником не стать, если им не родился, история Наа, создающей уникальные украшения. Она и вовсе дочь иранских иммигрантов. Сначала продавала свои авторские изделия на базарах. Сейчас снимает лавочку довольно далеко от туристских маршрутов, но о ней идет слава и ее ищут. При этом Наа делает все сама — от бухгалтерии до уборки. И очень стесняется показывать руки — они у нее действительно рабочие.

— Иногда ночью не могу уснуть, думаю, что не сведу концы с концами,— говорит она.— Но утром встаю и иду вперед.

Примерно то же говорит и Анна Фука, приехавшая во Флоренцию из Сицилии, мы все-таки нашли юную швею-итальянку, умеющую делать художественную вышивку и сложный крой. Правда, традиции здесь просматриваются: по словам Анны, на родной Сицилии ее этой науке учила бабушка. Сейчас синьора Фука — "три в одном": она и хозяйка свадебного салона, и модельер, и закройщица, успевающая сделать не больше десятка платьев в год. Но к ней — очередь, хотя похоже, что ателье служит ей еще и квартирой, а большими деньгами здесь тоже не пахнет. Впрочем, разве не так начинали когда-то и Гуччи с Версаче?