В Большом зале консерватории состоялся вечер Российского национального оркестра, известного как оркестр Михаила Плетнева. В концерте, прошедшем с аншлагом и успехом, прозвучала Вторая симфония ("Симфония Воскресения") Густава Малера. Это исполнение имело своеобразную предысторию.
В одно прекрасное утро 40-летний житель Лонг-Айленда Гилберт Каплан проснулся в своей квартире и внезапно осознал, что должен продирижировать Второй симфонией Густава Малера. Музыкой до этого он никогда не занимался, но, как говорится в Коране по поводу воскресения Иисуса Христа, нет ничего невозможного у Аллаха. Вскоре в распоряжении Каплана был лучший профессор и целый оркестр, предоставивший себя в распоряжение фанатичному поклоннику австрийского гения. Первое выступление состоялось через год, и сразу же в Линкольн-центре. С тех пор прошло 15 лет, и за это время Гилберт Каплан исполнил Вторую (не размениваясь на всю остальную музыку мира) с 31 оркестром мира (в том числе Петербурга и Новосибирска) и с неизменным успехом. Успех сопутствовал и 32-му, Российскому национальному.
У этого оркестра (а точнее, у его руководства) всегда было немало блестящих планов, связанных с артистическими проявлениями экзотических личностей — например, нефтяной спонсор оркестра выступал в качестве композитора и даже певца. Случай с Капланом, который тоже не берет за концерты денег и, таким образом, распространяет в мире Вторую симфонию Малера частично "за свой счет", рангом выше: мировая малероведческая общественность ценит Каплана за его энтузиазм, и прежде всего за издание бесценных малеровских факсимиле.
Надо сразу признать, что Каплан делал с внимательным и послушным оркестром то, что хотел, — его жест был достаточно отчетлив, чтобы оркестр мог демонстрировать правильность вступлений и нужную смену темпов. В то же время я никогда еще не слышал у струнной группы РНО, славящейся певучим звуком, такой сухости красок, как и такого жесткого звука у труб. Вернее всего, дело было в неумении дирижера выстроить настоящий баланс: как ни поднимай валторны раструбами вверх, тутти не даст полного звучания при неверном распределении звучности; в последних тактах финала неумелые сбросы динамики оголяли несбалансированные остатки, как утренний отлив — последствия вечернего пляжного пикника. Буднично танцевальный темп похоронил шубертовское анданте; скерцо расползлось по швам — но и почти каждый фрагмент начинался с ровного места, терял дыхание и останавливался как детский волчок.
Гилберт Каплан вроде бы сделал все ради аутентизма — он устроил небольшой перерыв после первой части, как того хотел и Малер, чувствовавший, что вторая часть не слишком клеится к первой. Он попросил хор выучить первые такты своих партий наизусть, чем добился эффекта неожиданного вступления. Придумал и яркий ход, когда медные в финале вступали из фойе второго амфитеатра — но те, кто видел, как профессионально 26-летний Олег Полтевский передавал жесты основного маэстро своей закулисной группе, не могли не почувствовать выразительного контраста между двумя дирижерскими манерами. К концу великой симфонии картина спасительного восшествия души в чертоги вечности уже не дарила успокоения, а воспринималась как продолжение незаслуженных земных экзекуций.
Деяния американского любителя — пример тому, как безусловно добрые намерения осуществляются без капли чудесного дара. Непрофессионал тот, кто пребывает в блаженной уверенности, что профессией владеет. Между тем репутация у Каплана скорее серьезная. Он в чести на лучших сценах, а его запись Второй с Лондонским симфоническим названа мировой прессой одной из лучших. Наверное, все эти аргументы должны производить безотказное впечатление. Но все же принять их за чистую монету трудновато: Шерхен, Клемперер, Шолти, Кубелик, а помнится, и Стоковский с Бернстайном делали работу покапитальнее. Можно упрекать РНО, до этого игравший Малера полтора раза в жизни, в том, что трудился без вдохновения, как косный иллюстратор. Но если можно вообще сравнивать запись с концертом, то Лондонский симфонический, как раз специалист по "Воскресению", звучит на этом диске ненамного лучше, а по низким струнным и вообще проигрывает (единственный плюс — в записи лучше слышен орган в финале).
Но хваленый диск Каплана интересен вовсе не этим тусклым и худосочным исполнением: на нем есть еще Адажиетто из Пятой симфонии. Жалко, что Каплан не сыграл его в Москве: в нем дирижеру-реставратору удалось вернуться к правильному малеровскому темпу, который много быстрее, чем в большинстве современных версий (на этом пижонском растягивании основан и эффект фильма Висконти "Смерть в Венеции", где Адажиетто дирижирует родственник режиссера Франко Маннино). Еще одна часть диска читается в режиме CD-ROM — так Каплан, перерывший кучу архивов во всех частях света, издал малеровский альбом. Сначала на мониторе вашего компьютера появляются очки, затем в очках оказывается Малер, а дальше идет 32 мегабайта фотографий: залы, виллы, озера, Вена, Прага, Амстердам, Нью-Йорк, Малер-ребенок, Малер в гробу, Малер с дочкой Путци, Малер с дочкой Гукки, Малер на портрете Шенберга и карикатуре Карузо, Малер с концертмейстером Венского филармонического оркестра, который женился на сестре Малера Жюстине на следующий день после того, как сам Малер на Альме Шиндлер. Но все это меркнет перед фортепианными записями самого Малера, а записи Малера меркнут перед той трогательной отвагой, с какой глава The Kaplan Foundation поместил их вместе с собственной драгоценной Второй.
ПЕТР Ъ-ПОСПЕЛОВ