Премьера театр
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Центр имени Мейерхольда показал премьеру спектакля "Маскарад Маскарад" по пьесе и в постановке известного драматурга Михаила Угарова. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Сначала Михаил Угаров сделал то, что часто делается в современном театре,— он переписал хрестоматийную пьесу своими словами на сегодняшнем языке. От дурацких упреков, которые обычно бросают театральные обыватели авторам таких вот актуальных версий,— "не трогайте классику", "не нужно осовременивать" — драматург обезопасился тем, что от оригинала, драмы Лермонтова "Маскарад", он ушел довольно далеко: имена героев изменены, да и фабула сохранена лишь в общих чертах. А опознавательные ситуации пьесы, известные даже двоечнику, стали для драматурга скорее объектами насмешек, нежели опорами: когда Нина (единственная из героев пьесы, сохранившая свое имя) ест мороженое, ее муж Алексей (то бишь Арбенин) соглашается его попробовать вместе с ней, и пока зрители лихорадочно соображают, означает ли это, что убийца, по версии Угарова, решил последовать за женой, выясняется, что яд содержался вовсе не в лакомстве, а на салфетке, которой несчастная женщина утирала губы.
Итак, Арбенин стал Алексеем, Звездич — Дмитрием, баронесса Штраль — Лидией, Неизвестный — Джоном Доу, прочие не пригодились вовсе, зато важными стали слуги Алексея. Именно они вместе с главным героем после того, как тот избавился от жены, отправляются в военный поход. Сегодняшний Арбенин, в прошлом военный, ставший состоятельным человеком, испытавший по ходу действия мировоззренческий кризис и совершивший преступление, возвращается в финале к исконно мужскому делу, то есть к войне. Поход совершается не куда-то, а на Херсон — какой истинный смысл заключен в этой географии, сказать трудно, но премьера, игравшаяся аккурат в день исчезновения Виктора Януковича и пропагандистских истерик в медиасреде о расколе Украины, обрела таким образом политическую коннотацию.
Между тем актуальная политика мало волнует героев спектакля "Маскарад Маскарад". Говорят они много, диалогами и монологами, иногда об абстрактных и трудно поддающихся пересказу материях, иногда о быте, много — о сексе, окольными путями — о самообмане. Текст напряжен, плотен, местами лукав (привязки ко времени иногда развязываются), и если и можно вытащить из него конкретный смысл, то он, пожалуй, состоит в том, что мир для человека — это то, что человек думает о мире и что способен о нем выговорить; но любая, даже кажущаяся предельно логичной каждому из нас личная модель мира чревата не только губительными заблуждениями, но чужими трагедиями.
Каковы бы ни были намерения драматурга Михаила Угарова, он, превратившись в режиссера, столкнулся с естественной необходимостью материализации замысла. На сцене Центра имени Мейерхольда ограничились скупыми средствами: на пустом подиуме поставили три десятка венских стульев (художник Мария Утробина) и вплели в действие не только живое музыкальное сопровождение, пробирающее до костей и чем-то напоминающее зубную боль, но и несколько хореографических миниатюр, придуманных Иваном Естегнеевым. Пластика и вправду конкретизировала важные посылы драматурга. Маскарад здесь оказался эвфемизмом секса — поход героев в маскарад в спектакле равняется появлению на сцене трех почти (а потом и абсолютно) обнаженных и божественно сложенных танцоров в карнавальных масках, двух юношей и одной девушки, которые исполняют этюды (они названы "небальными танцами", и первая буква явно лишняя) о вожделении и совокуплении, причем объектом страсти в конце концов оказываются сваленные в кучу стулья с гнутыми спинками.
Во всяком случае, многозначительным диалогам, которые ведут умный, насмешливый и проницательный Алексей (Егор Корешков) и склонный более к телесным физическим действиям, чем к рассуждениям, Дмитрий (одним зрителям в этой роли достается Артем Григорьев, другим — Александр Молочников), находится достойное объяснение. У Дмитрия развивается терпкий, замешанный на подростковых воспоминаниях роман с немолодой женщиной, подругой его матери Лидией (Евдокия Германова), на вид холодной светской дамой, по сути — томящейся самкой. У Алексея же одни разговоры: он сам замечает, что у друга сплошной блуд на уме, а душа, вот поди же, чиста, в то время как у него самого — монашеский образ жизни, но душа-то черна.
Собственно говоря, мужское бессилие, сопровождаемое изощренными фантазиями, становится подспудным сюжетом постановки. И война, как то ли продолжение, то ли замена секса, возникает в этом сюжете неслучайно — как закономерный фрейдистский кульбит. Отправленная на тот свет Нина здесь, говоря словами еще одного классика, скучное эпизодическое лицо. А молодость исполнителя главной роли не должна обманывать публику. Кажется, речь в этом негармоничном, но тревожащем воображение спектакле идет все-таки о неизбежных проблемах мужчины весьма зрелого возраста.