В понедельник в Нью-Йорке начинается второй судебный процесс над российским вором в законе Вячеславом Иваньковым (Япончик) — первый закончился осуждением Иванькова за вымогательство. На этот раз он обвиняется в фиктивном браке с эмигранткой Ириной Ола, бывшим аккомпаниатором певца Вилли Токарева. Ола уже давно согласилась сотрудничать со следствием и ныне находится под защитой властей в рамках программы по охране свидетелей. Судья Кэрол Эмон, председательствовавшая и на первом процессе, полна решимости завершить суд в три дня. Однако если судить по бурным дискуссиям, развернувшимся между защитой и обвинением на предварительном слушании в четверг, такой прогноз кажется чрезмерно оптимистичным.
Купалась ли жена Иванькова в роскоши?
На предварительном слушании дела в общих чертах вырисовалась тактика защиты, которая, как водится в таких случаях, попытается очернить Ирину Ола — главный козырь обвинения — в глазах присяжных, доказывая, что та согласилась оговорить Иванькова в обмен на снисходительное к ней отношение.
Защита уже получила от прокуратуры список расходов, понесенных властями в связи с устройством Ола на новом месте и приездами в Нью-Йорк для дачи показаний на предварительном следствии. В этом лаконичном документе, датированном 6 сентября, говорится, что на тот момент "сотрудничающая со следствием свидетельница Ирина Ола получила от правительства $27 759,77".
Свидетельницу перевезли на новое место жительства, поместив сначала в гостинице ($700 в месяц), а потом выдали ей $10 000 на устройство, вслед за чем, как заявила прокуратура, финансовые обязательства властей перед Ола кончаются, хотя на процесс ее привезут за государственный счет.
Адвокаты Иванькова и его подельников — Леонарда и Елены Лев — потребовали подробностей в надежде получить сведения о том, что супруга Япончика купается в роскоши, и таким образом вызвать неприязнь к ней присяжных, набираемых обычно не из высшего света. Защитник Леонарда Раймонд Грюнвальд потребовал все счета и квитанции. "Мы уже сообщили вам общую сумму", — возразила прокурор Бриджит Роуди. "Ничего особенного в квитанциях нет, — поддержала ее судья. — Вот если бы у правительства были счета за дорогую одежду — но их там нет... Там нет счетов за меховые шубы".
Как и на первом процессе, присяжные не должны будут знать, что Иваньков находится в данный момент в тюрьме, а также о его прежних судимостях. Это создало известные трудности для всех сторон, поскольку свидания с Иваньковым в манхэттенской тюрьме не раз фигурируют в материалах дела. Судья заметила, что стороны условились говорить о тюрьме как о "месте, которое подсудимый не может покинуть". "Вы думаете, присяжные ни о чем не догадаются?" — спросил корреспондент Ъ после заседания у Грюнвальда. "Съедят как миленькие", — невозмутимо сказал он.
Елену Лев защищает Лоуренс Голдман, пришедший с молоденькой длинноволосой помощницей Элизабет Джонсон, которая наскакивала на прокурора с азартом юности. Голдман заметил, что у Ирины Ола было "отчаянное финансовое положение", поэтому деньги прокуратуры "могли показаться ей дикой роскошью". Таким образом, считает адвокат, главную свидетельницу обвинения просто подкупили либо посулами облегчить участь, либо деньгами и подарками.
Слушание началось в два часа дня, а спустя час судья спохватилась, что не привела к присяге переводчицу, которой, кстати, подсудимые остались крайне недовольны. Но переводить ей было действительно тяжело, особенно Элизабет Джонсон, которая временами так увлекалась, что говорила без остановки по десять минут.
Злополучное письмо
После Ола защита взялась за одно из главных вещественных доказательств — письмо, которое Иваньков из тюрьмы передал через Елену Лев своей жене. Та должна была переписать это послание своей рукой и отправить его обратно Япончику уже как свое собственное. В письме, в частности, Ола просит его о разводе. Но когда Елена Лев передавала письмо, у Ирины Ола уже был установлен в квартире микрофон, и запись их разговора также фигурирует в числе вещественных доказательств.
Это письмо необходимо было Иванькову для подтверждения своих близких отношений со своей супругой. Кроме упомянутого письма Иваньков просил жену написать задним числом несколько открыток с поздравлениями с днем рождения, днем ангела и другими праздниками. Письма и открытки стали бы свидетельством того, что супруги, как все, жили семейной жизнью, и брак не был фиктивным.
Просьбу, изложенную в письме о разводе, судья посчитала не вполне понятной. "Какой смысл был просить ее подавать на развод?" — спросила Эмон, заметив, что это не вписывается в основной тезис обвинения, что Иваньков с помощью Ола и супругов Лев пытался обмануть службу иммиграции США и получить посредством фиктивного брака вид на жительство. "Развод на первый взгляд положил бы конец его надеждам на 'гринкарту'", — сказала судья.
"Как вы докажете, что письмо ставило себе целью способствовать обману службы иммиграции?" — спросила судья у прокурора Роуди. Защита попыталась уговорить судью вообще не приобщать письмо к делу. Особенно этот вопрос волновал защитников Елены Лев: "В случае нашего клиента это единственное реальное деяние, записанное на пленку", — взволнованно сказала Джонсон, имея в виду, что если письмо будет исключено из доказательств, то Елене Лев нельзя будет больше инкриминировать его передачу Ирине. "Мы не знаем, что вообще Ирина Ола собиралась сделать с этим письмом", — зашел с другой стороны загорелый, как всегда, иваньковский адвокат Барри Слотник, выглядящий, правда, несколько обескураженным после осуждения Япончика на первом процессе.
Тем не менее Япончик не отказался от услуг Слотника: "Я хочу, чтобы Барри Слотник осуществлял мою защиту", — заявил он категорично. Кроме того, существовал еще один нюанс, на который обратила внимание судья. Дело в том, что в свое время Слотник подыскал для Ирины Ола адвоката Антонио Мартинеса, специализирующегося на быстрых разводах в Доминиканской Республике (будущей супруге вора в законе требовалось расторгнуть предыдущий брак). В связи с этим Слотник будет проходить свидетелем у подельников Иванькова.
"Вас не смущает этот факт?" — еще раз спросила судья. "Для меня это не имеет значения", — ответил Япончик.
В конце концов Эмон отказалась исключить злополучное письмо из списка вещественных доказательств. Тогда защита выдвинула теорию, что Ола оговорила Иванькова под впечатлением первых газетных публикаций о его аресте, в которых отмечалось, что Япончика взяли на квартире у его подруги Фаины Комиссар, притом "в нижнем белье". "Я не видела статей, в которых бы говорилось, что Иваньков был арестован в нижнем белье", — заявила прокурор Роуди.
На этот случай у Элизабет Джонсон уже была заготовлена папка с газетными вырезками, например, из "Дейли ньюс", в которых говорилось: "Одетый лишь в нижнее белье, Иваньков был схвачен в квартире своей подруги". Судья заметила, что нужно выяснить у Ола, читает ли она по-английски. А Слотник попросил, чтобы при зачтении таких цитат в присутствии присяжных опускались слова вроде "схвачен". Судья охотно с этим согласилась.
Не было еще и пяти, когда Эмон отпустила всех до понедельника по домам, а охранники в штатском увезли Иванькова в то место, которое он не может покинуть.
ВЛАДИМИР Ъ-КОЗЛОВСКИЙ