Предвыборное состояние российского общества, видимо, стало величиной постоянной. В связи с этим корреспонденту Ъ ВАЛЕРИЮ Ъ-ПАНЮШКИНУ удалось совершить ряд серьезных политологических открытий. Во-первых, слово "избиратель", как и слово "электорат", имеет в русском языке неправильный род. Во-вторых, механизм предпочтения того или иного политика у этого избирателя другого рода совершенно особенный.
Я встречаюсь с политиками, бизнесменами, психологами, имиджмейкерами. Они говорят со мной от имени некой пятидесятилетней женщины, замужней, без высшего образования, дети... Она всегда молчит и играет ключевую роль в политической жизни страны. Назовем ее тетя Лида.
Дело в том, что избиратель — женщина. Статистически. Во всем мире — женщина, а в России — женщина старше пятидесяти лет, замужняя, без высшего образования, дети. Тетя Лида. Страна голосует так, как голосует тетя Лида. "Я не хочу ориентироваться на тетю Лиду", — как бы говорит Константин Боровой со своими частушками или Григорий Явлинский со своими многостраничными программами — и оба проигрывают.
Психолог Михаил Иванов рассказывает мне об эксперименте, проведенном им с американскими и русскими студентами. "Какими качествами должен обладать президент?" — спросил Иванов студентов, и студенты ответили ему. "Принадлежность к прогрессивной политической партии, прогрессивная программа, компетентность и личные качества", — сказали американцы. "Честность, компетентность и обаятельность", — возразили русские. Любой человек в России понимает, что политическая программа, принадлежность к партии и прочие рациональные составляющие политического лица могут измениться в одночасье, а честность — честность останется.
— Нетрудно заметить, — Иванов говорит тихим голосом, — что это выбор эмоциональный, то есть, по сути дела, женский.
Мы сидим в квартире директора консультативной фирмы "Пятерка" Давида Шустермана. Давид с Михаилом объясняют мне, что такое имидж:
— Оптимизация сторон треугольника, — Давид рисует пальцем в воздухе геометрическую фигуру. — Одна сторона — это сам политик: личность, внешний облик, мужчина, женщина, толстый, тонкий, ласковый, злой, смешной...
Я запоминаю. Нарисованный Давидом отрезок висит в воздухе.
— Вторая сторона, — Давид забирается с ногами на диван и фигура в воздухе становится уголком — это идеологическая программа политика: фашист, агрессивный? Или коммунист, агрессивный? Или либерал, мягкий?.. А третья сторона — это та часть населения, которая за такого политика голосует.
— Ну и что? — спрашиваю я, глядя, как на новые ворота, на висящую передо мной фигурку.
— А то, что имидж — это оптимизация, сведение воедино первого, второго и третьего.
Из трех вершин вырастают отрезочки, фигурка становится объемной, превращается в пирамиду: вот что такое имидж.
— Взять, например, Жириновского, — Давид рассматривает воздушную пирамидку. — Идеология у него фашистская, стало быть, он должен говорить рубленными истерическими фразами, ходить в полувоенной одежде и обращаться к совершенно неинтеллигентным людям, которых достаточно, чтобы провести вождя в парламент, но недостаточно, чтобы сделать его президентом, — Давид размахивает руками. — Жириновский — первый, кто сознательно стал ориентироваться в политике не на товар (вот я какой, голосуйте за меня), а на клиента — я знаю, что нужно людям, и буду подстраиваться. Провал у Жириновского произошел, только когда он попытался расширить электорат за счет смягчения позиций — просто потерял то, что есть, не добавив ничего нового.
Давид предлагает относиться к политике как к бизнесу: заменять постепенно товароцентрированный подход клиентоцентрированным. Уважать тетю Лиду.
— Помните, как после выборов 1993 года все говорили "Россия, ты сошла с ума!" То есть "Клиент плохой! Не покупает моего товара! Товар-то хороший!" Да, Гайдар действительно был хорошим товаром, но в плохой упаковке.
Я вспоминаю, как недавно беседовал о тете Лиде с Ириной Хакамадой.
— Давайте исходить из того, что выборы всегда обман, — говорила Хакамада. — Женщины хотят, чтобы их обманывали отдельно. В этом справедливость!
— И что же? Обманывают отдельно тетю Лиду?
— Нет! И виноваты в этом сами женщины. Они не заявляют свою волю и не торгуют своими голосами. Политическая борьба — это та же борьба за рынок. Должен быть товар, предложение и спрос. Но пока ничего не получается. Нет рынка на женские голоса, и все попытки создать какие-то женские движения носят искусственный номенклатурный характер. Сверху не хватает чего-то живого, а снизу, наоборот, слишком много истерии, феминистские игрушки-бубенчики... вроде передачи "Я сама"... Вот когда мы перейдем от желания показать себя к желанию реально победить — ситуация изменится.
Хакамада сетовала на неприятные особенности женского характера:
— Начинается с постановки задачи, а заканчивается коллективной истерикой. "Стоп! Какой ты хочешь получить результат?" "Ах, ну да!" Но через минуту опять никто не помнит, о чем шла речь.
— Простите... — противно улыбался я. — Это вы о работе Государственной думы рассказываете?
Хакамада отрицала:
— Дума — коллективный разум: вразнос идет любая дискуссия.
И все же. Разногласия между законодательной и исполнительной властью основываются не только на разнице задач, но и на разнице структур — по половому признаку. Правительственным чиновникам деятельность думы представляется бабьим бредом, Дума обижается, считая деятельность правительства слишком прикладной на фоне думского милого трепа.
Пол думы — женский, пол правительства — мужской. Попытки президента разогнать Думу — это чистой воды приставание, секшуал харресмент. Дума мягче и аморфнее хотя бы потому, что пройти в нее может всякий, кому удалось выстроить имидж, то есть свести воедино себя, свою идеологию и чаяния своих избирателей.
С исполнительной властью — труднее. Кандидату в президенты приходится иметь дело с принципиально противоречивыми чаяниями избирателей совсем разных — иначе ни пятьдесят, ни даже тридцать процентов не наберешь. Здесь уже нельзя рассчитывать на "своих", здесь нужно понравиться тете Лиде.
Но как? Явлинский пишет программу. Жириновский сулит женщине место премьер-министра. Гайдар говорит об умном. Брынцалов обещает денег. И все зря! Тетя Лида не может прочесть толстую книгу Явлинского, не знает, что делать даже на посту главного бухгалтера — куда уж там премьер-министр. И деньги тетя Лида считает тысячами рублей, а не миллионами долларов...
Почему президентом стал Ельцин? Почему Зюганов вышел во второй тур? Почему Лебедь набрал четырнадцать с лишним процентов?
— Все просто, — мы идем с Давидом Шустерманом курить на лестницу, дабы Давид смог объяснить мне, как тетя Лида на самом деле мудра. — Вы помните, что обещал Ельцин? А Зюганов? А что означало в устах Лебедя слово "порядок"? Не помните. И никто не помнит, потому что все кандидаты произносили одни и те же, ничего не значащие слова.
— Как же тетя Лида угадала?
Давид рассказывает, и у меня постепенно складывается в голове целостная картина. Чтобы не запутаться в политической конъюнктуре, тетя Лида разбирает всех кандидатов по ролям, которые те могли бы играть в семье.
Ельцин — это папа. Он выпивает, конечно, но зато слово его закон, и у него всегда есть какой-то загашник, чтобы подарить, например, комбайн чеченской деревне. Если что не так — то это просто папа не знал. Узнает — исправит. И напрасно Зюганов настаивает на всяких медицинских освидетельствованиях. Папа имеет право болеть. У пятидесятилетней тети Лиды папа — старенький. И сердце у папы болит — за тетю Лиду.
Зюганов вообще злой. Он — отчим. Он уже не смог устроить счастье в своей первой семье и теперь пришел к нам. Он играет в волейбол и ходит, широко расставляя ноги, — признак неприятной для падчерицы маскулинности. Однако отчим, если с папой что-то случилось, имеет несомненное право быть главой семьи.
Хотя, может быть, лучше старший брат — Лебедь. Он сильный, он защитник, у него бас.
Всем остальным нечего и мечтать, что тетя Лида им покорится. Явлинский и Жириновский, с тетилидиной точки зрения, примерно на одной ступени. Один из них — шурин, другой — деверь. Разница небольшая. Явлинский, конечно, поумнее будет и поласковее, но совершенно непонятно, чего он хочет, и вообще у него своя жизнь. Чего хочет Жириновский — понятнее, но слишком уж он криклив, а это от слабости — папу боится.
Раньше еще был Гайдар, так тот — младший брат, математик. В детстве много болел и поэтому хорошо учился. Тетя Лида, может быть, и проголосовала бы за него из жалости, но он так умничает, что впору махнуть рукой и сказать: "Да ну тебя..."
Кого тетя Лида не любит, так это Брынцалова и Шаккума. Кто они вообще? Чужие люди! Вперлись в дом, суют деньги, важничают. Нет, шалишь... Тетя Лида — женщина честная, не продается и голосовать будет только за своих. В деньгах тетя Лида вообще ничего не понимает: она, например, совершенно уверена, что Константин Боровой богаче Артема Тарасова.
У многих членов тетилидиной семьи есть жены. И это немаловажно. Не исключено, что именно из-за жены не проголосовала тетя Лида за Горбачева. Не может же Горбачев стать папой. У него жена слишком молодая, слишком красиво одевается... Тетилидина ровесница. Горбачев, с точки зрения тети Лиды, подкаблучник. И любит молодую жену... А тетя Лида ревнует. И еще не может тетя Лида простить Горбачеву, что ждала его на площади после форосской ссылки, а он не пришел.
Вот у Ельцина жена — мама. Тихая, добрая, рубашки гладит, пироги печет. И дочка у него хорошая — сестренка, помогает.
У Зюганова жены нет — уверена тетя Лида. Или есть какая-то женщина... Разведенный он! Тетя Лида знает точно — разведенный.
У Лебедя есть — молодая. Он мужик крепкий, ему молодая нужна.
А вот у Явлинского с Жириновским — нету. Кто их видел? Жириновский — тот вообще кобель. (Это не автор так думает, это тетя Лида.) Им сначала жениться надо, а потом в президенты претендовать. А то что же? Сирот плодить? Безотцовщина? Аборты?
У Брынцалова жена есть, все видели. Но вы помните, что он сказал? Женщина просила близости пять раз в неделю, а он ей вместо этого сунул десять тысяч долларов! Это счастье? Это он нам обещает? Не надо!
Я тушу окурок в маленькую кофейную баночку, которая у Давида вместо пепельницы:
— А как же, — говорю, — муж? Вы же сказали, что тетя Лида замужем? Отец, брат, отчим... Почему бы тете Лиде мужа не выбрать в президенты?
— Муж — Лужков! — Давид даже захлебывается дымом. — Он просто не баллотировался в президенты, но проголосовало за него девяносто пять процентов.
Я падаю на ступеньки и, хохоча, качусь с шестого этажа едва не на первый, а Давид продолжает:
— Мужик! Не красавец, конечно, но ведь не в любовники его, а в мужья. Крепкий, здоровый, веселый, толковый. И как мужчина тоже: вот же родился у него то ли сын, то ли дочка (тетя Лида не помнит, кто, но помнит, что ребенок маленький). В общем, может. А главное — хозяин. Все в дом, все в дом! Баню построил, крышу починил, забор поправил. Рукастый!
Пораженный в самое сердце теплой житейской логикой тети Лиды в изложении Давида Шустермана, я возвращаюсь в комнату, чтобы задать сугубо теоретический вопрос:
— А как же тетя Лида все это определяет? Какие у нее критерии?
Отвечает Михаил Иванов:
— По нашим данным, главные требования, предъявляемые избирателем к политику, — это честность, сила и теплота. Показателем честности является... знаете это... "режет правду-матку".
— Разве может политик?..
— Нет, конечно. Все, что говорят политики, невероятно далеко и от правды, и от матки, но главное — резать... — Михаил машет рукой так, словно пытается что-то разрубить ладонью. — Вот этот рубящий, режущий жест убеждает избирателя в правдивости политика.
— Неужели так легко обмануть тетю Лиду? — спрашиваю я Давида в надежде, что тот как-то оборонит меня от чудовищной простоты рецепта честности.
— Врать, конечно, очень трудно, — говорит Давид. — Убедительно резать правду-матку могут только те, кто верит, что это она и есть. Ну или какие-то великие актеры. Всякий раз, когда к нам обращается за консультацией политик, мы спрашиваем: "Вы победить хотите или поучаствовать?" Никто же ведь не станет голосовать за плохое. За инфляцию, за снижение зарплаты, за повышение налогов, за рост преступности... Поэтому, чтобы вас избрали, нужно врать! Студентам обещать стипендию, пенсионерам — пенсию, бизнесменам — налоговые льготы, бюджетникам — дотации. Это взаимоисключающие вещи, но обещать надо, иначе не выберут. Если кандидат является более или менее компетентным экономистом, юристом, политиком, то он отлично знает, что раздаваемые им обещания невыполнимы. Ему невероятно трудно врать. Легко резать правду-матку тем, кто ни черта не понимает ни в экономике, ни в политике, ни в праве. То есть избиратель путает честность с некомпетентностью. Правдивость для кандидата может быть только вопросом веры, а верить в собственные предвыборные обещания может только некомпетентный человек.
Бедная тетя Лида. Вот здесь она сильно обманывается. Может быть, хоть удастся ей выбрать сильного?
— Сила, — Михаил Иванов продолжает развеивать мои иллюзии, — ассоциируется с тем, какое количество площади телеэкрана занимает политик...
— То есть в конце концов, насколько крупный план возьмет телеоператор?
— Да. Еще сила заключается в том, что человек говорит низким голосом, не частит в речи и иногда (очень редко) может одернуть журналиста, задавшего слишком бестактный вопрос.
— Помните, — в тихую речь Михаила врезается резкий комментарий Давида. — Помните, как Явлинский давал интервью Киселеву после первого тура выборов? "Я призываю моих избирателей ни в коем случае не голосовать за Зюганова и ни в коем случае не голосовать против всех..."
— Помню: тогда Киселев спросил, значит ли это, что нужно голосовать за Ельцина, а Явлинский ответил: "Я этого не говорил!"
— Вот именно, — Давид кивает. — Все равно избиратели Явлинского проголосовали за Ельцина, но оценили эту фразу Григория Алексеевича как проявление нерешительности.
— А что такое теплота? — спрашиваю я Михаила.
— Это человек должен быть свой. Мне перед выборами американцы говорили, что Ельцин проиграет, потому что он пьет. А я говорил: ничего подобного, это значит только, что он такой же, как мы. Кандидат в президенты должен выпивать, должен иметь жену и детей, словечки всякие говорить...
— Как Лебедь? "Упал — отжался"?
— Да, или как Лужков: "Очко заиграло". Ельцина народ должен видеть в домашней кофте, Лебедя — в рубашке без галстука и пиджака.
— Если так рассуждать, то Черномырдин не теплый?
— Абсолютно холодный. Случись сейчас выборы, за него бы не голосовали. Он вообще вне той игры, где власть похожа на семью. Его достоинства на тетю Лиду не действуют.
— А руки, сложенные домиком? Наш дом — Россия?
— Нет, чтобы быть теплым, в дом надо входить, а не оставаться снаружи.
Я прощаюсь. Я спускаюсь по ступенькам. Я еду по городу, смотрю на всякую рекламу и думаю, что тете Лиде должно быть очень неуютно в этой изменившейся реальности.
Если бы тети Лиды всей страны объединились, это была бы страшная сила. Они, как говорит Хакамада, могли бы продавать свои голоса очень задорого. За то, например, что не нужно начинать войну в Чечне, за то, что...
Конечно же тети Лиды писали письма Ельцину, ездили в Афганистан и Чечню, но каждая мать, как только получала своего сына или похоронку на него, — сразу же уходила. У них нет политических амбиций, они просто хотят спасти детей. Каждая — своего.
Политические амбиции есть у "Женщин России", но те — мне не хочется говорить это, мне стыдно так говорить — не чувствуют себя солдатскими матерями. Это не упрек, я понимаю, что никого нельзя упрекать за робость перед лицом смерти.
Я еду в офис московского представительства компании Microsoft общаться с генеральным директором Ольгой Дергуновой. Я понимаю, что страна не голосует, так как голосует Ольга Дергунова, но — новое поколение, социально адаптированная, образование высшее. Если уж во всем мире избиратель — женщина, то пусть будет, если можно, Ольга Дергунова.
Молодая, энергичная, очень правильно и легко строящая фразы, профессорская дочка, большой начальник. Мы здороваемся за руку и идем болтать о политике и политиках. Пьем чай, улыбаемся друг другу. Я — потому что Ольга мне ужасно симпатична, она — уж не знаю почему.
Все политики для Ольги на одно лицо. Что-то серое, невнятное. Она чрезвычайно далека от того, чтобы считать их членами своей семьи. Главное, чтобы не мешали работать, не выдумывали дурацких законов. Разве что неприятно, когда политики слишком уж плохо знают родной язык, но плохо его знают, как правило, те, кто придумывает дурацкие законы. Оценки Ольги сдержанны:
— Понимаете, — говорит она. — Какими бы политики не были, нам с ними работать.
— А что, — я пытаюсь облегчить Ольге задачу, — должен представлять из себя идеальный президент?
— Это менеджер! — Ольга улыбается. — Менеджер, который создает инфраструктуру.
Я слушаю и думаю о тете Лиде. Она, скорее всего, не знает слова "инфраструктура", а слово "менеджер" несет для нее какой-то уголовный смысл. Но Давид с Михаилом говорили мне, что за Хакамаду, как бы та не заигрывала с молодежью, тусуясь по ночным клубам и выступая в телевизоре, голосует именно тетя Лида. И за Ольгу Дергунову, подайся та в политику, тетя Лида проголосовала бы тоже.
Логика здесь проста и печальна: "Я то уже что... А вот ты, дочка..." Обратите внимание на полное отсутствие конструктивных мыслей. Знаете, что я вам скажу: я люблю тетю Лиду, она очень хороший человек.
Мне, конечно же, часто не нравится, как голосует страна, но это приучает к толерантности. Свобода же! Рынок! Товароцентрированная экономика сменяется на клиентоцентрированную. Вождь перестает быть в политике главным лицом, главным лицом становится избиратель. Гайдар проиграл на выборах? Правильно — потому что не уважал тетю Лиду. Явлинский проиграл? Потому же! Уважать надо свой народ.
Как-то в июне 1996 года в компании молодых, талантливых и образованных деятелей культуры был произнесен тост: "За естественное сокращение электората Зюганова..."
— Ты боишься, что придут коммунисты? — спросил я произносившего тост режиссера рекламных роликов.
— Да, и я не понимаю тех людей, которые за них голосуют...
— Что же тут непонятного? — сказал я. — Ты хочешь, чтоб они скорее умерли, вот они и голосуют против старости и смерти.
Слишком пафосно сказал, наверное. Но не отказываюсь.