Фракция «Единой России» подготовила окончательную версию законопроекта, предусматривающего уголовную ответственность за публичное отрицание преступлений, установленных Нюрнбергским трибуналом, и распространение заведомо ложных обвинений СССР в совершении преступлений во время Второй мировой войны. По просьбе Weekend историк Аскольд Иванчик объяснил, чем грозит принятие этого закона и какие именно обвинения в адрес СССР могут скоро оказаться «заведомо ложными»
Памятник жертвам Катыни
Фото: Reuters
Новая версия отложенного в 2009 году закона, судя по сообщениям прессы (сам текст пока из официальных источников недоступен), предполагает наказание за два вида публичных высказываний — отрицание фактов и одобрение преступлений, установленных Нюрнбергским трибуналом, и публичное распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР во время Второй мировой войны, «соединенных с обвинением в совершении преступлений, установленных приговором Международного военного трибунала».
Уголовные наказания за ревизионизм или негационизм (отрицание холокоста и других преступлений нацистов) существуют во многих европейских странах, и по поводу самой идеи таких законов высказываются разные точки зрения: от осуждения во имя свободы мысли и слова до горячей поддержки. С обеих сторон есть веские аргументы, но не об этом сейчас речь. Первая часть вносимого в Думу закона может рассматриваться в русле этого законодательства — сходные формулировки содержит, например, французский закон Гейсо. Ссылка на решения Нюрнбергского трибунала имеет то преимущество, что круг запрещенных высказываний оказывается четко очерчен: достаточно обратиться к его приговору, чтобы понять, что можно отрицать и одобрять, а что нельзя. Правда, приговор получает при этом статус священного текста, в котором по определению не может быть ошибок и который не может быть поставлен под сомнение. Такое ограничение неприемлемо для историков, которые не должны принимать на веру ни один текст или утверждение без их критического анализа. Однако оно может оказаться полезно для общества, в частности для обуздания неонацистов — впрочем, и в этом у меня есть большие сомнения. Но здесь, во всяком случае, ясны правила игры.
Со второй частью, касающейся сведений о деятельности СССР, дело обстоит значительно хуже. В законодательстве цивилизованных стран его можно сравнить разве что с турецким законом об оскорблении нации, который наказывает за разговоры о геноциде армян: именно по этому закону преследовался нобелевский лауреат Орхан Памук и другие турецкие интеллектуалы. Конечно, в законопроекте есть оговорка, что имеются в виду только заведомо ложные сведения, то есть вообще-то суду надо доказать, что человек, распространявший ложные сведения, при этом знал, что они ложные, а не верил в их истинность. Разумеется, доказать это невозможно, разве что подсудимый сам покается в суде, но и в этом случае предыдущий опыт нашей страны заставит к таким покаяниям отнестись с недоверием: следственные органы у нас умеют быть очень убедительными. Соответственно, если принимать оговорку всерьез, то закон работать в этой части не сможет, и незачем его принимать.
Тот же предыдущий опыт, однако, подсказывает, что закон принимается не зря и блокирующее его слово «заведомо» будет толковаться иначе, примерно так, как толковалось при осуждении советских диссидентов по статье «распространение заведомо ложных измышлений». Заведомо ложными тогда считались суждения, не совпадающие с официально признанными правильными. Разница в том, что тогда была официальная идеологическая доктрина и границы дозволенного были ясны, хотя, конечно, в разные периоды они сдвигались в ту или другую сторону. Сейчас такой доктрины нет, и взгляды разных представителей власти на то, что можно, а что нельзя, сильно отличаются. Соответственно, появляется очень широкое поле для произвола и избирательного правоприменения, когда сходные высказывания одних могут игнорироваться, а других — признаваться заведомо ложными и наказываться. Альтернатива этому — только принятие официально утвержденного описания «деятельности СССР во время Второй мировой войны», которому будет придан тот же статус священного текста, что и решениям Нюрнбергского трибунала, и любые отступления от которого будут признаваться заведомо ложными и караться. Неизвестно, что хуже, но реальностью скорее станет первая возможность — с произвольным правоприменением.
В законопроекте есть и еще одна оговорка, смысл которой тоже зависит от толкования: распространения заведомо ложных сведений недостаточно для криминализации высказываний, оно должно быть «соединено с обвинением в совершении преступлений, установленных приговором Международного военного трибунала». Можно было бы предположить, что имеются в виду конкретные преступления и закон направлен против тех, кому вздумается, например, возложить на СССР солидарную с Германией ответственность за Аушвиц (это редкость — хотя и здесь можно вспомнить немецких граждан, нашедших убежище в СССР и выданных Гитлеру после пакта Молотова—Риббентропа), или за блокаду Ленинграда (таких немало), или за агрессию против Польши и ее раздел (это почти общепринятая точка зрения). Однако это не единственное возможное толкование. Между версией закона 2009 года и нынешней есть различие — раньше нельзя было распространять заведомо ложные сведения о деятельности союзников по антигитлеровской коалиции, а теперь только СССР (то есть заведомо лгать о деятельности США или Великобритании — не криминал). Это преподносилось как уступка российским историкам, которые опасались, что теперь не смогут критиковать действия союзников вроде бомбардировки Дрездена или Хиросимы. Однако Нюрнбергский трибунал об этих действиях ничего не говорил, поэтому, очевидно, имеется в виду, что нельзя обвинять не только в конкретных эпизодах преступлений, но и в других преступлениях, аналогичных тем, ответственность за которые им была установлена. Если имеется в виду именно такое толкование, то поле применения закона еще больше расширяется.
Ну и, наконец, есть еще вопрос, что считается СССР — только верховная власть? Или любое должностное военное и гражданское лицо, его представляющее? В адрес кого должно быть направлено обвинение, чтобы быть криминальным — страны в целом или также и конкретных лиц? Например, можно ли обвинять в преступлениях не страну, а лично Верховного главнокомандующего? А генерала армии или НКВД? А лейтенанта? На эти вопросы ответа нет, что создает возможность криминализировать обвинения в адрес любого конкретного должностного лица или офицера (в том числе НКВД), который совершил преступление и не понес за это наказания.
Чтобы представить себе более ясно, к чему может привести принятие этого закона, можно назвать несколько примеров действий СССР, сходных с теми, которые были осуждены Нюрнбергским трибуналом как преступления.
Расстрел польских офицеров и других граждан в Катыни (военное преступление по терминологии Нюрнбергского трибунала). Как известно, несмотря на все усилия СССР, Нюрнбергский трибунал не поддержал заключения комиссии Бурденко и не возложил ответственность за это преступление на Германию. Поэтому обвинение СССР в катынском расстреле не противоречит первой части закона; более того, с 90-х годов это официальная точка зрения, которую подвергают сомнению только маргиналы. Проблемы могут возникнуть, если изменится официальная точка зрения — тогда обвинения СССР могут стать «заведомо ложными» и криминальными.
Депортация народов, обвиненных в коллаборационизме (крымских татар, волжских немцев, чеченцев и др.). Эта «деятельность СССР» официально признана преступной (или ошибочной) частично в эпоху Хрущева и окончательно в 90-е годы. То, что речь идет о геноциде, официально не признано, хотя соответствующее мнение высказывается многими. Если законопроект будет принят, то в таких суждениях легко можно найти состав преступления, признав их заведомо ложными и сославшись на то, что геноцид входит в число осужденных Международным трибуналом преступлений (хотя сам термин еще не применялся).
Продолжение во время войны массовых репрессий по политическим мотивам как среди гражданского населения, так и на фронте (аналогичные действия нацистов были расценены в Нюрнберге как преступления против человечества). Соответствующие факты хорошо известны, в том числе благодаря А.И. Солженицыну, который сам был арестован на фронте. Официально большая часть репрессированных реабилитирована, но ни организаторы массовых репрессий, ни их исполнители, осуществлявшие незаконные аресты, пытки и расстрелы, уголовной ответственности, за редкими исключениями, за них не понесли (Берия, например, был расстрелян не за это, а за шпионаж). Высказывать общепринятое мнение о преступности репрессий, проходивших в период с 1 сентября 1939 года до 2 сентября 1945-го, станет с принятием закона небезопасно. Такие суждения легко могут быть признаны заведомо ложными (особенно в отношении тех, для кого приговор не отменен).
Агрессия против соседей. То, что после подписания пакта Молотова—Риббентропа СССР совершил агрессию (преступление против мира по нюрнбергской терминологии) против Польши, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы и Румынии, мало кем ставится под сомнение за рубежом, да, собственно, и внутри страны такая трактовка очень распространена, хотя Россия ее никогда официально не признавала. Соответственно, любые разговоры об агрессии и оккупации, например, Прибалтики, подпадают под действие закона, если он будет принят. При этом такова официальная точка зрения, разделяемая большинством населения, не только в Прибалтике, но и в других европейских странах. Законопроект же, как известно, предполагает привлечение к ответственности не только российских, но и иностранных граждан. Соответственно, если новый закон будет применяться не избирательно, то под его действие подпадут официальные представители всех европейских (и не только) стран — придется запретить им въезд в страну и судить тех, кто пересечет границу, не имя предварительных гарантий неприкосновенности.
Отношение к военнопленным (военное преступление). Как известно, СССР не подписал Женевской конвенции, не считал себя ей связанным, а потому поступал с вражескими пленными и собственными гражданами так, как считало нужным его руководство. Соответственно, и Германия не несла в отношении советских военнопленных (в отличие от британских, американских и других) никаких обязательств. А.И. Солженицын и другие авторы, писавшие об этом, считают отказ Сталина от подписания Женевской конвенции одной из важных причин невыносимых условий содержания и массовой гибели советских военнопленных в немецких лагерях, в отличие от пленных других стран. Соответственно, они возлагают на СССР солидарную с Германией ответственность за эти преступления, прямо подпадая под действие нового закона. Сюда же относится и хорошо известное отношение к военнопленным и насильственно угнанным на работу в Германию советским гражданам как к «предателям Родины»: очень многие из них, будучи освобождены из гитлеровских лагерей, отправлялись прямиком в сталинские. В конце Второй мировой войны и после ее окончания СССР при помощи союзников организовал по всей Европе охоту за бывшими гражданами не только СССР, но и России, никогда советского гражданства не имевшими: «жертвы Ялты» расстреливались на месте или вывозились в ГУЛАГ. Обращение с немецкими или японскими военнопленными в СССР также было далеко от идеального по нормам Нюрнберга.
Я выбрал только некоторые наиболее очевидные, на мой взгляд, примеры. Можно привести и другие того же рода, а спорных случаев гораздо больше. По сути дела, принятие нового закона сделает потенциально опасным почти любой содержательный разговор об участии СССР во Второй мировой войне. Основываясь на нем, можно наказывать не только за новые высказывания, но и за распространение уже давно известных публикаций о войне, в том числе и ставших классическими. Под запрет, например, должен попасть «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына, а все те, кто распространяет эту книгу или цитирует ее, должны быть наказаны — конечно, если закон будет применяться последовательно. Остается надеяться на то, что это вряд ли произойдет: свободное толкование «заведомой ложности» дает в руки власти еще один инструмент для борьбы с неугодными ей лицами, и, вероятно, цель принятия закона, по крайней мере отчасти, в этом. Для того чтобы применять его последовательно, государство должно стать тоталитарным, а до этого пока еще не дошло, и, как и в других случаях, власть устроит избирательное применение.