В юбилейном параде, выпавшем на прошлые выходные, одна дата оказалась особенной: восемьдесят лет исполнилось Зиновию Гердту. Актерский день рождения вылился в торжества на государственном уровне — что случается отнюдь не часто. Президент наградил Зиновия Гердта орденом "За заслуги перед отечеством", но юбиляра не стали призывать в Кремль. Сама власть пожаловала к нему на подмосковную дачу.
Актер и власть, на виду у всей страны соединившиеся в любви к Пастернаку, — голубая мечта либеральной интеллигенции. В воскресенье все, смотревшие телевизор, могли убедиться в том, что она наконец сбылась. Зиновий Гердт и первый вице-премьер Виктор Илюшин на два голоса прочли "Быть знаменитым некрасиво..." Строки "Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех" сопровождались выразительной мимикой Гердта. Конечно, он играл, но это не было уничижением паче гордости, и изумленный жест в свою сторону ему самому казался вполне оправданным.
В биографии Гердта действительно нет великих ролей, вершинами ее так и остались Конферансье в "Необыкновенном концерте" и Паниковский в "Золотом теленке"; нет работ в крупных драматических театрах — большую часть актерской биографии он вообще провел за ширмой у Сергея Образцова.
Наш век характерен, в частности, тем, что символами нации удавалось стать и актерам тоже. СССР не был исключением. Но идеальному "анти-Урбанскому" — Зиновию Ефимовичу Гердту — вряд ли можно было на это рассчитывать.
Тихий еврейский интеллигент в эпоху, не предполагавшую существования на сцене и на экране тихих еврейских интеллигентов, Гердт, казалось, был с молодости обречен на комические роли местечковых старичков — незаметных и неказистых, как и он сам.
Все изменилось подспудно и почти неуловимо для постороннего глаза: зрителю, увидевшему Гердта в "Русском проекте" ОРТ, уже не кажется странным, что именно этот "незаметный и неказистый" олицетворяет собой героическое поколение фронтовиков (немногие помнят, что именно война стала рубежом в актерской биографии Гердта: метростроевец, начинавший актером-любителем в Арбузовской студии, после ранения уже не мог подняться на сцену и ушел в буквальном смысле "за ширму" — в кукольный театр).
Уже не кажется странным, что именно у Гердта ведущий программы "Намедни" спрашивает, как выговаривала раньше знакомые слова старомосковская интеллигенция. И даже неуместный, как правило, в интервью с актерами вопрос — "что для вас свобода?" — в случае с Гердтом не выглядит обычной телевизионной глупостью.
Произошло то, что до сих пор не решаются сформулировать даже адепты либерального взгляда на новейшую историю России (их противники как раз очень определенны в высказываниях: "Как ни включишь телевизор, так там обязательно — или Гафт, или Гердт"). Российская культура подтвердила, что космополитизм — единственно возможное и плодотворное для нее состояние. Не только потому, что Бродский, Тарковский, Окуджава, Иоселиани стали ее символами, но и потому, что предметом всенародной нежности и любви стал образ маленького, слабого, всеми гонимого человека. Что есть признак свободы. Которую, как заявил Гердт в своем юбилейном интервью, отобрать не удастся --"пока я жив".
ОТДЕЛ КУЛЬТУРЫ