"Ситуация аховая" — такой комментарий к российскому бюджету, вырвавшийся из уст одного из вице-премьеров, уже никого не может удивить. Это не новость, это почти прописная истина. Обыденность словосочетания "бюджетный кризис" является сигналом финансового нездоровья страны. Страны, которая грезит экономическим подъемом и не хочет замечать, что этот подъем, подобно миражу, отступает все дальше и дальше.
Драматизм ситуации заключается в том, что российское правительство сейчас как никогда близко к достижению тех целей финансовой политики, которые оно поставило еще в начале экономической реформы. С формальной точки зрения финансовые условия для притока инвестиций в российскую экономику в основном созданы — бюджетная политика исключает необеспеченную эмиссию, дефицит бюджета практически полностью финансируется из неинфляционных источников, темпы инфляции впервые достигли нулевой отметки. И все же того притока иностранных инвестиций, которого ожидали эксперты правительства после победы на президентских выборах Бориса Ельцина, нет и в помине. Судя по всему, до конца года ситуация кардинально измениться не сможет. А это значит, что экономика по-прежнему будет находиться в депрессии.
Но депрессия всегда ведет к сокращению налоговой базы, падению поступлений в бюджет и, соответственно, ставит под угрозу финансовую стабильность. Собственно, резкое падение собираемости налогов в августе является тому иллюстрацией. Как только были ликвидированы знаменитые казначейские освобождения, ставшие оригинальным способом взаимозачета долгов государства и налогоплательщика, тут же стала очевидна вся неустойчивость нынешней бюджетной конструкции: при собираемости налогов 56% от плана (а сам план — это примерно 70% от максимально возможного объема налоговых поступлений) необходимо проявлять большую изобретательность, чтобы в течение длительного времени стабильно финансировать дефицит бюджета только за счет внешних и внутренних заимствований и не скатиться на путь печатания дешевых денег.
Существующая ситуация — самый настоящий тупик. Сдерживать инфляцию в ожидании экономического роста российское правительство сможет до тех пор, пока бюджетный дефицит будет покрываться не за счет денежной эмиссии, а за счет внутренних и внешних кредиторов. При этом растущий госдолг будет требовать все более и более крупных расходов на его обслуживание, что будет только усложнять проблему доходов госбюджета. Эту проблему можно решить в долгосрочном плане только на основе стабильного роста экономики. Но роста нет, и все планы добиться экономического прогресса оказываются под вопросом.
И дело здесь не в пассивности иностранных инвесторов — сразу после выборов в стенах Белого дома стали раздаваться трезвые голоса, предупреждавшие о необоснованности надежд на капризного иностранного инвестора. Более того, последние исследования, проведенные специализированными организациями ООН, свидетельствуют о том, что ставка на иностранные инвестиции как главный фактор экономического прогресса, которую в последнее десятилетие делали многие развивающиеся страны, в большинстве случаев не оправдалась. Пример восточноазиатских экономик оказался вдохновляющим, но не более того. На практике низкие темпы роста, безработица и, как ни странно, упорная борьба с инфляцией и бюджетным дефицитом ограничили приток капитала из развитых стран в развивающиеся. Конкуренция за инвестиции возросла. Россия же, согласно международным инвестиционным рейтингам, находится отнюдь не в выигрышной позиции.
Подлинный драматизм нынешней ситуации придает неготовность российского правительства пойти на значительное сокращение бюджетных расходов. Что бы ни говорили представители Минфина, до сих пор сокращение отдельных расходных статей (пресловутое недофинансирование) не отражалось на реальном уровне бюджетных расходов. В условиях значительного спада поступлений в бюджет его доходная часть была исполнена в первом полугодии почти на 100%. Все ресурсы были брошены на финансирование защищенных статей, из-за чего расходы на выплату пенсий, зарплат и социальных компенсаций превысили более половины всех расходов в первом квартале. А реальная социально-политическая ситуация в стране не располагает сейчас к тому, чтобы резко снизить социальные расходы и сократить ставки налогов, ориентировав всю налоговую систему на максимальное поощрение инвестиций в реальный сектор.
Именно на таких позициях стоят представители Минфина и Минэкономики, которые открыто признают, что существующая в России налоговая система (как, впрочем, и всякая другая налоговая система вообще) тормозит поступательное развитие экономики. При этом, однако, они с порога отвергают любые послабления налогового режима, считая необходимым добиться любыми путями повышения собираемости налогов. "Иначе — революция", — говорят они, а этот аргумент в России никогда не был пустым звуком. Ситуация по-настоящему драматичная, поскольку, как показывает опыт, быстро добиться в условиях глубокого и затяжного экономического спада значительного роста налоговых поступлений можно только одним путем — смягчением финансовой политики и инфляцией. Даже жесткие авторитарные режимы в этих случаях, за редким исключением, к насилию не прибегали. Поэтому Россия, видимо, вновь будет на свой страх и риск искать собственный путь в море экономики. До сих пор, как показывает история, такие попытки заводили только на рифы.
Нынешняя ситуация заставляет задуматься над тем, играет ли хоть сколько-нибудь значимую роль в обществе экономический образ мышления. Или же, наоборот, общественное сознание насыщено сугубо политическими и фискальными стереотипами. Вопреки мнению правительства, которому мерещатся социальные потрясения, эти стереотипы, во-первых, не столь уж всепроникающи и безусловны, а во-вторых, способны довольно быстро изживаться. И примеры не надо искать в далекой истории. Как показывают социологические опросы, проведенные за последние два года в России, люди до 23 лет вступают в экономически активный возраст без того пиетета к государству, государственным институтам и государственным символам, который отличает старшие поколения. Одновременно молодые люди возлагают гораздо меньше надежд на государство как источник социальных благ, в основном рассчитывая на собственные силы.
Другой пример — Латвия и Эстония, в какой-то мере сумевшие воскресить в Европе дух умершего в Южной Африке апартеида. Здесь, конечно, на официальные источники полагаться нет смысла, но многочисленные свидетельства говорят о том, что лишенные большинства политических и значительного набора экономических прав представители "некоренных" национальностей на практике заметно лучше смогли приспособиться к новым экономическим реалиям. Они напрямую и через подставных лиц контролируют непропорционально большую долю национального богатства, будучи гораздо менее защищены в социальном плане, чем представители титульных наций. Если все это действительно так, то и в Старом Свете получает подтверждение гипотеза, положенная в основу американской социальной политики два века назад: "Чем шире пропасть, разделяющая самых богатых и самых бедных, тем сильнее стремление бедных преодолеть эту пропасть".
Российскому правительству следовало бы смелее изживать стереотипы прошлого, согласно которым одной из основных функций государства является социальное вспомоществование. Или, говоря на языке, принятом в Западной Европе, уходить от понимания роли государства как важнейшего фактора исправления социального неравенства, вызванного к жизни рыночной экономикой. Конечно, резко сократить социальные расходы российское правительство не решается не только потому, что до сих пор сама эта мысль считается чем-то неприличным. Эксперты МВФ, вопреки насаждаемым левыми превратным представлениям о них как о бессердечных людоедах, уже не один год выражают озабоченность излишне, на их взгляд, слабой социальной защитой в России и ростом социального неравенства. Тем не менее десятилетия "сильной" социальной политики и принудительного уравнительства обернулись экономическим крахом в странах Восточной Европы. Более того, сейчас в Западной Европе постепенно выкристаллизовывается мнение о необходимости проведения глубоких реформ системы социального обеспечения. Мысль о том, что нынешняя социальная система, ориентированная на создание общества всеобщего благоденствия, доживает последние дни, все чаще и чаще произносится вслух и воспринимается с большим интересом. Как бы то ни было, пугающее своей скоростью формирование принципиально нового маргинального класса, выросшего на wellfare и лишенного в силу государственной щедрости каких-либо стимулов к работе, представляет в будущем угрозу как социальной, так и политической стабильности. Именно поэтому в таких странах, как Великобритания, Дания, Нидерланды и Швеция, реформа системы социального обеспечения фактически уже началась.
Конечно, России далеко до стандартов социально ориентированной рыночной экономики, однако европейский опыт свидетельствует, что, однажды встав на этот путь, свернуть с него очень трудно. Несмотря даже на то что в конечном счете он ведет только к ксенофобии, протекционизму и падению экономической эффективности. Сейчас гораздо более работоспособной и в принципе более подходящей для России является американская модель социальной политики. США придерживаются принципа "больше рабочих мест при меньшем уровне заработков", обусловливая и существенно более низкий, чем в Европе, уровень налогообложения (при том что военные расходы оставшейся в одиночестве сверхдержавы значительно больше, чем где бы то ни было в мире). Благодаря демонтажу той громоздкой социальной системы, которая была создана усилиями президентов Франклина Рузвельта и Линдена Джонсона, и налоговой реформе Рональда Рейгана американская экономика переживает один из наиболее длительных в послевоенной истории подъемов, демонстрируя наилучшие показатели среди развитых стран. В этом году экономический рост в США должен составить 2,2% в условиях полного контроля над инфляцией. И что особенно важно в случае России — в Соединенных Штатах за последние два года было создано более трех миллионов новых рабочих мест.
Пересмотр расходной части проекта бюджета на 1997 год и проведение секвестра нынешнего бюджета без оглядки на защищенные расходные статьи могли бы дать определенную передышку финансовой системе при сохранении интиинфляционного курса. Отказ от стремления к повышению собираемости налогов мог бы обеспечить условия для скорейшего перехода в стадию роста. Российским властям, изживая свои фобии, следовало бы вспомнить, что история знала примеры, когда народные восстания и революции совершались в период активного экономического роста, но никогда революции не рождались на периферии. Сейчас в России столичные регионы являются редким примером экономического успеха, поэтому у правительства есть еще запас прочности для ужесточения социальной политики. В конечном счете дешевле накормить один столичный полк внутренних войск, чем бесконечно финансировать области, не желающие жить по законам рынка, и отрасли, мечтающие о плане и фондах.
РОМАН Ъ-АРТЕМЬЕВ