Большой театр открыл новый сезон. Прошлый — сезон реформ и нововведений — вызвал у публики так много вопросов, что никто уже и не чаял получить на них вразумительные ответы. Однако в беседе с критиком ТАТЬЯНОЙ КУЗНЕЦОВОЙ руководитель балетной труппы Большого ВЯЧЕСЛАВ ГОРДЕЕВ оказался весьма откровенен и к тому же щедр на отзывы — как о своих коллегах по театру, так и о тех, кого принято считать первыми величинами современного балета.
Наставник
— По Москве гуляют ваши реплики, появившиеся на свет после первых просмотров вами спектаклей театра в качестве худрука. Одному ведущему солисту вы сказали: "Вы как-то не так улыбаетесь"; другому: "У вас слишком длинные ноги, с этим надо что-то делать"; балерине: "У вас с лицом что-то не то, может, сделать пластическую операцию?"
— Советы я даю. На мой взгляд, они нужны артистам. А поскольку я все-таки их начальник, надо использовать положение, чтобы советы были восприняты. После этого они лучше осознают свои возможности.
— Не кажется ли вам, что эти замечания как-то мелковаты для худрука?
— На сцене мелочей не бывает.
Преобразователь
— Каковы, по-вашему, мотивы назначения вас художественным руководителем балета Большого театра?
— У меня к вам встречный вопрос: а кого еще вы видите на этом месте? Кто-нибудь из ваших "крепких профессионалов" на сегодняшний день сделал что-нибудь в нашем балете? Никто. Многие хватаются за все подряд, а как доходит до конкретного дела — все рассыпается. Я пришел сюда не для того, чтобы что-нибудь заиметь. Все награды и материальные блага, которые может предоставить Большой театр, у меня есть. И даже больше. Я пришел сюда сделать то, что считаю главным для каждого театра. На мой взгляд, в Большом отсутствует крепкий кордебалет, слабое среднее звено солистов. Есть личности (их немного), которые могут встать вровень с мировыми звездами. А хотелось бы как раньше: гастроли в США в 75-м... В них участвовало человек 15-20 солистов, равных которым в мире не было: Лиепа, Фадеечев, Васильев, Сорокина, Семеняка, Владимиров, Кондратов, Лавровский. И вся молодежь: Богатырев, я...
— Итак, вы пришли преобразовать труппу.
— А этого не может произойти без изменения отношения артистов к работе. Дисциплины в театре нет никакой: люди приходят в класс, когда хотят, уходят, когда вздумается, занимаются, как хотят, а не так, как надо. С этим я веду борьбу, и довольно серьезную. Далее: у Большого театра есть свои традиции. Это не только спектакли Григоровича. Традиции — это сам дух театра. Нет смысла гнаться за количеством новых спектаклей. Необходимо, чтобы они соответствовали и были созвучны тому, что делалось в труппе раньше. Сейчас может произойти недопустимое: возникнут имена, может быть, интересных современных балетмейстеров, работающих не в традициях Большого, спектакли которых по разным причинам разные люди захотят перенести на нашу сцену. Чтобы самим сделаться популярнее. Такой популизм может разрушить Большой театр. И должен быть человек, который скажет этому "нет!".
Хранитель
— За последний год театр подрастерял те традиции, о которых вы говорили: исчезает репертуар Григоровича, классика, существующая, увы, только в его редакциях. "Спящая красавица", например.
— Минуточку. "Спящая" не идет уже пять лет — и не по нашей вине. Я хотел ее возобновить, так якобы панорамы (задник, движущийся во время музыкального антракта. — Т. К.) нет. Курилко (бывший зав. постановочной частью. — Т. К.) сказал, что она сгорела, а потом выясняется, что он ее...
— Продал?
— Нет, к колосникам подвесил, повыше. И висит она там нормальненько уже пять лет. Столько же не идет "Раймонда" — это была политика Григоровича.
— А "Корсар" не идет из эстетических соображений?
— У нас же всего три действующих балерины. Одна рожает. Когда им говоришь о "Корсаре", они сразу: "Не буду танцевать! Я бюллетень возьму!" Потому что "Корсар" не спектакль классического наследия. Его весь перекромсали, накидали каких-то вариаций — балеринам тяжело. Кстати, этим летом на гастролях в Австрии мы пускали акт из "Спящей", акт из "Раймонды". Мы хотели возобновить эти спектакли, но в этом сезоне нам бы успеть восстановить хоть "Дон-Кихота". К сожалению, в редакции Григоровича — на мой взгляд, самой неудачной. Декорации прежней редакции уничтожены. На каких-то гастролях разорваны в клочья. Мы скоро везем "Дон-Кихота" в Америку. Я волнуюсь. Не знаю, как это пройдет.
Педагог
— Кстати, на собрании балета вы сказали, что труппа сейчас "не имеет морального права танцевать классику". А между тем упоминаете о полноценном классическом репертуаре, показанном в Австрии.
— Я недоволен тем, как прошли эти спектакли, и сказал об этом труппе. Многие исполнители действительно не могут претендовать на классику. А в Большом театре на сцене должно быть много артистов. В кордебалете выходят девочки по росту вроде бы одинаковые, но у одной руки длинные, у другой — короткие, и, когда они становятся в арабеск, они выглядят совершенно разными. Как плохо выстроенный забор. Но об этом очень трудно говорить, потому что в Большом театре все амбициозны.
— Может быть, все выглядит неслаженным оттого, что эти спектакли не только не идут в Москве, но даже не были прокатаны на сцене перед гастролями?
— Да не в этом дело. "Пахиту", например, делали с кондачка. Весь этот балет выглядит убого. Когда я увидел его в Австрии в полной красе, я был очень разочарован.
— Зачем же его везти?
— Репертуар в Австрию сформировал Григорович. Он выдавал его за самый дорогой товар. На самом деле все было очень дешево. Костюмы "Пахиты" надо просто сжечь. А декорации! Жуткие, желтые! Мы искали какие-то варианты, но все спрятать невозможно. Я считаю, что это позор Большого театра. Позор предыдущего руководства — не больше, не меньше.
— Как оценили гастроли австрийцы?
— Нам удалось выжать максимум из того, что мы можем. Это самое главное мое достоинство — из малого делать многое. Всю первую неделю труппа практически жила в театре. Я их так умучил, что они сами были не рады тому, что поехали.
Руководитель
— В этом сезоне Васильев собирается переделывать "Лебединое озеро". Как вы к этому относитесь?
— В перестановке Васильева останется второй акт Льва Иванова, первый и третий будут меняться. Я надеюсь, в начале сезона Васильев представит на худсовете режиссерскую экспозицию спектакля.
— А может ли она быть отвергнута, если окажется несостоятельной?
— В принципе, наверное, да. Васильев сам сказал, что если этот спектакль окажется плохим, будет идти "Лебединое" Григоровича. Сейчас не старые времена, когда Григорович обещал оставить в репертуаре оба "Ромео", а сам через полгода продал все костюмы спектакля Лавровского.
— Ваше имя стоит на афишах всех балетных премьер. Но среди них есть родные и пасынки. Известно, какой хаос царил при постановке "Укрощения строптивой" Джона Крэнко: беспрерывно менялись составы солистов и кордебалета, ведущие балерины саботировали репетиции, не был отработан поставленный материал, а на финальной стадии работы вся труппа отъехала в Египет. Постановщики англичане были в отчаянии. Чья это вина?
— Откуда у вас такие сведения? Может, я чего-то не знаю? Могу сказать, что мы перешли на контракты. Теперь солисты имеют право выбирать: будут ли они заняты в спектакле. Если премьерши говорят, что не хотят танцевать, мы не имеем права их заставить. К тому же при постановке нужна хорошая организация не только театра, но и людей, которые ставят балет. Мы не привыкли работать только на новую постановку. У нас каждый день идут спектакли. Не бывает такого, чтобы человек танцевал "Лебединое", а с утра шел на репетицию "Укрощения". Артисты не могут работать в таком режиме. И англичане об этом были поставлены в известность.
— А в Мариинке одновременно с напряженной работой над "Хрустальным дворцом" Баланчина шел тяжелейший текущий репертуар. И после шести часов репетиций артисты танцевали "Раймонду" или "Баядерку".
— В Мариинке почти триста человек, а у нас двести шестнадцать. И вообще, когда я посмотрел там "Жизель" (состав был хороший: Асылмуратова и Рузиматов), я не пришел в восторг ни от кордебалета, ни от солистов. Мне не понравился грим у девочек, прически, нерабочие ноги.
Балетмейстер
— Как вам пришло в голову инсценировать "Последнее танго в Париже"?
— Нигде не было сказано, что это балет по фильму или по роману. Это просто "Последнее танго", содержание есть в программке.
— Маловразумительное.
— Маловразумительное. Но тем не менее все понимают. И мне радостно, что люди, смотревшие балет, ассоциируют его с фильмом. Ни об одном спектакле столько не написано. И это уже хорошо. Я никогда не был высокого мнения о нашей критике. Именно о тех людях, которые выступили против "Танго". Я утверждаю, что они далеки от балета вообще. И от русского балета тем более.
— Мы говорим об авторитетных в балетном мире критиках.
— Это недоразумение, которое надо исправить. Есть люди, которые действительно разбираются в балете...
— Кто?
— Неважно. Критика не должна быть злой. Она должна идти на пользу, быть доброжелательной. Не все сразу может быть понято. Фильм Бертолуччи тоже подвергся нападкам. Критики были шокированы. Моим балетом — тоже. У этих людей нет чувств, ничего нет за душой. Может, они обижены природой? Но это уже их проблемы. Я знаю, как сделаны эти статьи — они сделаны на кухне. Это же одна компания людей. Я даже знаю, где они собирались, как между собой общаются. К сведению, сразу после премьеры меня пригласили в Японию, чтобы прокатать там спектакль и заснять его на пленку. Гастроли в Грецию намечены именно с "Танго". Нет пророка в своем отечестве...
Идеолог
— Когда вы говорили о современных хореографах, работающих не в русле традиций Большого, вы имели в виду западных коллег?
— В Большом должно быть движение, развитие. Вот я и сделал "Вечер современного балета", чтобы у всех была возможность показать себя.
— Там были представлены работы студентов ГИТИСа.
— А ваш любимый Матс Эк не студент? Его "Жизель" — что, не студенческий уровень? Ну тогда у нас разные взгляды. Я не критикую, я высказываю свое личное мнение. Десять лет назад, когда тот же Форсайт только начинал ставить и занимался не тем авангардом, что сейчас, а современным балетом с наших позиций...
— Позиции у нас, как выясняется, разные.
—...он приходил на концерты "Русского балета" и уходил чуть ли не со слезами на глазах, клянусь! Приглашал нас к себе заниматься, сам сидел у меня в классе, смотрел все мои номера, записывал их и говорил, что это гениально, что если бы у него была такая труппа, такие возможности... А сейчас я приехал — у него совершенно другое направление. 16 человек из Америки. Это скорее пластическая драма. И вот на сцене Франкфуртского оперного театра они занимаются этими делами. Публика там — девочки в черном, мальчики бритоголовые. Пиво, сережки... Они сидят на лестничной клетке, потом свистят, улюлюкают в конце спектакля.. Другая атмосфера. Вы этого хотите в Большом театре? Что касается Матса Эка — ни в одном большом театре мира не идут его спектакли.
— Только летом он поставил "Спящую" в Гамбурге у Ноймайера.
— А вы смотрели спектакли Ноймайера? У него и "Щелкунчик" идет, и "Лебединое" — в его редакции. А труппа не прыгает. Вообще. Ноймайер — это Гамбург, один из многих городов Германии. В каждом городе Германии есть театр. В каждом. Знаете Демидова с ТВ? Он говорит, что если за человеком ходить по пятам с камерой вплоть до отхожего места, то можно заставить публику поверить в его гениальность.
— То есть Ноймайер — дутая величина?
— Вот вы опять начинаете... Ноймайер — человек талантливый. Он занимается балетом с утра до вечера. Он живет этим. Это его личное мироощущение. Но мы сейчас говорим о Большом театре.
— Значит, в Большом театре Матс Эк, Форсайт, Ноймайер не имеют права на существование?
— Ну почему? Имеют. Вот у нас будет вторая сцена, на ней пойдут вечера современной хореографии. Кстати, так называемые студенческие работы много дали нашим артистам — ведь они никогда не занимались современным танцем.
Тактик
— Главной сенсацией сезона станет отъезд трех из четырех ведущих солистов театра за рубеж по контракту.
— Поставим все на свои места. Александр Ветров уезжает на год, но подписал с Большим театром контракт на разовые выступления. Он едет в труппу, где 25 человек, ее руководитель — некий Эльдар Алиев из Кировского. Вы понимаете этот уровень? И вы понимаете, что человек едет зарабатывать деньги? С этим ясно. Юрий Клевцов подписал с нами постоянный контракт. В Аргентине у него есть свой менеджер, который помогает ему зарабатывать деньги. В новом сезоне он будет летать в Аргентину на разовые выступления Если куда-то захочет поехать Филин, ему не будет отказано.
— Вряд ли танцовщик покинет Москву ради труппы Алиева добровольно. Просто этим артистам в Большом были предложены весьма своеобразные контракты. Ветрову, народному артисту России с огромным опытом и репертуаром, были гарантированы партии Злого Гения, Красса и Петруччо. Клевцову — один Спартак! "Спартак" идет в сентябре — а что делать дальше? Целый год безделья для балетного премьера — самоубийство. Артисты просто вынуждены искать работу на стороне. А они — бесценное достояние театра, его гордость.
— Кто это сказал?
— Я.
Балетовед
— Это вы так думаете. А я вам скажу то, что есть. Мне обидно, когда я вижу, что хороший танцовщик Филин в партии Принца вдруг делает вместо двух туров в арабеск два тура в четвертую, упрощая тем самым хореографию. На мой взгляд, это недопустимо.
— Во времена Горского не делали таких сложных движений.
— При чем тут Горский? Мы говорим о "Лебедином" Григоровича.
— Но это не нарушает стиль балета. А ваш японец из "Русского балета" в "Вальпургиевой ночи" запускает такую акробатику, которую балетмейстер Леонид Лавровский не то что поставить, даже вообразить бы не смог!
— Там идет "козел" по кругу и разножка — предвестник того же револьтадта. Револьтадт раньше делали внизу, с выходом на колено. А Морихиро Ивато делает в воздухе — это труднее.
— Акробатические трюки разрушают эстетику спектакля.
— Когда Минкус работал с Горским над балетом, Горский говаривал: "Благодатная музыка — бам, бам — цирковая!"
— Мы же говорим о Гуно.
— Гуно, конечно, не Минкус. Но вариация Пана поставлена, как трюковая.
Патриот
— В конце сезона истекает ваш контракт с театром. Как вы считаете, он будет продлен?
— Если бы нашелся человек, способный меня заменить, я бы сам ушел. Кроме траты времени и нервов на бюрократические дела, я здесь ничего не приобрел. Все готовы ругать театр, потому что так принято, потому что без скандалов газетам неинтересно. Мне стало известно, что готовятся статьи, в которых говорится, что вот прошел год, в балете ничего хорошего не произошло, опять склоки идут.
— А вы не думаете, что эта "ругань" вызвана болью за родной Большой?
— О балете пишут люди, которые в жизни не сделали ни одного батман тандю. Они не знают предмета, о котором судят. Они не видят разницы между плохим и хорошим. Они не любят театр. Переполненные кино-, видео- и прочей информацией они думают, что все можно тащить на сцену Большого. Но наш театр — особый. Лучший в стране.
— И в мире?
— Да, и в мире. Потому что потенциал у него огромный.