"Из чеченской войны выход один — вновь выставить чеченцам условия ультиматума Пуликовского. Они его не выполнят, и тогда нужно отдать ему Грозный на 24 часа. А потом пусть Лебедь едет со своими мирными инициативами. Просто чеченцы по-другому не поймут".
Так рассуждают бойцы столичного ОМОНа, вернувшиеся из Чечни. Их встречали родные и близкие, а также специальный корреспондент Ъ СЕРГЕЙ Ъ-ТОПОЛЬ.
"С возвращением, ребята"
Автобусы с омоновцами медленно въехали через ворота КПП в большой засаженный березами двор базы. Тишину солнечного августовского дня взорвал марш — заиграл маленький духовой оркестр. Перед казармой автобусы остановились, и вооруженные до зубов омоновцы в тельняшках и камуфляже высыпали на плац. Короткий рапорт замполита отряда капитана милиции Сергея Евтикова (командир отряда Леонид Дворников месяц тому назад ранен в лицо и находится в госпитале) закончился словами: "Потерь в личном составе нет. 23 бойца ранены". Принимающий рапорт начальник был предельно краток: "С возвращением, ребята. Сейчас сдайте оружие и боеприпасы, и через полчаса в столовой будем отмечать возвращение. А потом все по домам — отдыхать".
Сводный отряд московского ОМОНа прибыл в Чечню 11 января 1995 года сразу после взятия Грозного бойцами генерала Рохлина. Тогда в отряде было 250 человек. С того времени через Чечню прошло около 80% личного состава отряда — более полутора тысяч человек. Каждые 1,5-2 месяца личный состав отряда менялся, и около 30% московских омоновцев побывали в Чечне более одного раза. Всего за время пребывания в Чечне погибло пять человек и 67 получили ранения разной степени тяжести. После лечения все вернулись в строй.
Через полчаса бойцы, сдав оружие, собираются у столовой. Оркестр играет "Катюшу", плавно переходящую в "Мурку". Наконец зовут в столовую. Там в большом зале сдвинуты в полукаре столы, уставленные водкой, минеральной водой, закуской. Раздается команда: "Разлить по двадцать пять капель". "И не заводиться", — добавляет кто-то. Командир еще раз поздравляет своих бойцов. Сообщает о ближайших перспективах личного состава: два-три дня можно будет провести с семьями, потом обязательная диспансеризация в госпитале, потом — отпуск.
Я беседую с замполитом отряда капитаном Евтиковым.
Позиции отряда штурмовал отряд, которым командовал уголовник
"Слава богу, в этот раз никого не убило, — говорит капитан, — были только раненые. Мы базировались в пригороде Грозного, на территории ГУОШ — Главного управления оперативного штаба, сейчас оно называется ТПУ, то есть Тыловое продовольственное управление.
Рядом с нами стояли федеральные и внутренние войска. Работали они как надо: город зачищали, боевиков отлавливали. А мы охраняли склады, расположенные на территории ГУОШ. Бои шли непрерывно. Чеченцы первые пошли на контакт — отправили к нам русского старика, держа его под прицелом. Он, трясясь, передал их предложение: они хотели доллары, женщин".
Евтиков в Чечне был дважды. "Первый раз, в январе--феврале 1995 года, было поспокойнее: война велась как положено, по правилам. А сейчас началась бойня".
"Знаете, кто руководил штурмом ГУОШ? — вмешивается в разговор подполковник медицинской службы милиции Владимир Белешевич (в Чечне второй раз). — Уголовник Саид Атаев. Он за изнасилование, убийство и грабеж получил 15 лет — максимум, что можно получить по нашему УК. Сидел в Чечне и, конечно, бежал. На свободе часто переодевался муллой".
Пока мы беседуем, бойцы успели не раз разлить "по двадцать пять капель". Перебивая друг друга, они спешат рассказать мне о том, что пережили в Грозном.
"Они уже ничего не умеют"
"Бандиты сами говорят, что, воюя столько лет, ничего другого они делать уже не умеют, — говорит здоровенный омоновец, которого все зовут старшиной. — Если он пять лет убивал, он не станет пахарем, виноградарем или чабаном. Здесь война кончится — он в Таджикистан поедет. Ему все равно, кого убивать. У них ведь другие понятия о жизни. Они знают одно: ты должен прокормить семью, а как тебе это удается, никого не интересует. Зарабатывай как угодно — кради, убивай".
Омоновцы единодушны: навести порядок будет тяжело. "Кто вам сказал, что Грозный под контролем боевиков? Не было этого. Взять его под контроль невозможно. Одноэтажные пригороды Грозного — Катальяма, Старая Сунжа, Черноречье — плавно переходят в город. Вот если бы боевики сидели в каждом доме, тогда можно было бы сказать, что город находится под их контролем. Но на это и у федералов сил нет, не то что у боевиков. У них и опорные точки-то были не в каждом квартале. Да и штурма никакого не было. Войска стянуть они не могли: все мосты охраняются федералами, а кто держит мост, тот и дорогу контролирует. Действительно, из города они выезжали колоннами. Но в город они попадали, просачивались по одному, по двое, а как их тогда отличить от мирных жителей? Показывает документы — все в порядке, а потом приходит домой и ствол из погреба вытаскивает. Бывало и такое: обстреливают нас из развалин, а потом, надев белые повязки, объявляют, что они мирные жители. Когда боевиков арестовываешь, они тише воды: сопят в две дырки и думают лишь об одном: грохнут или нет. А знаете, как они на штурм идут? Гонят перед собой женщин или детей. Это что, война?
Но все почему-то твердят о наших злодеяниях, а о чеченцах молчат. Вы что думаете, они ангелочки? Вы думаете, они нашим раненым задницу целовали, никого не убивали, не грабили? Даже о чеченских мародерах никто не пишет. А ведь сами боевики своих мародеров расстреливают. Только на нас зачем-то это свалить хотят.
Такое впечатление, что пресса воюет на их стороне, как будто они журналистам зарплату платят. Поэтому мы прессе не верим. Журналисты пишут: на таком-то КПП меня пропустили за пачку сигарет. Это бред. И с сигаретами, и с продовольствием у нас все в порядке — спасибо ГУВД и Лужкову. То, что журналисты пишут о войне — это детский лепет".
По словам подполковника Александра Константинова, отряд московского ОМОНа по графику должен был вылететь из Грозного еще 21 августа. Сменить их должен был питерский ОМОН. Но смена не пришла, и отряд остался на своих позициях. Они воевали еще почти неделю. "Потом еще для самолета топливо искали. Но ничего, все же мы добрались, как видите".
Водка кончилась. Разговор подходит к концу. Омоновцы высказались почти все. Спрашиваю, когда в Чечне будет мир.
"Мирный исход? — переспрашивает меня не пожелавший представиться офицер, — да, это можно. Но способ только один — разрешить генералу Пуликовскому предъявить боевикам его ультиматум. 48 часов прошло, они условий не выполнили — дайте Пуликовскому разрешение 24 часа поработать в Грозном. А после этого пусть прилетает Лебедь со своими мирными инициативами. Это наше общее мнение. Бойцы выходят оттуда со слезами на глазах. Это слезы обиды за то, что их предали. Вы думаете, сейчас мир начался? Да ничего подобного. Мы ведь тоже сканировали их радиостанции. Когда у них заканчивались боеприпасы, они говорили: срочно нужен мир. Посылали к нам человека, о мире договаривались, а потом боезапас пополняли, и все начиналось снова. Откуда они получали боеприпасы? Об этом нужно разведчиков спросить. Они отслеживали пути, по которым, наверное, и сейчас боеприпасы к боевикам идут, пока Лебедь с Масхадовым договариваются".