Знаменитая книга Карела Чапека под таким названием очень точно отразила процесс делания газеты. Мало что переменилось с тех пор в газетной работе. По-прежнему журналисты стекаются на работу очень постепенно, по-прежнему в газетах появляются ляпы, по-прежнему после сдачи номера в него не может попасть даже сообщение о конце света. Ну, с ляпами, которые, правда, не попали в газету, Ъ уже читателей знакомил — в первом выпуске "Семнадцатой полосы". Сегодня — рассказ о журналистах как таковых.
В каждой профессии есть своя специфика.
Написав эту фразу, я отчетливо вижу злорадные ухмылки наших рерайтеров, комментирующих подобные зачины примерно так: "Смелое заявление". Впрочем, о рерайтерах речь впереди.
Итак, в каждой профессии есть своя специфика, свои странности и фобии. В том числе и в профессии газетчика. Сами мы их редко замечаем, но, наверное, со стороны в нашей работе много забавного. Вот мы и попытались взглянуть на себя со стороны. Когда-нибудь, когда я выйду на пенсию, я, видимо, тоже улыбнусь, читая эти зарисовки. Пока что они навевают на меня непреодолимое желание побеседовать с психиатром.
Недавно я услышала следующий диалог.
— Вы зачем забрали моего далай-ламу? Я его еще на прошлой неделе себе приглядел.
— Так я же этого не знал! И потом вы у меня Черноморский флот отняли. Зато у меня для вас есть отличная Хакамада.
— А она вертикальная или горизонтальная?
Если вы ничего не поняли, не пугайтесь — это всего-навсего двое выпускающих говорят о фотографиях для своих номеров. Рядом с выпускающими у нас сидят верстальщики, поэтому "горизонтальный Черномырдин" или "вертикальный Лившиц" здесь никого не удивляет.
За соседней перегородкой тоже работают:
— Руки придется отрезать.
— Ничего страшного. Вот тут пальцы режутся спокойно.
— Тогда я хотя бы рукава оставлю.
Это верстальщик кадрирует фотографию на полосе.
Зав. отделом происшествий обедает. Подняв голову от тарелки, он замечает одного из своих корреспондентов, входящего в столовую.
— Ты что здесь делаешь? У тебя же до сих пор ничего нет.
— Не волнуйся, — отвечает корреспондент, — все отлично.
— Что отлично? Там писать не о чем — всего один.
— Не один, а шесть, двоих зарезали, остальных задушили.
Начальник успокаивается и мирно продолжает трапезу.
Критик из отдела культуры зевает над компьютером.
— Не выспалась совершенно. Приснилось, что перепутала все даты и имена, проснулась в холодном поту и больше уснуть не смогла.
Рерайтер вернулся из отпуска и беседует с приятелем.
— Как отдохнул?
— Ужасно. Ничего не могу читать. Взял "Анну Каренину" — кошмар. Написано Бог знает как. Все время хотелось переписать и сократить.
Обозреватель отдела политики едет с женой на дачу. По радио поют "Коробейников". На словах "Катя бережно торгуется, все боится передать..." обозреватель начинает страшно хохотать. Жена в ужасе смотрит на него.
— Что с тобой?
— Я это обязательно вставлю, — давясь от смеха, говорит муж.
— Да что такое?
— Ну вот это, про Катю. Это же чистый Явлинский!
На днях вызывает меня к себе главный редактор.
— Я тут с женой фильм посмотрел. Про лесорубов. С Редфордом в главной роли. Не видела?
— Нет, не видела.
— Отличное кино, сюжет, съемки, в общем, Голливуд. Я вот думаю, а не написать ли нам о лесорубах репортаж?
— Это можно, — отвечаю я, мысленно проклиная фильм и жалея жену главного редактора.
Разговор выпускающего с рерайтером.
— Читай скорее, что ты тянешь! У меня же полоса опаздывает!
— Но тут все запутанно. Нельзя в таком виде сдавать, — возмущается рерайтер.
— Ничего, пусть заметка будет немного непонятной, это даже хорошо, — убеждает его выпускающий.
В общем, работа у нас интересная, живая. Направо пойдешь — услышишь, что на шестой полосе опять сапог, а на второй — Ясин не всасывается. Налево пойдешь — у людей радость, сразу два банка лопнуло. Прямо пойдешь — увидишь двух красоток, оживленно обсуждающих ситуацию на рынке цветных металлов. Так вот походишь, посмотришь и скажешь: больные, в сущности, люди.
ГАЛИНА Ъ-КУЗНЕЦОВА