"Менатеп" — из тех больших структур, в которых любое внутреннее движение вызывает заметные внешние колебания. Так было и в марте этого года, когда окончательно стало известно об уходе Михаила Ходорковского с поста председателя правления банка "Менатеп" и о назначении на этот пост его бывшего заместителя Сергея Монахова. Помимо чисто "перестановочного" сюжета интерес вызывала и фигура нового председателя правления банка. О Сергее Монахове до сих пор было известно лишь то, чем он занимался до своего назначения, а также то, что он — "человек Ходорковского". Больше ничего. Чтобы ближе познакомиться с "человеком Ходорковского на посту Ходорковского", обозреватель Ъ ВЛАДИМИР ГЕНДЛИН взял интервью у СЕРГЕЯ МОНАХОВА.
Сергей Владимирович Монахов родился 13 мая 1961 г. в Москве. Окончил Московский автодорожный институт по специальности инженер-строитель. Был одним из тех, кто стоял у истоков "Менатепа". В 1989 году стал начальником отделения в Центре межотраслевых научно-технических программ, который возглавлял тогда Михаил Ходорковский, затем сменил его на этом посту. В 1991-92 гг. был исполнительным директором Международного финансового объединения "Менатеп". В банке "Менатеп" с 1992 года возглавлял отдел корреспондентских отношений, затем управление межбанковских расчетов. В ноябре 1995 года был назначен заместителем председателя правления банка "Менатеп", в апреле 1996-го — председателем правления. Член совета директоров торгового дома "Менатеп" и компании "Роспром". Женат, имеет двоих детей.
Необходимо сразу оговориться: беседа с руководителем банка без крайне важного для него повода — дело непростое. Во-первых, "теория резонансов" хорошо знакома любому руководителю крупной структуры, поэтому ответы на самые острые вопросы журналиста тщательно взвешиваются, приглаживаются и выдаются в форме, максимально лишенной острых углов. Во-вторых, немалую роль играет личностный фактор: Сергей Монахов, судя по всему, — типичный интроверт, крайне скупой как на эмоции, так и на слова. В то же время я заметил, что после каждого ответа мой собеседник выдерживает паузу, словно желая пояснить, развить свою мысль. Выдерживает ее, паузу, выдерживает... И в конце концов воздерживается от пояснений. Словом, типичный банкир. И все же, даже эта дозированная информация из первых рук вызывает понятный интерес — хотя бы потому, что достаточно полно характеризует главу одного из крупнейших финансовых институтов России. Как говорится, имеющий уши да услышит.
О приятном
— Позвольте для завязки разговора задать вопрос в "энкавэдэшном" стиле: чем вы занимались до 1987 года?
— До 1987 года я был первым секретарем Фрунзенского райкома комсомола.
— Широкой общественности известен человек "номер один" в группе "Менатеп" — Михаил Ходорковский. Известен и человек "номер два" — Леонид Невзлин. А кто вы в этой нумерации: "номер три", "номер четыре"? Вообще, сколько еще людей стоит в табели о рангах группы?
— Достаточно ограничиться человеком "номер один" — Михаилом Ходорковским. А я председатель правления банка "Менатеп".
— Какова ваша роль в банке? Каково распределение функций с г-ном Зурабовым (президент банка "Менатеп". — Ъ)?
— Схема управления у нас стандартная, как во всех банках, ничего нового мы не придумали. На меня, как на председателя правления, возложены функции исполнительной власти. Сюда входят и выработка стратегии, и оперативные вопросы.
— Кстати, о стратегии. Уход г-на Ходорковского в "Роспром" многие трактовали по-разному, в том числе и так: мол, "Роспром" теперь "любимая игрушка" руководства группы, следовательно, роль банка как бы умалена...
— М-да, "игрушка" весьма дорогостоящая. А вот что касается уменьшения роли банка, то я не согласен с этим. Наоборот, эта роль усилилась, приобрела новый характер. Именно как банка — ведь мы в числе прочего кредитуем предприятия "Роспрома".
— Есть мнение, что обильное кредитование "родственных" предприятий не идет на пользу банкам — есть примеры, когда это плохо для них заканчивалось...
— Я не считаю нашу политику рискованной. Наоборот, считаю ее весьма консервативной. Может быть, даже слишком. А проблема финансовой стабильности предприятий "Роспрома" лежит в основном в плоскости правильного финансового менеджмента. Но это проблема именно "Роспрома", а не банка. Мои проблемы — это проблемы управления собственно банком. Например, проблема банковских кадров. В "Роспром" из банка ушли многие менеджеры нашего инвестиционного управления — надо было готовить новых.
— Кстати, как "Менатеп" решает эту проблему, откуда берет кадры?
— Если вести речь о кадрах уровня топ-менеджмента, а я говорю в основном об этом, то тут мы используем все методы, принятые на рынке. Выращиваем сами, ищем на стороне, в том числе с использованием методов хед-хантинга, покупаем. Но это тема деликатная. Уход топ-менеджера — это всегда проблема для его прежнего работодателя...
— А в "Менатепе" большая текучесть кадров?
— Считаю, что большая. Но вы понимаете, что в банке с численностью сотрудников в две тысячи человек текучка — понятие не количественное. А так... От нас уходят, к нам приходят — как везде. Бывает, к нам возвращаются. Один человек своим уходом создал нам большую проблему. А потом попросился назад. И я его взял. Потому что специалист того стоил.
— А что для вас значат такие слова, как корпоративная культура, корпоративная политика?
— Корпоративная политика — это то, что находится постоянно в поле зрения правления. Не считаю, что в этом плане у нас достигнут кардинальный успех, но мы не страдаем недооценкой этого фактора.
— А можно ли говорить о корпоративной культуре группы "Менатеп"? Или есть отдельные корпоративные культуры банка, торгового дома "Менатеп", "Роспрома", прочих структур?
— Безусловно, следует говорить о культуре группы. Вообще, я считаю, что командность — наша сильная черта. Практически сегодня у руля группы "Менатеп" находится та же команда, что и стояла у истоков нашего бизнеса. Кроме того, коллегиальность: любой проект может быть реализован только после обсуждения и с согласия каждого руководителя, вовлеченного в этот проект.
— Кажется, Михаил Ходорковский упоминал о некой японской модели управления...
— Я не слышал о японской модели. Но полагаю, что наша модель не была вычитана из японских книжек, а сформировалась сама собой. А потом ее можно уже сравнивать с японской или еще какой.
— А что вы думаете о типичной болезни больших организации — бюрократизме? Взять тот же громоздкий процесс согласований — насколько он мешает оперативности?
— Банка без бюрократизма не бывает. Все должно быть регламентировано. Конечно, должны быть факторы сдерживания бюрократии. Но большая структура всегда несет в себе риски, и та же зарегламентированность имеет целью эти риски упредить.
— А что, по-вашему, сложнее — управлять банком или какой-нибудь другой коммерческой структурой?
— Дело тут не в том, что сложней и что проще. Просто проблемы банка и, допустим, торговой компании могут быть несоотносимы. Конечно, существует банковская специфика, так же, как и специфика торговой компании. Банк должен проводить политику на защиту клиентов и акционеров, иначе его деятельность может плохо закончиться.
— Как давно вы переехали в это здание на Уланском переулке?
— В декабре прошлого года.
— Насколько известно, раньше тут располагались подразделения Минавиапрома?
— Тут было какое-то их НИИ. Мы сначала арендовали тут часть площадей, а потом провели ремонт и вселились сюда целиком.
— Это огромное здание из мрамора и стекла, такой советский ампир снаружи и в интерьере — вам не кажется, что "Менатеп" все больше походит на министерство?
— А вы были у нас в залах? Пройдете — увидите: у нас, между прочим, даже нет кабинетной системы, как в министерствах. И потом, мне непонятно выражение "советский стиль" — что вы нашли у нас советского?
— А как вы расцениваете подмеченную журналистами связь между роскошью отделки зданий банков и их приближающимся крахом?
— А где вы находите тут роскошь? По-моему, наш интерьер скорее свидетельствует о прижимистости, а не о роскошествах.
— У вас были крупные провалы?
— Да вроде не было, Бог миловал...
— А крупные успехи? Прорывы?
— Да знаете, мы как-то так все время спокойно развивались, без особых рывков, остановок, падений. Были, конечно, более удачные проекты, были менее, но сказать, что вот мы ковыряли землю палкой-копалкой, а потом придумали ноу-хау и резко пересели на экскаватор, и все у нас понеслось стремительно... Нет, такого не было. Развитие было достаточно равномерным.
— В чем состоит новая роль банка "Менатеп"? Можно ли говорить о новой стратегии?
— Мы тут не будем оригинальны, стратегия наша развивается в сторону большей универсализации. Имеется в виду усиление активности на новых направлениях, таких, как расширение клиентской базы, ритейлинговые операции — работа с населением, проекты пластиковых карточек.
— Но эти направления требуют огромных капитальных затрат. При этом они уже давно и активно осваиваются другими крупными банками. Вы считаете, что у вас достаточно сил и средств, чтобы потеснить конкурентов в этих устоявшихся нишах — особенно в свете той жесткой банковской конкуренции, о которой принято говорить?
— Ваш тезис об устоявшихся нишах мне представляется спорным. Я не считаю, что эти ниши (даже не ниши, а целые обширные рынки) настолько освоены, чтобы это могло привести к серьезным столкновениям интересов.
О неприятном
— Сергей Владимирович, то, что я сейчас скажу, наверняка станет для вас откровением: кое-кто недолюбливает банк "Менатеп"...
— Ну и что. Банкиры — конкуренты по определению, от этого не уйдешь, не так ли? Было бы странно представить себе конкурентов, пылающих друг к другу страстной любовью.
— Хорошо. А кого не любит сам "Менатеп"?
— Да мы всех любим. В жареном виде (шутка. — Ъ). А вообще-то мы такие бесконфликтные. Мы вообще не высовываемся с заявлениями, нас почти не видно, просто занимаемся своим делом. А чего мы не любим, так это нарушений банковской этики.
— Например?
— Например, я имею в виду распространение порочащих сведений о конкурентах. Мы всегда были против этого.
— Это как раз то, в чем вас недавно обвинил Владимир Виноградов — в распространении сведений о якобы сложном финансовом положении "Инкомбанка"?
— Кстати, эта история тоже доказывает наше миролюбие. Мы, кажется, даже не выступили с ответным заявлением... Хотя нет, вот помощники подсказывают, что, кажется, сегодня намерены выступить (интервью для Ъ Сергей Монахов дал 23 июля, тогда же было опубликовано ответное заявление руководства банка "Менатеп". — Ъ). Обвинения в наш адрес абсурдны, мы считаем, что грязные методы для борьбы с конкурентами совершенно недопустимы.
— Вот вы так считаете, а журналистам регулярно приходится сталкиваться с такой практикой: какой-нибудь знакомый из банковской среды иной раз так, между прочим, в приятельском разговоре обмолвится — мол, слышал, у такого-то банка дела плохи... Иногда присылают списки неблагонадежных банков, иногда даже копии документов — скажем, проверки Центробанка. Эти неофициальные утечки затрагивают часто самые известные банки.
— Не знаю. Когда мне становится известна информация о сложном положении какого-то банка, то эта информация остается для внутреннего пользования банка "Менатеп".
— А что вы думаете о так называемых банковских группировках — существуют ли они? И можете ли вы отнести себя к участникам каких-то группировок или альянсов?
— Вообще, "банковская группировка" — мне это режет слух. Да, бывают случаи, когда банкиры объединяются — на отдельных проектах. Или когда общественная ситуация требует. Вспомните совместное заявление крупных банков в августе прошлого года — я считаю, что тогда эта акция помогла успокоить общественность и сыграла позитивную роль.
— А обратные примеры — банки-антагонисты, банки-враги? Взять те же банки, выступавшие альянсом на залоговых аукционах против "Менатепа": со многими из них вы уже пересекались на других проектах. Например, с группой "Альфа" — на сделках "нефть-сахар", на сделках с долговыми обязательствами СССР, на "пищевке"...
— Нормальная конкуренция. При чем тут "враги — не враги"? Я же говорю: мы такие бесконфликтные... А вообще, повторяю, разговоры на тему "любит — не любит" в банковской сфере неуместны.
— Хорошо, поставим вопрос иначе: кого боится "Менатеп"? Или — чего?
— Мм... Наверное, как это ни банально звучит, — "Менатеп" боится нестабильности.
— А вот ведь говорят, что как раз на нестабильности экономики и выросли российские коммерческие банки...
— Повторю: "Менатеп" боится нестабильности.
— Сергей Владимирович, мне доводилось слышать такую теорию: мол, есть банки, придерживающиеся принципов либеральной экономики, то есть свободной конкуренции, и есть банки, исповедующие номенклатурно-государственный капитализм. По этой теории, банки второй категории всеми своими успехами обязаны связям и знакомствам на высших этажах власти, умением организовывать протекционизм своим интересам на государственном уровне. Как вы догадываетесь, к данной категории относят банк "Менатеп".
— Мне непонятна эта теория. Не понимаю, как нормальный бизнес может развиваться, не выстраивая нормальных отношений с государством. Особенно банки — они же принимают участие в построении банковской системы в стране. Это нонсенс.
— В таком случае, отношения с какими госорганами наиболее важны для банка "Менатеп"?
— Для любого банка важны в первую очередь отношения с Центральным банком России. Для нас тоже имели значение и принимавшиеся в ЦБ России решения, и кадровые назначения. Сейчас, я считаю, у нас нормальные отношения с Центробанком. Кроме того, для нас очень важна поддержка местных администраций в регионах. Сейчас, кстати, отношения с администрациями изменились в лучшую сторону. Это связано в первую очередь с ухудшением положения местных банков.
О себе
— Вы являетесь главой одного из крупнейших банков страны — вы достигли предела своих желаний, притязаний? Как насчет простого человеческого счастья?
— Как в том кино: "Вот стою я перед вами, простая русская баба"... Кто-то из великих психиатров сказал, что полное, абсолютное счастье наступает на последней стадии сифилиса — это когда происходит распад организма и личности. Если серьезно, то отвечу так: пока что мне не скучно.
— А вы думали когда-нибудь, что будете руководить банком?
— Думал.
— А кем вы представляете себя лет через 10-15?
— Честно говоря, не представляю.
— Тогда каким вы представляете себе банк "Менатеп" лет через 10-15?
— Ну... Конечно, еще более могучим, надежным, крупным.
— И кем же вы будете в этом банке к тому времени?
— Время покажет.
— Я это к тому, что некоторые банкиры уходят в политику, ищут себя на государственном поприще.
— В политику не хочу. У меня уже есть комсомольский опыт. Не люблю аппаратчину. Хотя тут тоже, в общем-то, работа аппаратная...
ВЫНОС:
Сергей Монахов глазами постороннего
Если о человеке ходят легенды, это значит, что он создает для них поводы. О Сергее Монахове легенды не ходят. Люди, близко знающие его по работе (по жизни его знают не многие — интроверт все-таки), отзываются кратко — что-нибудь вроде "настоящий профи", "стратег", "вещь в себе", а еще говорят: "спокойный, как танк". Говорят, что вывести его из себя невозможно. Рассказывают, что в августе 1991 года, когда Белый дом бурлил страстями в ожидании штурма, Сергей Монахов был сильно занят неподалеку — вместе с Михаилом Ходорковским он проводил собрание акционеров банка в здании СЭВ. Кстати, во все годы работы в банке Монахов был бессменным напарником Ходорковского при проведении собраний акционеров — спокойный и незлобивый Монахов "потрясающе работает с аудиторией".
Еще эксперты отмечают важную деталь: г-н Монахов по гороскопу Телец. Дело в том, что банк "Менатеп" оказался чрезвычайно урожайным на Тельцов — не то чтобы кадровая политика основывалась на этом факторе, но все же этот знак считается счастливым в банке. Правда, практичные банкиры к слову "телец" предпочитают добавлять "золотой".
Сергей Монахов находится в команде Михаила Ходорковского с первого дня. Однако, по мнению сведущих людей, он "не из любимчиков, выпивавших с самим Ходорковским, — таких полно". Своим карьерным ростом он обязан опыту и профессионализму. Что, конечно, звучит скучно и банально — столь невыразительные описания могут вызвать представление о главе банка "Менатеп" как о человеке-функции. Но это впечатление проходит сразу, как только попадаешь в его кабинет. Кабинет увешан саблями, шашками, палашами. Особенную слабость хозяин кабинета питает к восточным видам холодного оружия, например, персидским. "Иранская сабля 'шемшир' — самое изящное оружие с длинным клинком", — поделился он с корреспондентом Ъ перед интервью.
Это пристрастие Сергея Монахова еще со школьной скамьи, что сделало его одним из ведущих российских экспертов по холодному оружию. По его инициативе в 1992 году был переиздан классический труд П. фон Винклера "Оружие". В 1993 году он лично принимал участие в издании альбома "Старинное оружие" — отдельные главы были написаны им собственноручно.
Его увлечение не носит формы общения или собирательства — по словам Монахова, он не тусовщик и не коллекционер. Но практически вся литература на тему оружия, изданная в России, у него есть. Из зарубежных музеев особенно высоко ценит оружейную коллекцию в лондонском Тауэре. Однако, по его же признанию, такой академизм проходит без следа, когда появляется возможность взять в руки какой-нибудь исторический клинок, примерить, взвесить... "Ну, это просто кайф! Помню, довелось мне держать в руках саблю Наполеона. Или шашка Шамиля, палаш Скопина-Шуйского...".
Как полагают психоаналитики, увлечения человека отражают его подсознательное "я", что не может не сказываться на стиле управления. В связи с этим у корреспондента Ъ родился запоздалый вопрос на тему менеджмента: "У вас никогда не возникало желания в конфликтной ситуации (с подчиненными или деловыми партнерами) сорвать со стены шашку и рубануть от души, так, чтоб голова с плеч?"
Как оказалось, вопрос был крайне неуместен. Председатель правления банка "Менатеп" даже охоту недолюбливает: стреляет неплохо, но подстреленных жалеет. Поэтому попавшая в СМИ информация об убиенном им лосе в Приазовье подействовала на него гнетуще. Правда, он был одинок в своих угрызениях: сотрудники банка нашли дополнительный повод гордиться метким руководителем...