Труды по раскладыванию министерского гран-пасьянса увенчались успехом — премьер объявил уже не чаявшей того публике о составе нового кабинета. Львом настоящей минуты сделался первый из первых вице-премьеров Алексей Большаков, о котором не только простому народу, но и умудренным наблюдателям известно лишь, что тот является графом Клейнмихелем наших дней, т. е. строит железную дорогу между двумя российскими столицами. По такой причине все аналитические рассуждения касательно большаковского назначения свелись к хрестоматийному: "1-й аналитик (в кучерском армячке): 'Папаша! кто строил эту дорогу?' — 2-й аналитик (в пальто на красной подкладке): 'Первый вице-премьер Алексей Алексеевич Большаков, душенька!'" Но даже на основе такой скудной информации аналитики уже сумели сделать важные выводы. Вспомнив, что гр. П. А. Клейнмихель в своей строительной деятельности прославился чрезвычайными имущественными злоупотреблениями, аналитики отмечают, что А. А. Большакова миновала такая громкая слава, и за это его похваляют.
Инаугурация вице-премьера и казначея Александра Лившица прошла не менее возвышенным образом. Члены коллегии Минфина благословили Лившица чудотворным образом гр. Витте и пожелали ему как в смысле долголетнего казначейского служения, так и в части золотого обеспечения рубля сравняться со славным предшественником.
В выборе культовых фигур Минфин демонстрирует неуклонное движение вспять. Три года назад, при Борисе Федорове, объектом культа был наркомфин Г. Я. Сокольников (Бриллиант), автор девиза "Эмиссия — опиум для народного хозяйства", теперь произошла сдвижка к гр. Витте, а вскоре, очевидно, героем, достойным подражания, окажется минфин времен Николая Павловича гр. Вронченко, в присутствии которого император собственноручно вычеркнул бланманже из меню дворцового обеда и обратился к министру с исторической фразой: "Я требую — слышишь ли, требую! — чтобы в государстве не было долгов".
Впрочем, практические опыты по фискальной части демонстрируют преемство не столько с гр. Витте или Сокольниковым-Бриллиантом, сколько с макроэкономическими мероприятиями куда более ранних эпох: "'Наложить бы еще какую подать на посады и слободы... Ну, хошь бы на соль...' Кн. Волконский, острый умом старец, ответствовал: 'На лапти еще налогу нет...' 'Истинно, истинно, — зашумели бояре, — мужики по двенадцати пар лаптей в год изнашивают, наложить по две деньги дани на пару лаптей — вот и побьем хана...' Легко стало боярам. Решили дело. Иные вытирали пот, иные от облегчения пускали злого духа в шубу". Вероятно, решив обложить данью челноков и банки, ввозящие американские банкноты, члены обновленного кабинета реформ испытали сходное чувство облегчения.
Но хотя фискальная жизнь России стремительно приближается к эпохам совершенно органическим, когда благолепный быт допетровской Руси был еще нимало не замутнен тлетворным влиянием Запада, находятся люди, в своей приверженности древлему благочестию и это находящие недостаточным. Виктор Анпилов и его приверженцы, недовольные включением в кабинет Александра Лившица и Владимира Потанина, учинили манифестацию у здания Госдумы, требуя создания "истинно русского правительства".
Если Лившиц, быть может, и не вполне идеально соответствует данному требованию, то уж вовсе непонятно, почему истовый в своем благочестии Потанин и удостоенный за то Святейшим Патриархом ордена преп. Сергия Радонежского и орденов св. Владимира 1-й и 2-й степени — не истинно русский человек. Более благочестивым в своей истинной русскости кандидатом на пост экономического вице-премьера мог бы быть разве что питающийся акридами схимонах-инок — но даже критический Анпилов не сумел предложить на этот пост альтернативную потанинской кандидатуру некоего ветхопещерника, и непонятно, на что же он тогда сетует. В сущности, единственное отступление от истинно русских макроэкономических принципов, допускаемое нынешним правительством, — это отсутствие института правежа, применяемого к неисправным плательщикам. Возможно, если Лившиц с Потаниным станут свозить красных директоров в земскую избу и ставить их на правеж, т. е. нещадно бить батогами, покуда те не заплатят недоимки, бюджетная ситуация резко улучшится, а лидер "Трудовой России" снимет свои нынешние претензии, но сколь же парадоксальна нынешняя российская действительность, которая склоняет штурмующего небо коммуниста-интернационалиста Анпилова к пропаганде макроэкономического инструментария времен тишайшего царя Алексея Михайловича!
Однако такова уж амбивалентная природа лидера "Трудовой России", которого разом обвиняют и в компрометирующем комдвижение неистовом радикализме и в обескураживающем народные массы низменном оппортунизме — бывший партийный начальник Анпилова лидер РКРП Виктор Тюлькин инкриминировал трудороссу "сохранение Анпиловым его курса очевидной и безоговорочной поддержки Зюганова", т. е. объявил его, как выражались якобинцы, "подозрительным по умеренности". Если присовокупить к тому приверженность Анпилова исконно-посконным традициям, то в итоге получится крайне нетривиальная политическая квалификация — что-то вроде "истинно русского правотроцкистского изверга". Впрочем, на то марксизм-ленинизм и является вечно живым учением, чтобы предвидеть и научно объяснить даже и столь необычные явления природы и общественной жизни.
К сожалению, у вечно живого учения вновь возникли проблемы с печатным органом, где таковые явления можно было бы научно разъяснить, — ленинскую "Правду" опять сотрясают ужасные схизмы. Когда в 1992 г. греки Яннис, Теодор и Христос Янникосы купили газету у тогдашнего главного правдиста Геннадия Селезнева, марксисты-ленинцы радостно восклицали: "Спаси, Христос!", но, как выясняется, погорячились. Селезневские контрагенты "Янаки, Ставраки, папа Сатырос", следуя известному стихотворению про то, как три грека в Одессу везут контрабанду, решили проделать то же и в Москве, на улице "Правды", причем в отличие от своих литературных предшественников, беспошлинно импортировавших коньяк, чулки и презервативы, предприняли попытку куда более опасной контрабанды — идеологической. С этой целью они вовсе закрыли собственно "Правду", заменив ее "Правдой-5", которая, по мнению опального редактора ненумерованной "Правды" Александра Ильина, осуществляет "переориентацию газеты на более либерального, буржуазного читателя".
Инкриминируемый газете буржуазный либерализм вызывает известные сомнения, ибо большую часть полос "Правды-5" заполняет философ, таксист и марксист Иван Болтовский, еще в 1990 году за свою верность всепобеждающему учению павший жертвой антимарксистской вылазки, учиненной коллегами по таксопарку. Когда Болтовский брал седока и отправлялся в путь, по салону "Волги" распространялось крайнее зловоние, побуждавшее седока прерывать поездку; все же предпринимавшиеся философом попытки открыть источник зловония оказывались тщетными. Как выяснилось, идеалистически настроенные коллеги по таксопарку в видах идеологической борьбы подложили в коробку передач "Волги" Болтовского остро пахнущую субстанцию человеческого происхождения. Доколе машина находилась в покое, идеологическая диверсия никак не сказывалась и не поддавалась обнаружению, но при включении передачи вращающиеся шестерни разогревали субстанцию, пары которой делали затруднительным пребывание в салоне философского экипажа. Удрученный кознями таксистов-идеалистов, философ покинул парк и окончательно отдался марксизму, сохранив, однако, укрепленный невзгодами непримиримо боевитый дух — в видах буржуазного либерализма он убежденно отмечает, что главная угроза безопасности России — ее "собственная бесовская власть". Видя, что либерализм либерализмом, но однако же, по известной пословице "'Правда-5' — 'Правда' ягодка опять", заваривший в 1992 г. всю кашу Селезнев пребывает в мучительном недоумении касательно того, кто же ему более любезен — правоверный Ильин или Христос и Яннис с таксистом-марксистом. В глубоких раздумьях на тему "Вот так бы и мне: в наступающей тьме усы раздувать, развалясь на корме. Иль правильней, может, сжимая наган, за греком следить, уходящим в туман?" спикер отправился в отпуск петь, задыхаясь на вольном просторе: "Ай, Черное море, хорошее море!"
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ