Правительство России... Это словосочетание, сухое как песок, вызывает ассоциации с чем-то скучным, официальным и строго регламентированным. Ничего подобного, считает корреспондент Ъ ЛЕОНИД Ъ-БРОДСКИЙ, который не первый год ходит в российский Белый дом и на Старую площадь, освещая работу сменявших там друг друга правительств. Доказывая, что за гранью репортажей, официальных интервью и аналитических заметок остается еще много такого, о чем с интересом прочел бы читатель, он подготовил несколько зарисовок, которые назвал "Портреты на закате". На закате потому, что поводом для написания этого материала послужил тот известный факт, что в нынешнем составе российское правительство доживает последние дни. Как оказалось, оно оставляет после себя не только бумажную гору постановлений, поручений и отчетов. Оно оставляет инфраструктуру человеческих отношений, которая меняется отнюдь не со сменой правительств, а со сменой поколений госслужащих.
Патриархат
Примерно год назад, зайдя к своему знакомому, в то время ответственному работнику одного из правительственных департаментов, я был ошарашен несколько неожиданным словосочетанием — мне было предложено отметить "дополнительные суточные". Видя мое замешательство, собравшиеся у моего приятеля подвыпившие друзья стали наперебой объяснять смысл этих слов. Как выяснилось, за ними скрывался малоизвестный эпизод работы правительственного аппарата, во многом проливающий свет на то, что на самом деле часто стоит за странными, на посторонний взгляд, действиями представителей власти. Часто, оказывается, есть совсем простые объяснения...
Героем события был теперь уже бывший первый вице-премьер Олег Сосковец, тогда находившийся в зените славы и могущества. Возвращавшийся из Африки самолет с делегацией, главой которой был Сосковец, уже на подлете к Внуково вдруг стал набирать высоту, казалось, готовясь приземлиться в Шереметьево. Чуть позже он прошел на бреющем полете и этот аэродром, продолжая против часовой стрелки облет столицы. Сидевшие в салоне специалисты ведомств и сотрудники правительственного аппарата ни живы ни мертвы строили различные догадки насчет странного поведения экипажа. Военный переворот в Москве был, пожалуй, наиболее безобидной версией. Как и следовало ожидать, разгадка, которую уже на земле после получасового кружения над Москвой узнали только-только начавшие приходить в себя пассажиры правительственного рейса, оказалась сколь неожиданной, столь и поучительной. Оказалось, что лишние минуты полета накручивались по указанию главы делегации. Дело в том, что, согласно документам, которыми регламентируется финансовая сторона зарубежных визитов, суточные за день прилета членам правительственных делегаций выплачиваются только в том случае, если их самолет коснулся земли в московском аэропорту после 12.00. Самолет Сосковца шел с опережением графика, поэтому для того чтобы все его люди смогли получить суточные еще за день командировки, глава делегации и распорядился налетать недостающие минуты над Москвой. Слава Богу, нагрузка на бюджет за нормативные суточные и лишнее топливо в данном случае не была особо обременительной.
...Первый тост, который прозвучал за импровизированным столом, был тост за заботливого Олега Сосковца.
Коллективная ответственность
Патриархальные отношения в аппарате, однако, имеют и оборотную сторону — падение шефа очень часто приводит к тому, что кадровый состав возглавляемой им структуры (например, министерства) заметно обновляется за счет ухода или перемещения по горизонтали тех, кто составлял команду прежнего руководителя. В этом отношении аппарат Сосковца (у первого вице-премьера он не превышает пятнадцати человек) стал в своем роде уникальным примером административной мести, вызвавшей тихий ужас у многих сотрудников правительственного аппарата. После отставки Сосковца все его сотрудники получили предписание в двухмесячный срок покинуть Белый дом. Некоторые из них даже удостоились краткой аудиенции у руководителя аппарата Белого дома Владимира Бабичева, который дал слово, что он лично проследит за тем, чтобы никто из них не смог найти место в системе федеральных правительственных органов. Как признался после этого один из увольняемых, "с одной стороны, конечно, шеф сильно досадил Черномырдину, и того по-человечески можно понять, но, с другой, дело тут не только во взаимоотношениях премьера и его первого зама, а в Лобове". Отсутствие у недавно назначенного на место Сосковца Олега Лобова сильной собственной команды, имел в виду собеседник, поможет Черномырдину заполнить аппарат вице-премьера своими людьми.
Сюзерен
Надо отметить, что Виктор Черномырдин являет собой пример довольно примечательной заботы о тех, кого он сам относил к "своим" в правительстве и его аппарате и которых он был вынужден под давлением сдавать. Сергей Дубинин, Александр Шохин, Валентин Сергеев (бывший руководитель правительственной пресс-службы) — после ухода из правительства все они остались в орбите премьера. Благодаря активной поддержке Черномырдина Дубинин стал позднее председателем ЦБ, а Шохин — первым зампредом Государственной думы. Во всех случаях Черномырдин оставлял ушедшим в отставку ряд привилегий — таких, например, как прикрепление к медицинскому обслуживанию в четвертом управлении Минздрава.
Впрочем, отличает Виктора Черномырдина не это. "Он, вопреки своему внешнему виду, на редкость гибкий человек. Самообучающаяся система", — считает один из помощников премьера. Единицы, восседая в правительственном кресле, смогли претерпеть столь значительную внутреннюю перестройку. Начинал Черномырдин как простой отраслевой руководитель. Многие помнят, с какими трудностями он поначалу сталкивался, проводя заседания правительства, которые и количеством присутствующих и наличием среди них женщин так разительно отличались от привычных для него совещаний в "Газпроме". Порой неестественно длинные паузы в эмоциональных репликах премьера не оставляли сомнений, какого рода идиоматические выражения мысленно он произносит. Однако визитной карточкой премьера всегда был своеобразный добродушный юмор, когда грубоватый ("все мы тут мужики и знаем, на чем сидим" — это в ответ на брошенную одним из министров фразу, что правительство сидит на деньгах), а когда и философский (знаменитое "хотели как лучше, а получилось как всегда").
Очень быстро изменился стиль работы Виктора Черномырдина. Начальник его секретариата Геннадий Петелин поначалу строил распорядок дня премьера точно так же, как распорядок дня любого директора крупного предприятия. Рабочий день премьера начинался с посещения разного рода объектов, и в свой кабинет он приходил несколько позже принятых везде девяти часов утра. Однако Черномырдин быстро перестроился, стал отдавать приоритет работе над документами. А от практиковавшихся когда-то многочисленных посещений осталось в наследство одно предание, часто пересказываемое во время дружеских застолий. Оно повествует о трех посещениях одной и той же известнейшей подмосковной фабрики, предпринятых с годовым перерывом премьером Иваном Силаевым, президентом Борисом Ельциным и нынешним главой правительства. Каждый раз новоприбывшим открывалась у входа на фабрику одна и та же картина — группа сотрудников с плакатами в руках, встречавшие гостей фразами типа: "Если вы приехали сюда, чтобы забрать в правительство нашего директора, то мы его не отдадим!" В ответ на это Силаев удивленно обронил: "Ну надо ж, как тебя тут любят..." Президент, казалось, клюнул: "Раз он такой у вас ценный, то, наоборот, прямая ему дорога в правительство!" Черномырдин же, узнав, о чем идет речь, повернулся к одному из своих помощников — на самом деле автору идеи этого шоу — и спросил в лоб: "Твоих рук дело?.."
В чем премьер не изменился, так это в своей любви к автомобилям. Он по-прежнему любит водить свой служебный "Мерседес", что порой приводит к неожиданным последствиям в области государственного управления. Так, однажды его на шоссе обошел кортеж известного банкира, оснащенный сиренами и мигалками. Уязвленный премьер распорядился подготовить документ, жестко регламентирующий установку на автомобилях негосударственного сектора специальных сигнальных средств.
Магия дружбы
Так ли уж премьеру необходимо насаждать своих людей в аппараты подчиненных, не знает никто. Малореально, что кто-то попробует подсидеть Черномырдина, который более чем любой другой хозяин Белого дома претендует на роль феодального владыки. Вряд ли в третий раз пришедший в правительство Олег Лобов попытается организовать аппаратный заговор, как это было в случае с Иваном Силаевым. Конечно, авторитет человека, близкого президенту и являющегося членом его свердловской команды, способен в аппаратных кругах еще производить магическое впечатление. Правда, эта магия действует все слабее и слабее. Шесть лет назад, во время первого прихода Лобова в правительство (кабинет тогда возглавлял Иван Силаев), вице-премьера окружило плотное облако откровенного холуйства и подхалимства. На заседаниях правительства по поводу и без повода раздавались со всех сторон "правильно, Олег Иванович!", а выступления членов кабинета сопровождались дежурным "как совершенно верно заметил Олег Иванович". В общем, Лобов успел-таки посидеть в премьерском кресле около месяца осенью 1991 года, уступив его не кому-либо, а самому президенту.
Тремя годами позже возвращение Лобова практически на ту же должность уже не сопровождалось публичной демонстрацией аппарата своего к нему уважения. Хотя и тогда Черномырдин побаивался, как бы Лобов не стал своеобразным альтернативным центром аппаратного притяжения, каким чуть позже благодаря усилиям Кремля стал Олег Сосковец. Сейчас же ситуация такова, что присущая Лобову манера вставать с места во время выступления, неожиданно проявившаяся в ходе первого же заседания правительства (согласно традиции, стоя выступают только докладчики с трибуны), вызвала в качестве первой реакции не попытки следовать высокому примеру, а насмешки.
Супермен
Если кого и не хватает в правительстве, в котором заседает Олег Лобов, так это Анатолия Чубайса. Его запомнили в Белом доме по трем характерным чертам.
Во-первых, по удивительной работоспособности. Лишь небольшую часть поступавших к нему документов он отправлял помощникам в обычную круговерть согласований, резолюций и сопроводиловок. В основном он читал сам и сам же накладывал резолюции. Это невероятно экономило время, поскольку вместо дней и недель документы обрабатывались за считанные часы. Кабинеты Сосковца и Чубайса располагались по соседству, но отличить их можно было даже без табличек: если к "самому первому" вице-премьеру в основном тянулись посетители, то к его более молодому коллеге несли документы. Причем если другим вице-премьерам документы носились в папках, то Чубайсу и от него бумаги часто возились на тележке.
Во-вторых, Чубайс запомнился своим непривычным для тех политических сил, которые он всегда олицетворял, отношением к белодомовским аппаратчикам. Едва придя в правительство в 1991 году он, несмотря на атмосферу общественной травли бюрократии, повел себя совершенно иначе, окружив себя опытными аппаратными волками. Судя по всему, их ценность он понял еще во время работы в исполкоме Ленсовета. В результате из канцелярии Чубайса с самого начала выходили бумаги, над которыми не мог посмеяться ни один сотрудник правительства. В то же время вся Старая площадь, где тогда располагалось российское правительство, буквально каталась со смеху, получая бумаги, направляемые, например, министром социального обеспечения Эллой Памфиловой.
В-третьих, Чубайс вошел в историю российского правительства как первый подчиненный, имевший смелость публично возражать своему начальнику. Делал он, правда, это корректно. Впрочем, можно было бы в качестве отличительной черты Чубайса назвать даже не готовность возразить премьеру (на самом деле он очень быстро стал активно поддерживать Черномырдина), а способность в ходе публичных перепалок с членами правительства отражать любые аргументы. Мне ни разу не приходилось видеть, чтобы на заседании правительства кто-то в споре одержал верх над Чубайсом. Кого бы я ни спрашивал, у всех то же самое впечатление. Смелость и готовность Анатолия Чубайса, казалось, доказать все что угодно действовали гипнотически на членов правительства, неформальным образом дисциплинируя их. Это сказывалось как на длительности дискуссий, так и на сроках исполнения правительственных поручений.
Лабиринт
Впервые попавшему в здание правительства оно кажется лабиринтом Кносского дворца. Во время нападок на правительство в 1991 году и борьбы с Верховным советом двумя годами спустя в ходу был такой журналистский штамп: "здание, казалось, специально выстроено так, чтобы люди в нем встречались как можно реже". Говорят, что длина всех коридоров — почти 8 километров. В первый же день я заблудился, тщетно пытаясь на третьем этаже перейти из западного крыла в восточный. Для меня было подлинным открытием, что единственный свободный сквозной проход по периметру всего здания (двадцатиэтажная башня стандартной внутренней планировки не в счет) находится только на шестом этаже. Впрочем, как показывает практика, одного дня плутаний достаточно для того, чтобы приобрести представление о логике многочисленных внутренних переходов. Для того чтобы стать асом, требуется лишь немногим больше времени.
В качестве примера сошлюсь на Виктора Черномырдина, которому мне пришлось помогать выбираться из туннеля на шестом этаже еще в бытность его вице-премьером. Будучи приглашенным на заседание Верховного совета, он запутался в однообразных в то время переходах и весьма красноречиво выражал свое отношение к архитекторам здания и их творению. Тем не менее ему вполне хватило пятнадцати минут, чтобы разобраться в транспортных законах сооружения, в котором менее чем через два года он стал безраздельным властителем.
Любой посетитель Дома правительства оценит сохранившиеся в нем остатки демократизма начала нынешнего десятилетия. Например, внутренние милицейские посты в Белом доме стоят только на пятом этаже, у входов в премьерский блок. В остальном в Доме правительства продолжает действовать почти тот же режим, что и пять-шесть лет назад: войдя в здание, можно затем ходить по его знаменитым переходам до бесконечности. Отличием, которое несомненно является гордостью Владимира Бабичева, стал ужесточенный пропускной режим: пропуск посетителя заверяет сотрудник аппарата, который обязан также указать время и поставить печать. По сравнению с порядками в Кремле, где передвижение посетителей возможно только в сопровождении сотрудника охраны и только по определенному маршруту к кабинету и обратно, Белый дом выглядит просто как оплот европейского свободолюбия.
Знакомый начальник одного из правительственных департаментов, услышав от меня такое сравнение, назвал его тут же дифирамбом, лишенным связи с реальностью. Все без исключения сотрудники аппарата почему-то убеждены, что почти все помещения в здании прослушиваются. Такая убежденность, несомненно, приносит дополнительный доход на удивление дешевым белодомовским столовым и буфетам. Именно сюда устремляются все, кому приходится затрагивать в беседах темы начальства, кадровых перестановок или, не дай Бог, давать оценку действиям президента. Для наиболее откровенных бесед и наиболее рискованных оценок (но только в теплую погоду) существует знаменитый парк у северного крыла здания, где еще сохранился поставленный в 20-х годах первый памятник бойцам Красной Пресни с полустершейся надписью. В Белом доме рассказывают похожий на анекдот случай, когда сотрудники ФСБ, базирующиеся в здании правительства, выражали опасение по поводу того, что работники находящегося прямо напротив американского посольства могут получать из парка ценную информацию, используя систему прослушивания "дальнего действия". На замечание, что они могли бы руководствоваться этим примером, последовал прямодушный ответ: "С нашей-то техникой?! Мы и с телефона взять ничего не можем — если городской, то сплошной шум и треск, ничего не понятно".
Осажденный замок
Белый дом своим великолепием евроремонта, проведенного после осадного сидения, артиллерийского обстрела и пожара 1993 года, порождает проблему, которую наиболее остро сознают только хозяйственники старой школы и аппаратчики, понимающие великое значение хорошо обставленных кабинетов. В Доме правительства около полутора тысяч различных помещений, и произойди намечаемое сокращение штатов правительственного аппарата на 30-40 или даже на 50 процентов, как тут же будет поставлен вопрос об избыточных площадях. Понятно, что при всем влиянии Черномырдина его аппарат не сможет тягаться с Управлением делами президента — формальным собственником здания, которое еще десять лет назад поэт Расул Гамзатов нарек "белым лебедем над Москвою-рекой". По словам одного из помощников Владимира Бабичева, проявляющий нервозность глава аппарата уже докладывал премьеру о своих подозрениях относительно будущего сценария развития событий. Его версия сводится к тому, что под предлогом радикальной реформы структуры всего федерального правительства произойдет "уплотнение" Белого дома, куда — как в коммунальную квартиру — будут принудительно вселены некоторые федеральные министерства и ведомства. Хуже того, по словам того же источника, Бабичев думает, что получивший уже огласку в печати радикальный вариант реформы федерального правительства (практически ликвидирующий большинство существующих министерств посредством слияния или упразднения) на самом деле инспирирован... Юрием Лужковым. Вовлеченность московского мэра объясняется его меркантильным интересом: огромная недвижимость, которая высвободится, если большая часть федерального правительственного аппарата из зданий министерств переедет в Белый дом, может быть пущена с молотка или сдана в аренду. И в первом и во втором случае московский бюджет не окажется в стороне. Тем более он не оскудеет, если даже небольшая часть федеральной недвижимости будет передана на баланс Москве.
Пока вроде бы глава правительства отмахнулся от предложения активнее ввязаться в борьбу за сохранение традиционной структуры федерального правительства. Сделал Бабичев и другое тревожное предупреждение: в ближайшее время московская пресса начнет атаку на федеральное правительство. Владимир Бабичев — сторона явно заинтересованная, поскольку руководимый им аппарат является главным объектом намечаемых сокращений. Собственно говоря, именно поэтому он и взял на вооружение со своим помощником Борисом Пашковым разработанный под руководством Олега Сосковца более консервативный вариант структурной перестройки правительства. Как бы то ни было, Бабичев прав в одном: Белый дом слишком у многих и в Кремле, и на Старой площади, и на Тверской вызывает плохо скрываемую зависть, и вряд ли правительству удастся и дальше удерживать его без жертв.
Так что сравнение правительственной резиденции с осажденным замком, сорвавшееся с уст верноподданного поэта еще в августе 1991 года, весьма актуально и в нынешние времена аппаратных битв.