В субботу в Париже на восемьдесят шестом году жизни умер Эдуар Молинаро — последний великий «ремесленник» старой школы французского кино, автор бессмертных «бульварных» в высшем смысле слова, то есть демократических, комедий «Оскар» (1967) и «Зануда» (1973).
Французский кинорежиссер и сценарист Эдуар Молинаро
Фото: REUTERS/Pascal Rossignol/File , Reuters
«Дуду» — так ласково прозвали Молинаро друзья, и почему-то кажется, что плохого человека таким прозвищем не наградят,— признавался, что любит не больше трети из почти 80 фильмов, поставленных им за полвека режиссерской карьеры. Но его вкусы со вкусами публики не совпадали разительно. Съемки «Оскара» и «Замороженного» (1969) он вспоминал как сущий кошмар. Была у Дуду такая особенность: на съемочных площадках комедий его лицо застывало каменной маской. А Луи де Фюнес приходил в ярость, если режиссеры не реагировали восторженным смехом на каждую его эскападу, и прилагал все усилия, чтобы небо показалось им с овчинку по сравнению со съемочным процессом.
Со вторым таким монстром, Мишелем Серро, Молинаро столкнулся на съемках другого своего хита — «Клетки для психов» (1978), где Уго Тоньяцци и Серро упоительно и без вульгарности сыграли пару пожилых гомосексуалистов, хозяина кабаре и его звезду «Заза Наполи», а Мишель Галабрю — фашиствующего политика-гомофоба.
В минуты же предельной откровенности и скромности Молинаро говорил, что на самом деле любит только «Смерть Бель» (1961) — странную, поэтичную, жестокую, снятую в документальной стилистике экранизацию Сименона (по сценарию Жана Ануя), героя которой ложное обвинение в убийстве превращало в убийцу. Восторженного синефила из Бордо на заре его карьеры, вообще, записали в «новую волну» и «криминальный цех». Он действительно снимал отличные нуары с Лино Вентурой, Жанной Моро или Робером Оссейном: «Спиной к стене» (1958), «Женщины исчезают» (1959), «Свидетель в городе» (1959).
Но и нуары, и притчу о властном насилии в абстрактной стране («Самые нежные признания», 1971), и изящный этюд о том, как ничтожный жест в корне меняет судьбу человека («Ирония судьбы», 1974), и жутковатый портрет маньяка от бизнеса («Торопящийся человек», 1977) — все эти фильмы словно перечеркнуты комическими шедеврами Молинаро. А комический стих овладевал им примерно раз в десятилетие. Каждый раз успех приносили ему экранизации успешных водевилей, но Молинаро был последним из французских режиссеров, обладавших даром раскрыть киногеничность самых, казалось бы, сценичных опусов.
Нигде моторная истерика де Фюнеса не достигала таких пугающих и уморительных высот, как в «Оскаре», где его герой, эта двуногая бомба, бился о стены своего особняка: в принципе, это была, грубо говоря, вариация на тему «Все хорошо, прекрасная маркиза». Нет в мировом кино более сногсшибательного комического дуэта, чем дуэт Жака Бреля и Лино Вентуры в «Зануде», фильме-празднике с элементарной интригой. Киллер (Вентура) рвется выполнить нехитрый заказ, но все его умение, жестокость, хладнокровие бессильны перед занудством размазни, плаксивого лягушонка Франсуа Пиньона (Брель), брошенного женой и непрестанно пытающегося покончить с собой. Ну а в конце 1970-х случилась «Клетка для психов», в конце 1980-х — «Налево от лифта» (1988) с Пьером Ришаром.
Впрочем, и слава Молинаро как комедиографа тоже неполноценна. «Зануду» знают все, но начисто забыта «Охота на мужчину» (1964), фейерверк скетчей на матримониальную тему с участием среди многих прочих Катрин Денев, Жан-Поля Бельмондо, Бернара Блие, Франсуазы Дорлеак, Мишеля Серро, Жан-Клода Бриали.
Только на закате Молинаро заставил публику оценить хотя бы одну из многочисленных иных граней своего таланта. Полифонист Дуду оказался мастером костюмного действа и изящного диалога. Первый его некомический хит — этюд на тему власти как предательства. За его «Ужином» (1992) хитрейшие лисы европейской истории Талейран и Фуше раскрывали секреты политического долголетия, оправдывая характеристику, данную Талейрану Наполеоном: «дерьмо в шелковых чулках».
Символично, что именно Молинаро реализовал «Бомарше» (1996) — незаконченный сценарий великого Саша Гитри, слывшего эталоном французской легкости, вполне цинично скрывающей горечь бытия. Они оба были благородными «ремесленниками», преданно, как Бомарше, служившими своим зрителям, но никогда не прислуживавшим им.