Впервые объявлен конкурс на должность главного архитектора города Москвы. Через месяц должны стать известны его итоги.
Еще с осени прошлого года московские архитекторы наблюдают закат счастливой карьеры нынешнего главного архитектора Москвы и главы Госкомархитектуры Леонида Вавакина и восхождение заместителя председателя Госкомархитектуры и руководителя крупнейшей проектной организации "Моспроект-2" Михаила Посохина. Первый раздражал мэра Лужкова — это было ясно каждому, кто присутствовал на заседаниях Московского правительства. Второму, прозванному циничными остроумцами Ким Чен Иром (поскольку Михаил Посохин — сын Михаила Посохина, твердо и долго стоявшего в брежневские времена на посту главного архитектора Москвы), доверены две главные идеологические столичные суперстройки — Храм и Манеж — и именно он в последнее время сопровождал мэра в его личных инспекциях значительных новостроек. Об этой интриге в высших этажах столичной власти необходимо было бы знать только тем, кто непосредственно связан со строительством в Москве (лояльные отношения с главным архитектором города — не единственное, но обязательное условие существования на архитектурно-строительном рынке), если бы не одно обстоятельство. Борьба за благосклонность московского мэра и за должность главного архитектора связывалась в умах прагматичных зодчих с чисто художественной проблемой — созданием "московского стиля". С точки зрения истории русской архитектуры, понятие "московский стиль" — нонсенс. Ни у кого нет сомнений, что столица нашего государства обладает собственным ярко выраженным и не простым архитектурным характером, и одно из главных его проявлений — склонность к эклектике. Славу московской архитектуры составили разные постройки — смесь владимиро-суздальских и ренессансных традиций (ансамбль Кремля), национальные версии барокко (храм Покрова в Филях), классицизма (Пашков дом) и модерна (особняк Рябушинского), редкие удачи "инкубаторского" неорусского стиля (Казанский вокзал), памятники конструктивизма (единственный отечественный вклад в историю мировой архитектуры, чтимый везде, кроме России), сталинский ампир.
Что подразумевают городские власти под "московским стилем" — неизвестно. Но предчувствуется и просматривается. Остроумные корреспонденты программы "Намедни" называют нарождающуюся стилистику "ресинским ампиром", намекая на всесильность министра строительства Москвы и первого зампреда правительства города, другие величают новое явление "стиль лужковский-московский". Ангажированные архитекторы младшего поколения, допущенные к московскому строительству, считают себя постмодернистами. Вряд ли их архитектурные опыты можно причислить к классическому постмодернизму, составляющему из исторических цитат собственный текст, скорее — это продолжение сталинской традиции пышного декорирования. Но отложим терминологическую дискуссию до другого повода, и заметим только, что колонны, портики, башенки, ложные или оригинальные исторические фасады все чаще скрывают стандартные и скучные модернистские многоэтажные объемы из стекла и бетона, а именно к злоупотреблениям этими материалами мэр Лужков в последнее время неоднократно проявлял явную нетерпимость. Даже не слишком проницательные критики заметили тенденцию к возрождению в современной московской архитектуре социалистического эстетического идеала — искусства "интернационального по содержанию и национального по форме".
Кузницей "московского стиля" по-праву считается "Моспроект-2". Профессиональный архитектурный современный фольклор хранит по этому поводу немало анекдотов. Рассказывают о том, как после гневной отповеди Юрия Михайловича в недрах института к скромной стеклянной пристройке к дому в центре города начали спешно пририсовывать то крыльцо, то колоннаду, то фасад a la модерн, или о том, как старый уже проект высотного здания на Павелецкой площади в срочном порядке обогатили образом Кутафьей башни — любимой московской постройки мэра-восстановителя. И Лужков, и Ресин, и Посохин не раз в интервью утверждали, что Москва не должна быть похожа ни на Нью-Йорк, ни на Париж. Бывает, конечно, что люди страшатся невозможного. Впрочем, поиск московской архитектурой культурной идентичности — занятие и актуальное, и достойное, но не терпящее наивных и поспешных решений.
Неверно считать, что Лужков — архитектурный диктатор. В Москве строится очень много разных зданий, и, слава Богу, директивная линия хоть и намечается, но никем официально не только не утверждена, но даже определенно не высказана. Кроме того, распоряжением мэра от 5 апреля всем крупным муниципальным стройкам должны предшествовать проектные конкурсы. Что и цивилизованно, и разумно. Однако архитектурное сообщество, не теряющее профессиональной памяти (о претворении в жизнь властных эстетических пристрастий), находится в перманентном возбуждении. Апрельская выборная конференция Союза московских архитекторов превратилась в нервную дискуссию о свободе архитектурного творчества от чиновничьего диктата. Даже консервативная Академия архитектуры, состоящая из опытнейших аппаратчиков, на одном из своих заседаний обсуждала вопрос о произволе властей в области архитектуры. Та же профессиональная общественность приложила немало усилий, чтобы конный всадник, гарцующий нынче перед Историческим музеем, не украсил Красной площади. Этот пример иллюстрирует и результативность совместных усилий архитекторов, Министерства культуры и различных объединений ветеранов войны. Московский строительный бум грянул с такой сокрушительной силой, что разбудил давно усыпленное и специально подавляемое чувство собственного профессионального достоинства московских архитекторов.
Известие о конкурсе на должность главного архитектора не могло не инициировать новых кулуарных обсуждений, несмотря на то что мало у кого остаются сомнения, что пост займет именно Посохин (последнее слово остается за московским правительством), которого, к слову, уважают меньше, чем Вавакина. Главный архитектор традиционно воспринимается посредником между городской властью и профессионалами. И на этом месте лучше всего смотрелся бы человек, имеющий широкий кругозор, не обремененный пристрастием к определенному архитектурному стилю и пользующийся уважением властей. Возможно, умный вельможа, умеющий тактично и твердо отстаивать корпоративные интересы, был бы даже предпочтительней деятельного архитектора, имеющего собственные творческие амбиции. Тем более что рассматривается вопрос о разделении должностей главного архитектора и председателя Госкомархитектуры. На пост главы комитета прочат Александра Кузьмина, начальника ГлавАПУ, выросшего в этой системе и способного, кажется, решать технические вопросы жизнеобеспечения города (транспорт, жилищное строительство, работа с инвесторами). У главного архитектора в этом случае остается одна, но очень важная функция: не мешать развитию московской архитектуры, не слишком усердно исполнять пожелания московского правительства и мэра и специально не заботиться об утверждении "нового московского стиля". Хотелось бы также, чтобы он был импозантен и хорошо одет — все-таки представляет одну из лучших столиц мира.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА