Президентские выборы явно способствовали развитию политической телеаналитики. Практически одновременно на Первом канале возникли "Дни" Александра Невзорова, а на Втором — "Зеркало" Николая Сванидзе, и впервые за несколько последних лет монополия киселевских "Итогов" была поставлена под сомнение. И Невзоров, и Сванидзе предложили свои варианты политической аналитики, каждый из которых полемичен по отношению к Евгению Киселеву.
Итоги Невзорова: горечь против логики
"Дни" вроде бы во всем противоположны "Итогам", чем и сильны. Невзоров воюет на своем Диком Поле, не покушаясь на цивилизованное, киселевское. Благонамеренному спокойствию "Итогов" он противопоставил бурю и натиск в черно-красном дизайне, излюбленном в Третьем рейхе, — с клацаньем непременного в таком случае орла, эпическим полотном Глазунова, использованным как задник, и вагнероподобной музыкой. Место самоупоенной киселевской логики заняло оскорбленное чувство. Не имея, видимо, возможности соревноваться с "Итогами" по части оснащенности, "Дни" пытаются забить их своей эксклюзивностью. Сенсаций у Невзорова и в самом деле больше, чем у кого бы то ни было.
Сенсация не бывает респектабельной. Солидные толстые газеты и еженедельные аналитические передачи ими, как правило, брезгуют. Именитые политические обозреватели с подозрением относятся к сенсациям, ибо их некогда обдумывать, а нужно доносить до сведения общественности. Сенсация по своей природе есть нечто доморощенное. Вечно дрожащая камера и вообще любительское качество невзоровских съемок, вызванное, надо полагать, нехваткой средств, — не минус, а плюс его передачи: профессионализм не улучшит, а испортит стилистику "Дней". Это — взволнованная, заикающаяся речь подростка, который решился наконец изобличить всех взрослых разом. И путаница в падежах-управлениях только подчеркивает страстность его тирады.
Зло и добро у Невзорова всегда одинаково героичны. Дудаев для него, конечно, злодей и враг России, но мятежному вождю Ичкерии в "Днях" сопутствовал высокий художественный ореол. Для Невзорова Дудаев не погиб в горах Кавказа, а тайно пересек границу и сейчас скрывается в мировой закулисе, где готовит свои сто дней, которые потрясут мир. Апокриф — излюбленный жанр Невзорова. В нем больше правды, чем в самой правде: сумму противоречивых фактов здесь можно смело принести в жертву образу. Это, собственно, и зовется высшей правдой, согласно которой Дудаев, конечно, должен был выжить. Ведь злодеи — вечны. Иначе кто бы воевал с добром на Диком Поле? А добро, что ни говори, киснет без вечного боя.
Апокрифическое восприятие покойного чеченского президента сближает Невзорова, ненавидящего Дудаева, с Новодворской, которая его боготворит. И это же разделяет пылкого журналиста с любыми политическими прагматиками, с коммунистами-патриотами в том числе. Невзоровские "Дни" не вполне тождественны даже прохановскому "Дню", который на свой безумный лад хочет вписаться в какие-то расклады. У Невзорова никогда не было ни стойких политических воззрений, ни стойких параноидальных маний, ни стойких раскладов, куда бы он вписывался. Он всегда был занят лишь одним — страстным формулированием либерального общего места наоборот.
Когда-то, видимо, решив, что авторы "Московских новостей" и журнала "Огонек" — это и есть враждебный мир взрослых, он стал хвалить все то, что они хулили, и хулить все то, что они хвалили. Но сейчас Невзоров запутался — враги потеряли былую монолитность. Мишень раздвоилась и даже расстроилась. Прогрессивная интеллигенция сама не у дел. И все рухнуло. Осталась лишь неизбывная горечь, которую, может быть, разделят романтические юноши и беспокойные пенсионеры. А еще осталась любовь к приключениям и вообще к интриге, но как раз здесь Александр Невзоров не слишком оригинален.
Итоги Сванидзе: структура против интриги
Культ политической интриги возник на телевидении в перестройку вместе с культом правды. По сути это один и тот же культ. "Во всем мне хочется дойти до самой сути", — радостно воскликнули политические обозреватели, но с годами радость утихла. Когда желание дойти до самой сути встречало агрессивное недоумение коммунистического начальства, с этим еще можно было бороться вполне комфортабельно. Но когда тому же желанию стало противодействовать начальство капиталистическое, силы на борьбу вдруг иссякли. Отныне бороться приходилось себе в убыток. Евгения Киселева часто обвиняют в излишней ангажированности. Думается, это справедливо лишь отчасти.
Под политической ангажированностью, как правило, имеют в виду преданность некой линии, которой следует ваш банк или партия, и заведомую подчиненность частных интересов общим, корпоративным. Евгений Киселев слишком высоко ценит роль личности в истории, чтобы так понимать слово "ангажированность". Судя по его передаче, он пребывает в самом центре политических коллизий и ангажирован не только одной из сторон, но еще и самой интригой: плоды такой диалектики постоянно видны в эфире.
Типичный пример — месячной давности история, когда "Итоги" взялись излагать свою версию краткосрочного ареста Бориса Федорова и связанные с этим туманные дворцовые обстоятельства. Рассказ "Итогов" был туманнее самих обстоятельств и направлен прямо на Старую площадь. Ей сообщалось, что "Итоги", конечно, многое поняли, но мало заметили, а из этого проницательному Х должно быть ясно, как влиятельный Y относится к всесильному Z. Это тоже своего рода интрига, уже персонально киселевская: зря недоброжелатели возмущались, что публицистические "Итоги" выиграли "ТЭФИ" по разряду авторских программ. Мудрое жюри все рассудило на удивление верно.
Искусство раскрутить многоходовый сюжет, которым несомненно владеет Евгений Киселев, имеет наибольший сбыт во дни торжеств и бед народных — в экстремальных ситуациях, когда внимание к интриге многократно возрастает, ибо она делается воистину судьбоносной. Последние недели президентской гонки, весь июнь — время безусловного киселевского торжества над всеми телевизионными конкурентами, над Сванидзе в том числе. Хотя последний вроде бы нашел собственный вариант еженедельной аналитической передачи, пустив в свое "Зеркало" гражданское общество, культуру и, страшно выговорить, спорт.
На фоне предвыборной борьбы эта новация прошла почти незамеченной. К тому же сами сюжеты далеко не всегда были удачны, и за все время существования "Зеркала" можно выделить лишь два, причем из одной и той же программы. В первом Елена Боннэр сетовала на то, что ее мужа напрасно не считают реальным политиком, ибо нравственное решение в конечном счете всегда прагматично. Во втором — пожилые крестьянки с простодушной хитростью рассказывали, как у них в деревне жил ссыльный Бродский и как потом они душевно вспоминали великого поэта. После этой передачи показалось, что Николай Сванидзе вместо строго политической линии, которую с большим или меньшим блеском несколько лет чертил Киселев, хочет найти объем — интриге противопоставить структуру. Если это действительно так, то после З июля он жизнеспособнее конкурентов.
При всей своей разности Невзоров и Киселев схожи в одном: они не свидетели, а участники событий. И оба дают понять, что причастны к сферам, коим ведомо нечто самое важное и принципиально закрытое для непосвященных. Но теперь это, слава Богу, неинтересно. Сферы, конечно, останутся и впредь, но охотников до них будет все меньше. Бог с ним, с закрытым, с лихвой хватает открытого.
В стабильном мире анализируют лишь то, что видимо глазу. То, что невидимо, — не существует. Даже до видимого большинству нет дела. Ведь главной радостью в ночь с 3 на 4 июля стало то, что отныне на целых четыре года можно с чистой совестью забыть много лишних фамилий. Раз катастрофы не случилось, то все остальное — мелкие подробности. И обыватель вправе считать, что те, кому надо, с этим разберутся сами. Так или иначе. На худой конец сами поинтригуют против себя, сами назначат и сместят друг друга. И сами посмотрят свои "Итоги".
АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ