В Комитете по архитектуре и градостроительству мэрии Санкт-Петербурга прошло заседание, посвященное программе установки памятников на 1996-2003 годы. Согласно этой программе, уже в текущем году в городе появится 16 новых памятников. Создание 11 из них будет финансироваться меценатами. Именно они в иных случаях и оказываются самыми заинтересованными лицами в деле установки того или иного монумента.
Так уж сложилось, что петербургские памятники зачастую выходят за рамки отведенных им функций: они живут собственной жизнью в литературе и живописи, меняют места своего пребывания и подвергаются как бурному славословию, так и жестокой опале. Идеологическое здесь тесно перемешано с художественным, и не так уж легко разобраться, что больше повлияло на судьбу того или иного монумента и его мифологию. Частое изменение статуса петербургских памятников (сегодня он — фаворит общественной моды, а завтра может быть отправлен в ссылку) воспитывает в них характер непостоянный и вздорный. Наша любовь к ним столь же капризна, как они сами. Однако завоевать даже такую любовь петербуржцев непросто. И каждый новый памятник, оказывающийся на улице северной столицы, обречен на долгие смотрины, возможным итогом которых явится категорический отказ принять новичка в семью.
Новых памятников в Петербурге не много — гораздо больше проектов и предложений. Провести свою идею по инстанциям далеко не каждому художнику по силам, но есть и более эффективные способы. Порой единоличного решения мэра хватает на то, чтобы вынудить город принять новый монумент. Можно также какой-нибудь шедевр городу подарить: подарки принято принимать, и таких случаев становится все больше. Дарителем может оказаться как сам скульптор, так и меценат, пожелавший украсить двор гимназии, в которой учатся его дети, или сквер, пустота которого портит вид из окна его квартиры. Подобная практика продолжает приносить плоды: совсем недавно на Выборгской стороне был установлен созданный на деньги Военно-медицинской академии памятник военным медикам. В итоге и без того изуродованный печально знаменитой гостиницей "Ленинград" (сейчас — "Санкт-Петербург") квартал украсился еще и аляповатой псевдоклассической аркой. А понятное желание медиков увековечить память своих коллег нашло свое воплощение в грубом архитектурном киче, способном убить всякое доброе начинание.
Никаких особо значимых государственных монументов за последние годы в северной столице установлено не было. Это право мы без боя отдали Москве и теперь злорадно усмехаемся, наблюдая по телевизору нелепых клыковских уродов или гигантов Церетели. Петербург явно предпочел жанр камерный, удалив свои новые памятники от центральных улиц и площадей, чтобы не давать лишнего повода для сравнения новых со старыми, знаменитыми петербургскими монументами. В первую очередь это относится к памятникам работы Михаила Шемякина. Именно ему суждено было в одиночестве ответствовать в Петербурге за все искусство модернизма в целом, и изломанные линии его скульптур должны были приучить нас к тому, что современное искусство на улице не жупел, а новая реальность. В этом есть своя логика. Шемякин, как никто другой лелеющий свою "петербургскость", вполне тактично примирил собственное "я" с неким общим представлением об этом городе. Правда, холодное салонное искусство Шемякина лучше выглядит в садово-парковом масштабе, чем в монументальных формах с идеологической подоплекой. Так, сфинксы на набережной Робеспьера, если бы не были такими несуразно маленькими и не претендовали на звание "памятника жертвам политических репрессий", вполне могли бы прижиться на этом пустынном бетонном спуске к Неве. Ведь привыкли, а многие даже полюбили, шемякинского Петра в Петропавловке, который скорее фигура гротескная, чем помпезная. И ростом своим, и размером дарования Шемякина он абсолютно подходит небольшому лугу перед бывшей гауптвахтой.
Последние годы украсили Петербург серией безликих памятников, которые предназначены напомнить о тех, о ком и так все помнят и кто достоин лучшей бронзовой доли. Памятники Чайковскому и Есенину в Таврическом саду, памятник Жукову в парке Победы, памятник Ахматовой на улице Восстания — все они лишь поспешная дань юбилейной моде, ничего не выражающие и безмерно скучные образцы официозной скульптуры. Занятно, что обсуждавшийся некогда проект конного монумента маршалу Жукову, который собирались установить на пересечении проспектов Стачек и Ленинского, был благополучно похоронен (ну что мы можем противопоставить Клыкову и Красной площади?). Отказаться же вовсе от этой дани не смогли. Так появился компромиссный вариант: уже не на том месте, а на куда менее выгодном, он всего лишь пополнил и без того обширную семью славных бронзовых солдат в парке Победы.
Безусловных фаворитов среди недавно установленных монументов, пожалуй, только два: памятник Чижику-Пыжику работы Резо Габриадзе и памятник Александру III Паоло Трубецкого. Первый отвечает запросам либеральной интеллигенции как символ истинной свободы творчества (недаром памятник время от времени исчезает, а затем вновь появляется на своем постаменте). Второй же обернулся вожделенным символом стабильной государственности. Солидный возраст и бурная история монумента Трубецкого не только не мешают называть его "новым", но и придают ему столь необходимую настоящему петербургскому памятнику ауру мученичества. Когда, собственно, происходили эти мучения и почему восторжествовала справедливость — не так уж важно. Зато оба памятника отвечают не только идеологическим, но и художественным требованиям, о которых сейчас редко кто вспоминает. И если учесть, что новых памятников мало, что город меняется медленно и неохотно, то две новые фигуры в прославленном петербургском пантеоне — это уже неплохо.
КИРА Ъ-ДОЛИНИНА