Завтра Piccolo Teatro di Milano под руководством Джорджо Стрелера в последний раз покажет в Москве свой новый спектакль "Остров рабов" (L`isola degli schiavi) по пьесе П. Мариво. Гастроли прославленной итальянской труппы, проходившие с 1 по 6 июля на сцене МХАТа в Камергерском, должны были стать и стали кульминацией завершающегося в российской столице второго Международного фестиваля имени Чехова.
О том, что под занавес фестиваля появится именно Стрелер, было известно задолго до начала трехмесячного театрального марафона. Однако то, как удачно ляжет его спектакль в обрамление решающего тура президентских выборов, не мог спрогнозировать никакой расчет. История насильственной перемены местами господ и слуг действительно казалась в эти дни актуальной сверх всякой меры — но интерес к гастролям Piccolo Teatro, конечно, не ограничивался лишь этим. Нынешний приезд итальянцев в Москву обозначил новую неожиданную тему в истории любви российской публики к Стрелеру, с которым у нее сложились в высшей степени идиллические, но, с точки зрения европейца, не слишком адекватные отношения.
Джорджо Стрелер, создавший в 1947 году один из самых знаменитых театров послевоенной Европы — Piccolo Teatro di Milano, фактически занял в Италии то же место, что во Франции Жан Вилар. Именно им двоим удалось во второй половине сороковых--начале пятидесятых разрушить столичную монополию на культуру вообще и зрелищные искусства в частности, демократизировать театр и заинтересовать им — как ни устрашающе это звучит — широкие народные массы. Впрочем, в силу личных вкусов глава Piccolo Teatro был значительно ближе к леворадикальным веяниям, чем основатель Авиньонского фестиваля и ТНП (Theatre National Populair).
Российская публика, прекрасно отдавая себе во всем этом отчет, тем не менее упорно не желала этого замечать. Готовая рукоплескать театру--политической трибуне у себя дома, в иноземных "классиках-современниках" она упорно желала видеть вестников чистого искусства, "неземной" и незамутненной социальными страстями красоты. И Стрелер, привозивший в Москву не любимого своего Брехта, а Гольдони и Эдуардо де Филиппо, вполне этому стремлению соответствовал.
Можно было предположить, что время все расставит на свои места, и России, становящейся частью Европы, придется смириться и с европейскими чудачествами тоже. В том числе и с модой на левизну. Случилось, однако, нечто другое: на втором Чеховском фестивале москвичи вновь увидели именно того Стрелера, которого ждали. Хотя на сей раз Piccolo Teatro привез в Москву свой относительно новый (1994) спектакль: острый социальный фарс на тему "liberte, egalite, fraternite".
Пьеса Мариво "Остров рабов" была очень популярна во Франции в течение двух последних столетий, однако в Италии (как и в России) до постановки Стрелера оставалась фактически неизвестной. Она о том, как после кораблекрушения четверо спасшихся — служанка и госпожа, слуга и господин — попадают на некий остров. Где, как выясняется, давно существует обычай: хозяев превращают в слуг, слуг — в хозяев — на целых три года. За этот срок господа должны осознать жестокость и несправедливость своего отношения к челяди и смягчиться сердцем.
"Испытав страдания, ты станешь мудрее, ты узнаешь, что это значит, когда дозволено мучить других... Мы унижаем вас для того, чтобы, вспомнив о своем поведении, вы почувствовали угрызения совести", — объяснял господину хозяин острова — Тривелен. "Став господами, рабы становятся злы", — рассказывал перед началом спектакля голосом диктора критик Анатолий Смелянский собравшейся во МХАТе аудитории (само представление шло без перевода).
Однако и у Мариво, и у Стрелера слуги не то чтобы очень злы — скорее, комичны. Служанка слишком ширококостна, чтобы чувствовать себя комфортно в изящном платье обездоленной госпожи, слуга слишком неловок, чтобы справиться с новомодными башмаками и шляпой хозяина-щеголя. Равенство, свалившееся на них, оборачивается вовсе не братством, а физическим ощущением несвободы движений, поз и поступков. Свобода приходит, лишь когда сброшено чужое и возвращено родное, удобное платье — а мечты о равенстве и братстве исчезли уже без следа.
Вчерашние рабы и нынешние хозяева в трактовке итальянцев хотя нелепы, зато характерны, а истинные господа предстают благородными страдальцами, за пределами социальной роли теряющими способность существовать. Мысль Мариво о том, что урок богатым должен привести к торжеству справедливости, у Стрелера незаметно уступает место другой: резкая смена социальных ролей — слишком тяжелое испытание для обеих сторон, чтобы всерьез говорить о каком бы то ни было позитивном опыте.
Время действительно многое расставило по своим местам. "Левак" Стрелер на пятидесятом году существования своего театра и в канун ухода с поста его руководителя показал спектакль о тщете левых экспериментов. И не только в социальной сфере. "Остров рабов" можно было бы назвать постмодернистским зрелищем — не будь Стрелер слишком яркой фигурой другой эпохи. И все же прямых отсылов и даже цитат в его постановке так много, что вряд ли они ненамеренны. Пьеса Мариво разыгрывается в декорациях, которые вполне могли бы стать частью "Бури", хозяин острова Тривелен очень похож на шекспировского Просперо, виртуозные партии слуг без стеснения отсылают к традициям комедии дель арте — а все вместе, как ни странно, создает ощущение той "чистой театральности" и "неземной красоты", ставшей, казалось, уже именем нарицательным, которую, несмотря ни на что, российский зритель тщетно пытается обрести и которую давно и интуитивно угадывал у Джорджо Стрелера. Что бы ни думали Европа и он сам по этому поводу.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА