Четвертый фестиваль британского кино BRICK, как и три предыдущих, посвящен одному десятилетию: на сей раз — 1990-м годам, для Британии оказавшимся "нулевыми" в творческом смысле. Не безликими, нет. Не бесплодными, отнюдь нет. А просто лишенными того стержня или того центра тяжести, роль которого играли в предыдущие десятилетия движения, может быть, идейно не оформленные, может быть, представленные ничтожно малым количеством режиссеров, но, благодаря которым словосочетания "британские шестидесятые" или "британские восьмидесятые" не нуждались ни в каких дополнительных комментариях.
Фото: DIOMEDIA / Mary Evans
Фото: AFP / Photo12
Фото: AFP / Photo12
Фото: AFP / The Kobal Collection
Фото: AFP / The Kobal Collection
Пятидесятые — это "рассерженные молодые люди", вломившиеся во все еще викторианскую гостиную британского кино с грацией грузчика из Глазго или сталевара из Шеффилда.
Шестидесятые — "свингующий Лондон", поп-арт, умноженный на традицию абсурдизма. Результат этой математической операции оказался столь увлекательным, что Великобритания практически избежала увлечения политическим — или "политически снятым" — "борющимся" кино, охватившим континент. За движение, представленное, скажем, во Франции великими Крисом Маркером, Жан-Люком Годаром или Брюно Мюэлем, здесь отдувалась, если не вру, единственная группировка "пролетарского кино" с берегов Дона, реки, на которой стоит тот самый Шеффилд.
"Обнаженные". Режиссер Майк Ли, 1993 год
Фото: AFP / Photo12
Несовпадение кинематографического времени Британии с континентом и миром, возможно, кстати, и есть самое драгоценное качество британского кино.
Семидесятые считаются "безвременьем", но именно в безвременье они обрели свой смысл, породив панков.
Восьмидесятые — великое время социального реализма Кена Лоуча и Стивена Фрирза: их пролетарские и люмпенские трагедии достойны Шекспира.
А вот в девяностых ничего такого нет, хотя ярких дебютов в избытке. Очевидно, поэтому организаторы фестиваля и составили программу таким образом, чтобы зрители имели возможность задуматься не о том, что было с режиссерами, отвечающими за календарный период, до его наступления, а о том, что случилось с дебютантами 1990-х после их окончания.
А также о том, что режиссер может принадлежать совсем не десятилетию своего дебюта.
От 1970-х на фестиваль делегирован Джулиан Темпл с документальным фильмом "The Fifth And The Fury" (2000), очевидно, самым объективным повествованием о "Секс Пистолз". Что придает фильму характер оксюморона: кому вообще нужно "объективное повествование" об этих людях. Впрочем, в фильмографии Темпла это был уже третий фильм о группе. Дебютировал он монтажным "Секс Пистолз. Номер раз" (1977), а в 1980 году изложил панк-эпопею с точки зрения менеджера группы Малколма Макларена в "Великом рок-н-ролльном надувательстве".
Третьим, но не последним: Темпл снимает о "Секс Пистолз" еще один фильм в 2008 году. Умение оказаться вовремя в нужном месте (или наоборот) как раз и отличает 1970-е. Моральный капитал своего дебюта Темпл еще только надкусил. Несчастный, наверное, режиссер. Лямку главного специалиста по рок-н-роллу он тянет с одышкой, перейдя на жанр "the best of": Уитни Хьюстон, Blur, Боуи. И только иногда делает то, к чему расположен душой: биографии режиссера Жана Виго или поэтов-романтиков Кольриджа и Вордсворта.
"Неглубокая могила". Режиссер Дэнни Бойл, 1994 год
Фото: AFP / The Kobal Collection
В начале 1990-х достигают пика творческой формы социальные реалисты. Кен Лоуч ставит трагедию непрерывно рожающей, дурацкой, несчастной и прекрасной люмпенши "Божья коровка, божья коровка" (1994). Майк Ли — люмпенский, возможно даже, что и фарс "Обнаженные" (1993) о хромом, похотливом и курлыкающем, о Нострадамусе и Мефистофеле сквотов и помоек.
Хотя свой дебют "Лондон меня убивает" писатель Ханиф Курецши поставил в 1991 году, он из компании Лоуча и Ли. По его сценариям Фрирз поставил своим самые обаятельные фильмы о сексуально-этнических и гомосексуально-политических проблемах "Моя прекрасная прачечная" (1985) и "Сэмми и Рози ложатся в постель" (1987). Чем вызвал истошный визг всех своих многочисленных, как и положено пакистанцу, родственников, оповестивших весь мир, что недостойный их "сын, брат, зять" выдал страшные семейные тайны.
Курейши, как и Темпл, тоже, судя по "Лондону", отчасти раздвоен. Фильмом о пареньке, пытающемся наняться швейцаром в приличный ресторан, дабы завязать с наркотиками,— а для этого ему нужна пара приличных туфель, никак не дающихся ему в руки, он пытался компенсировать дефицит эксцентрики у британских реалистов.
Терапевтическую миссию фильм, очевидно, исполнил: больше Курейши ничего не ставил. Зато Ли и Лоуч, в разной степени, но растерявшие свой монументальный дар, удостоились в 1996 и 2006 годах соответственно каннского золота.
Между восьмидесятниками и их преемниками стоит Карина Адлер, супруга барона-министра-лейбориста, со своим единственным фильмом "Под кожей" (1997) — психологической драмой о двух сестрах, по-разному реагирующих на смерть матери, оказывается не "Бергманом", а каким-то, прости господи, беспорядочным сексуальным загулом. Впрочем, Адлер — бразильянка.
Переходной фигурой кажется и Линн Рэмси со своим "Крысоловом" (1999). Вроде бы и натуралистическая фактура Глазго, задыхающегося от миазмов — мусорщики бастуют, очевидно, не первую неделю,— настолько отвратительна, что уже не вызывает отвращения. К тому же здесь не умирают, а, если речь идет о мышонке, улетают на Луну, сделанную из лучшего сыра, а в случае с людьми — не тонут в вонючем канале, а как бы съезжают из трущоб на новую квартиру. Впрочем, ее последний фильм "Что-то не так с Кевином" (2011) все расставил по своим местам: Рэмси оказалась не слишком умной как драматург спекулянткой на страхах современного обывателя, да еще и с эстетскими претензиями.
"Лондон убивает меня". Режиссер Ханиф Курейши, 1991 год
Фото: AFP / The Kobal Collection
А вот в семейной чернухе Тима Рота — единственной режиссерской работе актера, уже сыгравшего Ван Гога у Олтмена и мистера Пампкина у Тарантино — "Зона военных действий" чувствуется нечто большее, чем просто вариация на тему инцеста и отцеубийства. Эти неприятные вещи у Рота гораздо осмысленнее, чем вонь трущоб у Рэмси, и относятся скорее не к реальности как таковой, а к символическим переживаниям. То ли экранизация Фрейда, то ли осиновый ему кол.
Наконец, Пол Андерсон и Дэнни Бойл с дебютными "Шопингом" (1994) и "Неглубокой могилой" (1994) и Майкл Уинтерботтом со своим третьим (не считая телевизионной поденщины), но сделавшим ему имя "Поцелуем бабочки" (1995) — главные модники 1990-х, зазнобы десятилетия.
Бойл, рассказавший глумливую историю о чемодане с баблом, доведшим лучших на свете друзей до взаимного истребления, казался самым щеголеватым. Андерсон с дурацкой, но не лишенной хулиганского шарма балладой о городских ковбоях, для которых заняться шопингом означает врезаться в витрину магазина на ворованной тачке,— самым простоватым. А Уинтерботтом — самым значительным. Возможно, значительность "Поцелую" придавала невероятная Аманда Пламмер, изобразившая ангела-демона Юнис: лесбиянку, преступницу, садомазохистку в веригах, совратительницу. Но, как бы там ни было, от "Поцелуя" тогда, в 1995-м году, пожалуй что и дрожь пробирала.
И что мы имеем? Уинтерботтом оказался болен визуальной булимией, столь лихорадочной, что она вызывает даже и восхищение. Костюмные драмы, антиутопии, политические манифесты, рок-н-ролльные коллажи, арт-порно, докудрамы: он может все, он, что гораздо важнее, умеет все. Но никакого смысла в его фильмографии — после "Поцелуя" он снял 22 фильма — не найти. Лучше всего, однако, вышло у него порно "9 песен" (2004).
Бойл по-своему и по-прежнему элегантен ("Миллионер из трущоб"), но умеет потешить "и наших, и ваших". То у него человек в полном одиночестве 127 часов отпиливает себе руку ("127 часов", 2010), то клиповое сознание достигает стадии полишизофрении ("Транс", 2013): в каждом из героев живет несколько тварей.
"Под кожей". Режиссер Карина Адлер, 1997 год
Фото: AFP / Photo12
И только Андерсон никого не обманул, честно сняв "Мортал комбат" (1995), "Обитель зла" (2002, 2010, 2012) и, не к ночи будет помянут, "Чужого против хищника" (2004). Его сила, по завету Данилы Багрова, в правде, пусть даже и правде ремесленника.