"ГУМ всегда был, есть и будет"

История ГУМа Михаила Куснировича, рассказанная им Григорию Ревзину

Как вы пришли в ГУМ?

Мы пришли как арендаторы. Это был 1994-й год, у нас уже были красивые и успешные магазины в Петровском пассаже, на Тверской — "Мужская мода" — и в Санкт-Петербурге был первый магазин. А мне очень хотелось открыть магазин в ГУМе. Магазин на месте 200-й секции. Такая мечта. И получилось. Он существует и теперь — BoscoFamily,— и, я надеюсь, будет существовать долго. <...>

Скажите, а почему вы вообще захотели сюда прийти? У вас были магазины, успешные. Это же было ужасное место, грязь, вонь, очереди, плюс еще к вам относятся как к классово чуждым элементам люди с Лениным в сердце. Чего вам тут захотелось-то?

Я не могу абстрагироваться от сегодняшнего дня. Я не могу про ГУМ сказать, что он был ужасен вообще когда-нибудь. Это невозможно. Он всегда был и будет. Он был в этот момент, в 1994 году, безусловно, далек от совершенства, но потенциал, по-моему, всегда прорывался через вот эту вязкую завесу нелюбви к ближнему.

Какой потенциал? ГУМ не то чтобы располагается на проходном пути. Поток, который здесь идет, связан с Красной площадью. То есть это туристы, фланеры. Если мы сравниваем с потенциалами торговых комплексов, которые в тот момент начали придумывать, обычно это у метро или у вокзала, как "Европейский" или "Атриум", то потенциал там вроде бы выше.

Может быть, это свойство персональное, но у меня всегда было ощущение, что ГУМ — это навсегда, а все остальное — временное. Может быть, а может и не быть. А ГУМ должен быть. К тому времени, к 1994 году, я уже побывал в большинстве столиц мира, и в Galeries Lafayette, и в Harrod's; ГУМ — это ведь то же самое...

То есть вы опознали замысел, который был в этом здании.

Конечно, его было сложно не опознать. <...> Для меня было абсолютно очевидно, что ГУМ — это не только наше национальное достояние, но, так получилось, что это один из мировых экземпляров такой "атмосферной" торговли. И уж если он задумывался в свое время как выставка достижений народного хозяйства с правом продажи и покупки, то это было бы желательно как минимум восстановить, а дальше — развивать и вести к процветанию. Но я вам вот что скажу. В том 1994 году я был счастлив быть просто сопричастным к одному маленькому по нынешним меркам магазинчику в 468 кв. м. Конечно, сердце колотилось, но я и не мог признаться себе — ну, может быть, внутри и мог, но не так, чтобы внешне сартикулировать — что здесь будет город-сад и вообще мы будем иметь к этому всему полноценное отношение, я этого не делал.

А когда возникла программа?

В 1998 году.

Прямо в кризис?

Да, именно в кризис. До нас сюда пришли настоящие европейские магазины. Karstadt, Galeries Lafayette, Salamander. У них все было. Грезы советского потребителя с крупным иностранным капиталом. И они вдруг в 1998 году просто побежали, как крысы с тонущего корабля. И меня прямо это задело. Они все очень временщически отнеслись к этому уникальному пространству. И у нас был, конечно, серьезный провал. Но именно в этот момент я понял, что я так не буду. И начали реализовываться самые амбициозные планы. <...>

В этот момент, я так понимаю, у вас конкурентов и не было?

По идиотизму — нет.

Я имею в виду, что вы были единственный серьезный игрок, кто верил в будущее этого магазина.

Да, это правда. Верил я всегда, но так складывается счастливо, что возможности открываются в момент накопления той или иной мощи. Я все-таки не совсем уже был оторвавшимся от земли романтиком, я понимал, что существуют политические риски, что на главной площади страны не будет магазина. То есть может не быть магазина. Но это в принципе сродни тому, что, вообще-то, когда-то меня тоже не будет.

1999 год — Articoli. Это серьезный шаг, но это все же далеко до владения ГУМом.

Потом мы пять лет окучивали первую линию. Есть же природное желание взять ответственность за вменяемый участок. За весь ГУМ вообще отвечать очень сложно. Сначала свою комнату надо убирать, потом квартиру, подъезд. Но потом начинаешь думать: как только я выхожу из подъезда, я попадаю ногой в грязь, лужу, сломанную лавочку или что-то еще. Главное, что я попадаю в другое настроение. И вот где-то с 2002 года начинается мысль о том, как бы все-таки настроение вовне соответствовало настроению внутри. Без этого подхода через фонтан, через жуткие киоски посередине, через дурацкие провода висящие... То есть это практически необходимость была — задуматься о вхождении в акционерный капитал, в принятие решений. Потому что я мог сколько угодно рассказывать свои мысли арендодателю, но не было никакой возможности влиять на принятие решений. <...>

И ваша коммерческая модель изменилась?

Мы — я имею в виду Bosco — стали значительно более открытые и менее завистливые. От такого местечкового подхода к открытию собственных магазинов мы перешли к развитию пространства в целом. Если раньше все окна на Красной площади были наши, то сейчас нет. Они все равно наши, но наши как ГУМ, а не как собственная розничная торговля. Если я понимаю, что такому бренду, как Dior, правильно быть в этом месте, то я начинаю высвобождать от себя же это место для Dior. В чем был наш следующий шаг? Мы начали привлекать очень серьезные бренды, работать не по франшизе, а напрямую. До нас Louis Vuitton вообще не мог договориться с ГУМом, даже с Вячеславом Леонидовичем Вечкановым (сейчас — председатель совета директоров ГУМа.— "Ъ-Weekend"), они просто разговаривали на разных языках. А с нами договорились. Ну и так далее.

В чем ваша программа магазина?

Это уникальный торговый квартал. В самом центре нашей родины, здесь есть синергетический эффект Кремля, Василия Блаженного, Исторического музея, Китай-города. Это колоссальное конкурентное преимущество. К сожалению, пока что очень много обеспеченных людей, которые гуляют по миланскому Монте Наполеоне и покупают сильно больше, чем дома, в России. Но я уверен, что когда-нибудь люди будут специально приезжать сюда со всего мира, и мы сейчас к этому очень подготовлены. Программа — стать уникальным местом на карте Земли, где люди разных стран и народностей готовы были бы проводить часть времени. И сюда стремиться. <...>

Главная суть торгового пространства — это собственно продукт. Поэтому, если я привлекаю сюда самые великолепные мировые торговые марки со своим продуктом, со своей кожгалантереей — Hermes, или с модой — Armani, или с товарами для багажа — Louis Vuitton, или с пальто — MaxMara, конечно, это продолжение не советских традиций. Это продолжение замысла Верхних торговых рядов, какими они были до революции, тренд 1893 года. И это — самое главное. <...>

3 декабря 2006 года открылся каток на Красной площади, и в вашем пресс-релизе было написано: "Еще две недели назад никто не мог поверить, что это получится". То есть в этот момент вы еще не вполне уверены, разрешат или нет.

Ну я-то был уверен.

А сегодня убедить людей, что катка на Красной площади никогда не было, что здесь в 1890-е годы не катались на коньках, и при Сталине не катались, что это стопроцентная новация, невозможно. Все считают, что люди всегда катались на коньках на Красной площади, чуть ли не со времен Ивана Грозного. Есть несколько ваших институций — каток, BOSCO Cafe, BOSCO Bar, про которые все считают, что примерно то же самое, ну похуже, подешевле — но всегда было.

Чувство. Это надо почувствовать. Это такой Имаджинариум. Мне так кажется — во сне, не во сне,— что было бы органично, чтобы на торжище по праздникам зимой был каток, а летом — цветы. Может быть, этого не было, но, если бы это было, это было бы правильно. Это тоже соответствует органике места, ее нужно ощущать. Не было, но классно же, если бы было. Вот на кустодиевских картинах много снега в центре Москвы, они на санях, на санках могли кататься. Поэтому сейчас сделаем новую горку к 120-летию ГУМа... Лучшую катальную горку Москвы. <...>

Скажите, а чем вы лично гордитесь из того, что сделали в ГУМе?

Чем горжусь? Вообще, важно, для любого человека, чтобы им гордились мама и папа, дети и жена, близкие. Если тобой гордятся, значит, ты молодец. Поэтому если удалось сделать что-то, чему порадовались мама с папой, значит, есть повод для гордости по определению. Другое дело, часто стесняешься узнать обратную реакцию: гордятся они или нет. Поэтому выдумываешь сам — как тебе кажется, они гордятся или нет.

Например, я горжусь тем, что люди, приходящие сюда работать, не просто задерживаются здесь надолго, а может быть, это излишне максималистски звучит, но часть считает, что навсегда. Горжусь тем, что люди начали поколенчески, династически здесь жить и работать. То есть приходят работать наши дети — это очень круто. <...>

Я горжусь тем, что мы нацелены на созидание. И это созидание объективно заметно в ГУМе. Что все это не пустеет и дряхлеет или, наоборот, не нашинковано малюсенькими палаточками, где каждый квадратный метр выжимает прибавочную стоимость. Горжусь тем, что в основе у нас не жажда наживы, а завтрашний день. Горжусь тем, что нам удалось реализовать много новых проектов, поддержав лучшее из предыдущих. В конце концов то, что в ГУМе мороженое с советских времен такого же вкуса и им по-прежнему руководит такой исторический персонаж, как Ангелина Максимовна Сайкина,— это тоже плюс. Это супруга Валерия Сайкина, который был главой Москвы при Горбачеве. Есть люди, которые у нас 55 лет работают. И мы вот это не уничтожили.

Я, кстати, горжусь тем, что Вячеслав Леонидович на каком-то этапе не послал меня куда подальше, а согласился принимать самое деятельное и активное участие в жизни ГУМа. Для меня это очень важно. То есть это в какой-то степени признание того, что происходит органическая смена поколений, эволюционная, а не революционная. Я горжусь тем, что, помимо того, что Вячеслав Леонидович с нами, самым молодым генеральным директором ГУМа стал мой друг и товарищ — тридцатитрехлетний Тимур Гугуберидзе.

У меня есть несколько моментов в ГУМе, которые являются институциональными. Это открытость магазина внешнему миру. То, что у нас все двери на Красную площадь рабочие и где-то примерно 15% людей входят в ГУМ с Красной площади, это важно. Раньше и 1% не было. Мы придумали свой метод разрушения "берлинской стены" — это BOSCO Cafe на Красной площади. <...>

ГУМ — это же фактор снятия унижения. Это институт того, что у человека бывает выбор. Выбор ведь бывает не только между теми или иными политическими фигурами, но и между сортами сыра. И между ботинками тоже бывает выбор. Это важно. Человеку без этого выбора тяжело, это несвобода. И унижение, которое было при советской власти,— это отсутствие этого выбора. Эстетика буденовки — это эстетика несвободы, это эстетика запала, куража, но не свободы личности. Красная площадь — это место, где происходила униформация, а ГУМ — это контрапункт. В этом, кстати, была яркость и острота парада Articoli. В этом яркость и острота вообще жизни ГУМа. И это очень важно.

И я горжусь тем, что "лучшие марки в гости к нам". Не то чтобы очередь стоит, но есть конкуренция за то, чтобы непременно быть здесь, на Красной площади, в ГУМе. Конечно горжусь! Марки очень известные, даже более возрастные, чем ГУМ, посвятили нашему 120-летию те или иные свои произведения. Это очень большое и важное дело, это лестно. Я не хочу быть один. Потому что на горе одному холодно. И вот важно, чтобы ГУМ был вместе с Vacheron Constantin, которые на 140 лет нас старше, и с Paul Smith, и с Montegrappa, и с Дымовским мясокомбинатом. Важно, чтобы мы были не одни в стремлении разнообразить жизнь человека. И когда эти марки сделали свой вклад в 120-летие, это подтверждение того, что мы выходим на мировой уровень.

Ну и помимо мороженого и BOSCO Cafe есть особо выстраданные и любимые институциональные вещи. Есть "Гастроном N1". Потому что самая большая несвобода — это когда нет еды. Человек когда голоден, он вообще только физиологические потребности способен ощущать. Грустно, когда после показного изобилия 1950-х и 1960-х в постолимпийской Москве стало плохо с продуктами. Настолько плохо, что знаменитый гумовский гастроном закрылся. И его новое открытие — это нужно было сделать. Сейчас это 2,5 тысячи метров, гастроном, где есть своя кулинария, кухня — все то, что продается, здесь же и производится. Пекарня, все торты здесь изготавливаются. Мы наконец подошли к формированию собственного мерчендайзинга — банки с печеньем "ГУМ", конфетами и чаем "ГУМ" к юбилею пойдут в продажу. Это мало кто может себе позволить. И я радуюсь этой уникальности. Сетевые проекты имеют свои замечательные достоинства, но банка с кофе "ГУМ" — она останется надолго, в разных семьях.

Я, кстати, горжусь нашим общепитом. Мы не пошли на поводу у очень заманчивых предложений — "Макдональдс", "Ростик'с" и других сильных сетевых проектов. Мы создали свой Комбинат хорошего питания, свою "Столовую N57", мне это тоже кажется органичным. Во время фестиваля молодежи и студентов здесь было море людей — и была столовая, где сосиски, горчица, хлеб, горошек. Стоячее заведение такое было, и была даже рюмочная, потому что ГУМ работал с 8 утра и особо одаренные приходили сюда — по 50 грамм и с сосисочкой. Хотя, конечно, она не называлась "Столовая N57". <...>

Горжусь малым ГУМом. Мы из довольно долго стоявшего в запустении малого корпуса ГУМа сделали детский ГУМ. Это просто классное, почти 3000-метровое пространство для детей и их родителей. Кстати, этого раньше не было. Может быть, было когда-то давно, но я уже не застал. В моем детстве был "Детский мир", а детского ГУМа не было. Надеюсь, это надолго, и это предмет гордости не только родителей, но и детей, они туда ходят с удовольствием. И в следующем году, когда мы откроем там еще и детский клуб, будет завершенная картина.

Я горжусь тем, что мы взяли и придумали такие атмосферные явления, как свет внутри и снаружи ГУМа. Вот эта, казалось бы, лубочная подсветка торгового комплекса говорит: мы — торговый дом ГУМ. Мы не картинная галерея, мы не контора, мы — фабрика хорошего настроения. И поэтому это будет выглядеть немножечко сказочно со всеми своими лампочками. И не немножечко: мы Harrod's в три раза по количеству лампочек превзошли. А потом, когда едешь по мосту Москворецкому — просто очень классный вид, ничего с этим нельзя поделать. И я горжусь этим... Горжусь тем, что мы начали развивать ГУМ по вертикали. Не тогда, когда только первый этаж престижный, а третий неизвестно как. Горжусь, что мы взяли и сделали кинотеатр хороший. И там даже клуб кинолюбителей, которые еженедельно встречаются.

Я горжусь тем, что подвал у нас хороший. Раньше был вонючий и хаотичный. А сейчас просто нормальный. Там удобно организовано движение транспорта, и люди, которые работают в подвале, целый день работают, они тоже, надеюсь, ощущают, что они в ГУМе. Там столовая для сотрудников, еще более дешевая, чем 57-я, это тоже предмет моей гордости. Вообще, для меня две стороны одной медали — они должны существовать всегда. Потому что тогда есть пространство, если есть две стороны. Если только одна сторона — это просто рисунок, это неживое.

Подвал — фантастическое пространство, я помню, как вы делали "Невеликую депрессию".

Праздниками, которые проходят в ГУМе, я тоже горжусь. И "Невеликая депрессия" 2008 года — это одно из самых лучших новогодних событий, которые у нас были.

А вот у вас про все были балы — и про подвал, и про кафе, и про столовую, и про фонтан, и про Красную площадь. А про "Исторический туалет" как-то праздника не было...

Туалетом историческим я тоже горжусь.

Странное заведение... Он выглядит, будто от отеля класса 7 звезд или дорогого казино оторвали туалет и сделали из него общественный туалет в магазине.

Это немного мальчишеское. Я в свое время, когда был в Harrod's первый раз, зашел в их туалет, он стоил два фунта, и прямо меня это поразило — и цена, и убранство. Мы сделали даже лучше туалет, и два фунта стерлингов тоже сохранили...

А, поэтому такая странная цена — 84 рубля. Я все думал, отчего не 100? Неудобно же сдачу в 16 рублей ждать...

А вы оставляйте на чай. Вообще, знаете что? Я всем тут горжусь. Я очень горжусь ГУМом.

Из книги "Главный Универсальный Магазин". М.: ТД "ГУМ", 2013 (печатается с сокращениями)

Из интервью Михаила Куснировича "Коммерсантъ-Стиль" 12 сентября 2002 года

Это было в 1987 году, может, в 1988-м, в общем, тотальная карточная система. ГУМ тогда был просто закрыт. Тогда ведь все исчезло, торговать было просто нечем. Правда, появились все эти "Белграды", "Будапешты", и по воскресеньям они в ГУМе проводили распродажи. Пускали на них по квиточкам. И вот такой квиточек нам с женой — то есть тогда она еще не была моей женой, я за ней только ухаживал,— какая-то из наших мам выдала. И мы должны были вместе пойти, но разминулись в метро на "Площади Революции" и она пошла одна. А я же ухаживал, так что мне надо было как-то ее найти. Как я туда пробирался без квиточка — отдельная история, но, в общем, проник. И вот представьте себе: абсолютно сюрреалистический ГУМ, одна сплошная очередь неизвестно за чем. Сколько там человек? Тысяч тридцать, наверное. А мне надо ее найти. И я взобрался на третий этаж, там не торговали, и оттуда ее высматривал часа полтора-два. Был один шанс из тридцати тысяч, что высмотрю. Я высмотрел. И могу вам сейчас сказать, что в моем желании переделать ГУМ эти два часа сыграли не последнюю роль.

Фото: пресс-служба Bosco

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...