Студенты германских университетов — народ весьма общительный. Здесь обожают всяческие Diskussionen и Auseinandersetzungen (второе слово в принципе обозначает то же самое, что и первое, зато имеет "исконное" и если уж не Volksdeutsch, то во всяком случае Hochdeutsch-звучание). Однако если вы спросите в ином старинном Uni местных дам (не говоря уже о господах) о том, сколько в их университете корпораций и "буршем" какой из них является ваш собеседник, то скорее всего изрядно его смутите. Ваш визави вдруг смущенно потупится или начнет (с несколько кривой ухмылкою) объяснять вам, что лично ему все это дело, конечно, не нравится, но что уж тут поделаешь, — традиция есть традиция.
Шрам на лице
Сам термин Korporation (и родственные ему Korps или Corps) имеет многовековую историю, тесно связанную со становлением европейских университетов. Лишь в последние десятилетия под влиянием англосаксонской промышленной модели слово Corporation стало применяться преимущественно для правовой характеристики крупных фирм. В средние века студенческие корпорации вынуждены были отстаивать независимость своих университетов не только от мощных местных епископатов, но и от сословий дворян, крестьян и "бюргеров" (в русском контексте это не столько "горожане" или "граждане", но скорее "обыватели" — в смысле "мещане"). Так что сыны alma mater должны были volens-nolens упражняться не только в латинописании и богословии, но и в кулачном бое и фехтовании, развивать собственный студенческий тайный язык и совершенствовать духовные и физические качества (в том числе устойчивость к пыткам, алкоголю и т. д.).
Даже сейчас на улицах городов со старинными университетскими традициями (не только тевтонскими, но и баварскими, богемскими, саксонскими, силезскими и т. д) можно увидеть молодых людей, лица которых украшают глубокие шрамы. Зачастую это следы от внутрикорпоративной Auseinandersetzung на шпагах или саблях. В былые времена прусские аристократы считали даже неприличным не иметь подобного наглядного "свидетельства об университетском образовании". О крутых порядках в Korporationen (наряду с этим латинском словом в Германии их часто именуют Burschenschaften) сложены многочисленные легенды. Ритуалы инициации (посвящения), а также внутренней жизни буршей чем-то напоминают не слишком радостный комплекс армейских отношений, который в России принято называть "дедовщиной". Студенческие "фуксы" (в отечественной армейской традиции их можно сравнить с "духами"), которые добиваются приема в корпорацию, должны выполнить ряд жестких (а порой и унизительных) требований, доказать, что они "настоящие мужчины" и при этом продемонстрировать "уважение к традиции и старшим".
Университетский позор
Не мудрено, что студенческие корпорации воспринимались и воспринимаются (в зависимости от левизны воспринимателя) то как "болото правых привидений", то как "оплот консерватизма" и даже "духовное логово тевтонского шовинизма". Профессор Ульрих Герберт в статье для либерального гамбургского еженедельника Die Zeit отмечает, что "в двадцатые годы поразительным образом именно университеты способствовали росту германского антисемитизма. Вскоре после создания в 1921 году ассоциации Deutscher Hochshulring (приблизительный перевод: германский союз высших школ), в которую вошли многие студенческие корпорации и которая контролировала свыше 60% мест в студенческих органах самоуправления, в ней взял верх радикальный расистский дух. Правда, университетский антисемитизм был насквозь элитарным и имел мало общего с плебейской погромной юдофобией национал-социалистов. Корпорации требовали "решить еврейскую проблему" сугубо "прагматичными" и "функциональными" методами — посредством принятия антиеврейских законов и вытеснением евреев из Германии.
И все же огульные обвинения всех университетских корпораций теперешней ФРГ в реваншизме и антисемитизме (в чем любили упражняться идеологи бывшей ГДР) лишены оснований. После разгрома нацистской Германии университеты именно Западной Германии (в отличие от Восточной) внесли огромный вклад в научное изучение фашизма и его глубинных связей с коммунизмом и другими тоталитаристскими режимами. Теперешние корпорации являются важным "промежуточным" звеном между администрацией города, руководством университета и студентами, своеобразной "кузницей кадров" для будущих поколений предпринимателей и политиков страны. Здесь сохраняются культурные традиции и культивируется традиционный набор "тевтонских добродетелей" — прилежание, универсальность мышления, дисциплина и коллективизм.
Кузницы кадров
Сейчас в ФРГ действуют около 800 студенческих корпораций, которые распределены между 23 студенческими союзами. Помимо собственно Burschenschaften при университетах действуют многочисленные конфессиональные объединения, а также спортивные, певческие и другие товарищества. По несколько двусмысленному замечанию дюссельдорфской газеты Handelsblatt, "теперешние die Korportierten (то есть члены корпорации) не обязательно должны входить в ту или иную Burschenschaft и уж тем более не должны предъявлять шрамы через все лицо как доказательство личной дееспособности и лояльности. Демонстрировать верность традициям посредством, мягко говоря, избыточного потребления алкоголя в ходе студенческих мероприятий в тавернах им также больше ни к чему".
Как правило, члены уважающей себя корпорации селятся рядом (обычно в каком-либо старинном доме, принадлежащем корпорации). Любители прусского духа вступают в так называемые Corps (то есть корпуса, — кстати, под прусским влиянием юнкерские и кадетские корпуса получили большое распространение и в дореволюционной России). В распорядке жизни "корпорированных" большое место занимают традиции и ритуалы. Подчеркнутое внимание уделяется хорошим манерам и аристократической светскости отношений между членами корпорации. Во многих корпорациях действуют специальные "кодексы", жестко карающие "плебейское" поведение за столом и пренебрежение правилами повседневной гигиены и опрятности. В этом одно из весьма существенных отличий отношений между членами корпораций от тех бесконечных унижений, которым подвергаются призывники и солдаты в отечественной армии.
Члены многих корпораций обязаны учиться или совершенствоваться в навыках публичных выступлений, танцев, учтивого поведения на балах, дипломатических раутах и т. д. Руководители корпораций сознательно готовят своих буршей к работе на самых ответственных государственных и предпринимательских постах, где "рефлекторное" знание протокола и дипломатического ритуала часто является важной предпосылкой для установления первичного доверия и начала "переговоров по существу". Для многих (впрочем, не для всех) корпораций приоритетное значение имеют успехи в учебе. По словам одного из лидеров марбургской корпорации Alemannia Ульфа Дебелиуса, "бурши, носящие наши цвета, обязаны в начале каждого семестра отчитаться перед общим конвентом корпорации о результатах учебы в прошлом семестре". Перед началом сессий руководство корпораций обычно освобождает своих буршей от многочисленных внутренних обязанностей и дает им возможность сконцентрироваться на экзаменах и дипломе.
Как правило, после его получения буршам нет нужды беспокоиться о поисках хорошего места. Практически все корпорации располагают высокопоставленными покровителями (в студенческие времена они сами были буршами), которые дорожат корпоративным духом. Впрочем, добиться успеха лишь за счет личных связей по принципу Kennen ist besser als Koennen (приблизительный перевод: связи лучше мастерства) в Германии трудно. Во всяком случае, спикер объединения буршей Северной Германии и Нижней Саксонии Вольфганг Шталь убежден: "Никакой почтенный господин никогда не станет связываться с буршем, если он не уверен в его знаниях, навыках и характере".
Корпорации дорожат своей репутацией и оказывают протекции своим членам только тогда, когда убеждены в их личных качествах. Со своей стороны многие фирмы, а порой и государственные учреждения ценят возможность неформального общения с молодежью для постепенной подготовки новых кадров. Эта "групповая солидарность" среднего и высшего менеджмента, система прочных связей между промышленным и государственным аппаратом, которые направлены не на достижение быстрой прибыли, а на последовательное долгосрочное развитие фирмы или государственных структур являются важными особенностями германской экономической модели, которые обеспечивают ее большую устойчивость и (может быть, даже несколько чрезмерную) неспешность.
Впрочем, времена меняются, и отношения между теперешними буршами и потенциальными работодателями нередко складываются сложно. По словам спикера одной из корпораций, "в вопросах карьеры мы вынуждены быть гибкими и отнюдь не стремимся афишировать нашу корпоративность. Потому что если будущий начальник принадлежит, к примеру, к поколению 1968 года (то есть эпохе левоэкстремистских студенческих волнений), или выбрал в армии альтернативную службу, или вообще учился в Вальдорфской школе, то для него студенческая корпоративность — это самая большая анти-рекомендация".
Смысл и формы элитарности
Феномен корпораций (как и некоторых других закрытых германских общественных объединений) неоднозначен. Во многом он отражает непростую ситуацию, в которой германское (и особенно прусское) дворянство оказалось после разгрома нацистской Германии. Хотя участие в антифашистском движении сопротивления (в том числе организация знаменитого путча 1944 года) спасло дворянское сословие в целом от обвинения в коллаборационизме с нацистами, традиционно свойственные этнически немецкому дворянству качества (политический консерватизм, выраженная склонность к армейской карьере и т. д.) привели к тому, что после войны общество ФРГ коренным образом пересмотрело старую систему сословных привилегий и всячески старалось вытеснить дворянство на периферию социальной жизни. Правда, левым движениям Германии не удалось (как, например, в Австрии) формально уравнять дворян и "мещан" — то есть отменить все дворянские титулы и даже частичку "фон" перед фамилией. Так что, к примеру, лишенный права легально посещать свою австрийскую родину господин Феликс Габсбург в ФРГ по-прежнему именуется Его императорское высочество Феликс фон Габсбург-Лотринген.
И все же германское дворянство вот уже 50 лет ведет довольно странное существование. По словам известного германского философа Теодора Адорно, "к элите очень даже позволено принадлежать — запрещено только публично говорить об этом". В то время как в Великобритании, Франции и США национальные государственные традиции как цвели, так и цветут пышным цветом, а национальная аристократия (или так называемая "элита") остается предметом общественного обожания и гордости, в Германии подобной "элиты" как бы и не осталось вовсе. Лидеры мощного социал-демократического движения ФРГ имели все основания гордиться тем, что они смогли создать уникально ровную систему "социальной рыночной экономики", при которой государство гарантирует самым широким слоям населения социальную защищенность и благосостояние, что (по мнению социал-демократов) сделало избыточным само понятие элитарности. Так, государство ФРГ до сих пор обеспечивает бесплатность высшего университетского образования и тем самым гарантирует детям из небогатых и незнатных семей намного более легкий "путь наверх", чем в США, Франции и особенно Великобритании, где так называемые "простые люди" имеют мало шансов на учебу в элитарных колледжах.
Дворянский опцион
Одним из логичных следствий распада европейского коммунистического блока и общего политического "отката вправо" стал тяжелый кризис Социал-демократической партии Германии (СДПГ). Практически все прежние красивые лозунги социалистов (борьба рабочего класса за свои права, бесплатное образование и медицинское обслуживание и т. д.) приобрели привкус сталинистской пропаганды и даже фарса на фоне того социального убожества и просто антинародного криминала, которые общественность ФРГ обнаружила в рухнувшей ГДР и других экс-социалистических странах Восточной Европы. Традиционный конкурент СДП, партийный блок ХДС-ХСС, который декларирует верность гуманистическим традициям буржуазного общества и особенно так называемым христианским ценностям, превратился в одну из самых мощных интегрирующих политических сил не только объединенной Германии, но и единой Европы. Шокирующая для левых движений ФРГ новая восточноевропейская симпатия к консервативным традициям Германии сопровождается тяжелым кризисом германской системы образования. К сожалению, декларированные равенство и доступность образования для всех на практике приводят к недостаткам в специализации и эффективности университетского образования ФРГ и, как следствие, к заметному снижению конкурентоспособности германской экономики. Элитные американские и британские университеты давно работают эффективнее и лучше германских, потому что они сознательно ориентируются прежде всего на богатую и светскую молодежь.
К тому же оказалось, что традиции этнически немецкой (но космополитичной по образованию, мировоззрению и месту жительства) аристократии отнюдь не пресеклись. Члены аристократических кланов Пруссии, Богемии, Саксонии, Венгрии, Моравии, Румынии, Болгарии, Польши и даже России возвращаются в свои "вотчины" и встречают вполне доброжелательный прием. Правда, местные правительства обычно реагируют на появление "фон баронов" крайне отрицательно и в более или менее открытой форме критикуют "пятую германскую колонну". Однако аристократы (по большей части) вовсе не стремятся снова "перекраивать границы". Так что широкие слои населения, которые устали от постоянных проблем со снабжением и жильем, от бесконечного экономического убожества и политической аморальности власти быстро начинают отличать, кто есть кто и не путают былых национал-социалистических и сталинистских мерзавцев с настоящими аристократами, которым нет нужды "гадить под себя", которые не собираются "сорвать куш и сбежать", а приезжают, "чтобы умереть в отчем доме", нередко запущенном и испохабленном при социализме.
К тому же известные княжеские и баронские кланы часто располагают давними связями с крупными банками и промышленными компаниями Швейцарии, Великобритании, США и других стран. Крупный бизнес всегда основан на доверии и долгосрочных отношениях. На Западе очень много значит просто имя. Например, если вас зовут просто Николай Романов, вам скорее всего не удастся (увы!) получить большой кредит или ссуду, которая почему-то тут же найдется для господина с именем Николаус Романов фон Гольштейн фон Готторп.
Так что когда (к примеру) сотни тысяч болгар недавно восторженно встречали приехавшего из Испании г-на Симеона фон Кобург-Гота, они видели в нем не наследника бывшего монарха, а потенциального будущего президента страны, искренности и нравственным устоям которого люди готовы доверять больше, чем таковым его возможных конкурентов из среды постсоциалистического рабочего класса или торговой буржуазии. Трудно сказать, оправданны ли эти новые надежды на нравственность и эффективность "неокорпоративного духа". Во всяком случае от успехов или неудач при реализации этого своеобразного "дворянского опциона" во многом зависит будущее развитие стран Восточной Европы.
ИВАН Ъ-ЛЕНСКИЙ