В одном из выставочных залов Петропавловской крепости — Невской куртине — открылась персональная выставка фотографа Валерия Плотникова. Автор предупредил своих зрителей, что нынешняя выставка — последняя. Пожалуй, это заявление действительно стоит воспринять всерьез, так как уже сегодня ясно, что время парадного фотопортрета a la Плотников ушло, обогнав даже нестареющую любовь народа к его персонажам.
Валерий Плотников известен прежде всего своими фотопортретами актеров театра и кино. В 70-80-е годы не было ни одного хоть сколько-нибудь уважающего себя советского иллюстрированного издания по искусству, не украсившегося фотографиями Плотникова. Долгое время он был непревзойденным мастером парадного фотопортрета. Он снял едва ли не всех популярных актеров и режиссеров, не оставив своим конкурентам никакой надежды догнать его по числу клиентов. Именно по фотографиям Плотникова широкому зрителю предписывалось узнавать о частной, внекинематографической жизни своих кумиров.
На одних фотографиях актеры помещались в вычурные декорации, одевались в театральные или собственные, но столь же впечатляющие костюмы, замирали перед фотокамерой в напряженно-тоскливом ожидании момента вспышки. На других — снимались в "естественном" виде: среди цветов и деревьев, в домашней одежде, без макияжа. Но всегда герои на фотографиях Плотникова существовали лишь как отражения собственных сценических образов. Не живые люди — маски, не актеры — роли, не отражения — портреты.
Жанр постановочной портретной фотографии тщательнейшим образом был преобразован Плотниковым в жанр парадного портрета. Его поклонникам, не знавшим опытов Хельмута Ньютона, эти портреты казались верхом искусства художественного отображения актерской индивидуальности. Однако не стоит искать индивидуальность там, где ее тщательно скрывают. Персонажи Ньютона существуют в двух измерениях: они представляют себя и одновременно играют роль, отведенную им фотографом. Вы можете не знать, кто именно снят на том или ином листе (даже если это Настасья Кински, Ханна Шигула или Дэвид Боуи), но фотография от этого не теряет значения художественного произведения. Фотографии Плотникова интересны лишь до тех пор, пока вы узнаете того, кто на них снят.
Избрав кино- (театральный) портрет, Плотников ставит себя в зависимость от моды на киноизображение. Череда лиц звезд российского кино, бесконечное мелькание аляповатых каминов и подсвечников, надуманные позы, взгляды прямо в камеру — все это утомляет сегодняшнего зрителя, и нет-нет да вспомнит он модные в современных киножурналах снимки "со съемочной площадки", "в домашнем кругу", тщательно скрывающие даже малейший намек на постановочный замысел. Валерий Плотников пал жертвой резкого изменения зрительского вкуса, его развития. Плотников писал свою историю российского кино, но реальная история предпочла взять с собой иные снимки. Он создал собственную многосерийную панораму, и вместе с ней остался в другом времени. Сегодня парадный портрет хозяина на стене частного дома — признак не самого разборчивого вкуса. Прийти на выставку, чтобы полюбоваться самим собой, тоже решится не каждый.
В этом смысле примечательна судьба другого приверженца жанра фотопортрета — Владимира Фридкеса. Его нашумевший "фриз" с изображениями персонажей московского арт-круга построен по принципиально иной, чем у Плотникова, схеме. Герои Фридкеса не смотрят в камеру, они столь заняты собой и столь самодостаточны в своем нарциссизме, что существуют в параллельном со зрителем мире. И это отношение к зрителю и герою сегодня предпочтительней, поскольку не принято нынче пристально всматриваться в чужую душу. Зрителю, возможно, лучше вообще не знать изображенного, даже если перед ним снимок самого профессионального из профессиональных портретистов, чем запоминать чужой искусственный образ.
КИРА Ъ-ДОЛИНИНА