Имя Виктора Некрасова гремело в 50-е: автора "В окопах Сталинграда" называли в числе лучших прозаиков, писавших о войне. После его эмиграции во Францию в 70-х годах это имя в СССР вслух уже не произносилось и в печати не поминалось. В последние бурные годы в России о нем вспоминали редко, разве что в писательских кругах. О покойном прозаике-эмигранте — НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ.
Пожалуй, молодые люди могли слышать имя Виктора Некрасова разве что от родителей. Но поколению "шестидесятников" оно говорит много. Своей книгой "В окопах Сталинграда" Некрасов фактически заложил фундамент той прозы, которая позже в критике получила наименование "военная". При этом подразумевалось, что проза эта правдивая, не ходульная, не плакатная. Строго говоря, ангажированная батальная проза писалась в бывшем СССР всегда. Но, по негласному договору между либеральной критикой и читателями, никто не относил к "военной" прозе книги Бабаевского, Чаковского или Полевого. Даже имя семикратного обладателя Сталинских премий Константина Симонова не попадало в перечень тех авторов, которые писали о войне "как она есть". Недаром официальная критика, призванная оберегать устои, по отношению к военной прозе использовала несколько пренебрежительное выражение "окопная правда", позаимствовав название знаменитой некрасовской книги. Произносилось это с той же интонацией, что и расхожее "обывательский взгляд". Так называли книги, написанные не с высоты таких понятий, как "историческая миссия" или "героическая победа советского народа", но развивавших экзистенциальную тему "человек на войне". В этом смысле "В окопах Сталинграда" служили образцом раннему Бондареву и Быкову, Гроссману и Окуджаве, Кондратьеву и Богомолову.
Советская цензура дала первую осечку именно при появлении книги Некрасова, как чуть раньше, еще в конце 40-х, осеклась и на "военной поэзии", явно не зная, что с ней делать. Война была столь свежа в памяти, что правда о ней неминуемо должна была прозвучать. Кстати, именно с "военных стихов" некогда начался самиздат. Эта не фанфарная и не парадная правда куда выгоднее оттеняла героические военные будни, чем торжественные реляции. Кажется, именно в случае Некрасова это осознало и начальство, и автор "В окопах Сталинграда" был им обласкан. Этой книгой Некрасов в первый и последний раз угодил властям. При шумном успехе книги у читателей, успехе, не организованном "Правдой", автор остался на подозрении. К его роману было трудно придраться формально, но была в этой книге неуловимая интонация вольного высказывания, и заглушить ее не было возможно никакими купюрами. Этот некрасовский прорыв сравним по значению с историческими публикациями "Одного дня Ивана Денисовича" и "Матрениного двора": как "Окопами" начинается "военная" проза, так повестями Солженицына — "лагерная" и "деревенская". Скульптурных красноармейцев, "солдат партии" с чистыми руками и опереточных пейзан тогдашний "Новый мир" заменил крестьянами ранних вещей Тендрякова, Абрамова, Можаева, реальными чекистскими следователями-мясниками и солдатами и офицерами, если и идущими на верную смерть, то не за Сталина, но руководствуясь собственными представлениями о патриотизме и мужской чести.
Виктор Некрасов умер в Париже в начале перестройки, так и не увидев "новой России". Он успел выпустить в эмиграции новый роман, и здесь тоже Некрасову нужно отдать должное: он предвосхитил целое направление прозы, первым нащупав новую тему взаимоотношений "уехавших" и "оставшихся". Некрасов с его юмором, трезвостью ума, взвешенностью суждений и безусловным благородством оказался незаменим. И сегодня трудно назвать имя писателя, который пользовался бы в литературных кругах столь же безусловным авторитетом.