В этом году самый пышный кинотурнир страны не оправдал свое название. "Кинотавр", традиционно делимый на домашнюю и международную секции, явно произошел от кентавра — мифического человека-коня. Еще недавно каламбур читался довольно обидно. По-людски кино снимали "там". А всячески по-другому — "здесь". На сей раз разница вышла куда менее ощутимой. Если российский конкурс нес на себе следы производственного спада, то и зарубежное соревнование сполна продемонстрировало затянувшийся кризис мирового кино.
Слабость гостевой программы не стоит вменять в вину отборочной команде. Она облазила почти всю карту киномира, заглянув даже в столь экзотические уголки, как Венесуэла, Куба и Турция. И то, что приехавшие оттуда фильмы не обладали большими достоинствами и были неуловимо похожи в недостатках, только подтверждает, что зарубежная часть "Кинотавра" окончательно укрепилась в своей нише дебютно-экспериментального кино. Фестивали такого профиля, будь то рижский "Арсенал" или туринский "Чинема Джованни", обречены на отсутствие шедевров: в последнее время дебютанты и экспериментаторы их просто не производят.
Как водится, самое интересное происходило помимо конкурса. Вне состязания расцвел азиатский "Жанровый рай" — так называлась короткая, но энергичная экшен-программа из Гонконга, едва ли не впервые легализующая на большом российском экране суперкульт ориентального "би-кино". В подстрочник удалилась ретроспектива Кумаширо Татсуми, новооткрытого японского режиссера, многие годы примирявшего авторское высказывание с функциональным жанром софт-порно. За пределами борьбы выросли бастионы английской актерской школы, надежно охраняющей островной кинематограф от свирепствующей по всему миру эпидемии художественного упадка, там же оказались декадентски-красивая "Шанхайская триада" Чжана Имоу и саморазрушительная "Ненависть" Матье Кассовица, почти гениальный "Велорикша" Тран Анг Хунга и душераздирающе-трогательные "Исчезающие облака" Аки Каурисмяки. Автор этих строк был одним из двух зрителей, поздно ночью досидевших до конца самой стильной внеконкурсной картины — американской "Нади" (реж. Майкл Альмерейда), переписавшей легенду о Дракуле в черно-белой гамме малобюджетного экспрессионизма. Не будучи главным событием фестиваля, "Надя" тем не менее могла бы претендовать на роль его концептуального эпиграфа. Похоже, что эпоха фильмов "с посланиями" безвозвратно миновала и главные поиски теперь ведутся в области стиля.
Поскольку завсегдатаи "Кинотавра", уже не таясь, сравнивают Сочи с Каннами, судьба "Украденной красоты" Бернардо Бертолуччи была предрешена с самого начала. История современной Лолиты, изнывающей в поисках своего Гумберта, на черноморском пляже провалилась с не меньшим треском, чем на Лазурном берегу. После просмотра фестивальная публика со знанием дела толковала о творческой импотенции и старческом вуайеризме, не слишком заботясь тем, что в эту игру 55-летний Бертолуччи, по обыкновению высказывающийся от имени интеллектуальной культуры 60-х, сыграл не столько с собой, сколько со своими героями.
К сожалению, именно игры, масштаба и дистанции не хватило большинству работ, показанных в призовом конкурсе. Его европейские участники, как будто сговорившись, вывели на экран целую вереницу маленьких людей, аппетитно жующих свои маленькие проблемы. Ресторан недаром стал сквозной метафорой европейской программы. Но не тот ресторан, в котором сожрали друг друга гринуэевские повар, вор и любовник. И не тот, который открыли нелепые, некрасивые и трогательные герои "Исчезающих облаков". А тот, что показал в своем фильме "У маргаритки" француз Лоран Бенеги, — семейный кабачок, где постоянные клиенты тихонько смакуют вкусную еду, тихонько влюбляются и умирают с тихой гордостью за правильно прожитую жизнь. Нечто похожее сделал и итальянец Антонелло Гримальди в фильме "Небо становится все более голубым". Название надо читать буквально. Составив затейливый калейдоскоп городских историй, режиссер явно рассчитывал на притчу. Где-то грабят, где-то пьют, брат тайно вожделеет сестру, жена изменяет мужу, но все равно на небе занимается заря и наступает новый день, ничуть не отличимый от предыдущего.
Судя по фильмам, пресловутое бегство от свободы современные европейцы предпочитают совершать лечебной трусцой и главным образом по круговому маршруту. В фильме немца Маттиаса Глазнера "Секси Сади" смертельно больной зек удирал из тюрьмы, в швейцарской картине "Не ясно, кто бежит" (реж. Йорг Хельблинг) маленький сирота тщетно пытался свести счеты с жизнью, в голландском фильме "Мария Антуанетта не мертва" (реж. Ирма Ахтен) экстравагантная принцесса избавлялась от власти, призвав на помощь целую свиту двойниц. Кто бежал, куда и откуда, кто мертв, а кто жив, при этом оставалось совершенно не ясно.
В составившей добрую половину конкурса латиноамериканской программе все было несколько понятнее. Разнообразно тяготеющая к мыльной опере тропическая ментальность по меньшей мере не утратила жанровые ориентиры. Герои влюблялись, страдали и умирали не хуже, чем в телесериалах. Менялся только фон. В венесуэльском фильме "Токио-Парагвайпоа" (реж. Леонардо Энрикес) им стал криминальный транзит из Японии, в венесуэльской же "Обнаженной с апельсинами" (реж. Луис Альберто Ламата) — кровавые междоусобицы минувшего века. В бразильском "Интервью" (реж. Моник Гарденберг) прогрессивный журналист, решившись на подлог, страдал почти как рабыня Изаура, а два юных кубинца из "Волны" (реж. Энрике Альварес) беседовали о смысле жизни в интонациях, подозрительно напоминающих синхронный перевод "Просто Марии". При этом коротенькая и ошеломляюще-дилетантская "Волна" несла в себе некоторое варварское обаяние — режиссер с Острова свободы высказался о себе и своем поколении, пусть косноязычно, напыщенно, но, судя по всему, искренне.
На этом фоне самыми успешными оказались картины из бывшего социалистического лагеря. На финишной прямой столкнулись сербское "Предумышленное убийство" (реж. Горчин Стоянович) и венгерская "Болше Вита" (реж. Ибоя Фекете). В результате жюри во главе с Бу Видербергом присудило гран-при венгерской картине, рассказывающей о большом переселении народов постперестроечной Европы. Сербское кино, мастеровито скроенное из двух любовных историй, случившихся во время второй мировой и сегодняшней балканской войн, удовольствовалось специальным призом. Награду за лучшую мужскую роль увез венесуэльский супермен Даниэль Альворадо, сыгравший неистового любовника "Обнаженной с апельсинами", а в женском соревновании победила турчанка Бенну Гереде, создавшая в фильме "Б. Любовь холоднее смерти" образ убитой собственным мужем эстрадной дивы. Последняя награда, впрочем, обласкала сразу двоих — картину поставила мать актрисы, режиссер Канан Гереде.
В последние дни фестиваля разнеслась молва, что на закрытии покажут "Катастрофу" — только что презентованный в Канне идиосинкразический хит Дэвида Кроненберга. Надежды не сбылись. Фильм не приехал, и катастрофа в Сочи не состоялась.
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ