Интервью / кино
Фото: Коммерсантъ / Валерий Мельников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Щербак / купить фото
Вышедший в прокат 10 октября военный блокбастер "Сталинград" стал не только первым российским фильмом в формате IMAX 3D, но и самой кассовой картиной за всю новейшую историю российского кинопроката, заработавшей свыше $50 млн. О том, что он пережил за последний месяц, режиссер "Сталинграда" ФЕДОР БОНДАРЧУК рассказал ЛИДИИ МАСЛОВОЙ.
— У вас только что прошла европейская премьера на фестивале в Риме. Как принимали картину?
— Аплодировали стоя.
— Вы же еще и в китайском прокате как-то неожиданно мощно выступили?
— В Китай мы даже не поехали, потому что это как другая планета. К ним приезжает Брэд Питт на премьеру "Войны миров Z" — и она падает в прокате. А "Сталинград" сам без нас вот так выстрелил на $8,3 млн в первый уикенд. У них запоздалые релизы — мы стояли вместе с "Росомахой" и заработали 50 млн юаней. Будет американская премьера до конца года, немецкая, английская...
— Какое-то складывается ощущение, что вы купаетесь в позитиве и успехах. Давайте о негативе поговорим.
— Давайте, только надо сразу отделить реакцию "не смотрел, но осуждаю" и вообще мою персону. А прочитав и проанализировав все, что написали о "Сталинграде", я пришел вот к какому выводу, хотя это мое субъективное ощущение: 90% нашей профессиональной критики, помимо того что она ни на что не влияет, еще и смертельно устарело. Время и мир меняются гораздо быстрее. Кинематографическое пространство и аудитория уже давно совсем другие! Если бы я собрал коллективное раздражение и попытался учесть какую-то коллективную претензию, то у меня получился бы винегрет. Во-первых, неправильно сравнивать "Сталинград" с документальным произведением и искать исторические несовпадения — но это такой первый слой критики, самый простой. Во-вторых, проводить параллели с великим и прекрасным советским кино, сравнивая с "Балладой о солдате" или "Летят журавли", тоже неправильно. В-третьих, обвинять меня и фильм в "пропаганде путинского патриотизма" бессмысленно, потому что я открыто и искренне благодарен президенту за поддержку и помощь с самого начала работы над фильмом. Я делал свой "Сталинград" человечным и антивоенным, а никак не идеологическим. А патриотическим его называю не я, а большинство зрителей.
— А параллели с Заком Снайдером вам нравятся?
— Вообще, slow motion был изобретен до Зака Снайдера: когда он выпускал "300 спартанцев", то нахватался примерно такой же критики, но до него был "Запрещенный прием", потом еще был такой финский фильм "Железное небо" — это совсем уже редкое в кинематографе направление киберпанка, о существовании которого многие даже и не знают. "Запрещенный прием" вообще прошел как культовое кино для киноманов, не замеченное большой аудиторией. Тем не менее это хулиганство, в хорошем смысле, не трогает эмоционально — там доминирует визуальная составляющая. И вот здесь мы переходим к тому, на чем стоит "Сталинград",— это совмещение эмоционально трогающей истории с впечатляющим визуальным рядом. Кажется, Лимонов написал, что "Сталинград" слишком прост для нас. А скажем, есть такие комментарии китайских зрителей, что фильм слишком сложен для молодой аудитории: в нем недостаточно визуальной развлекательности, поэтому на него пошло среднее и старшее поколение. Это несовершенное произведение. Я сейчас смотрю его, и я бы его доделал, а что-то и переделал. А если говорить о той условности и о тех метафорах, которые заложены в визуальном решении "Сталинграда", я бы их еще усилил. Например, сцена, когда Сережа Астахов сидит с Катей и смотрит на театр — именно театр, без кавычек,— военных действий. У меня была идея показать этот абсолютно сюрреалистический бой в воздухе, и, конечно, я бы сделал его с помощью таких же инструментов, как сцену с горящими солдатами. В принципе по логике горящий солдат должен упасть через два метра от болевого шока. Но открывая картину этой сценой, я предполагал некий новый жанр, название которого, наверное, какими-то днями, а может, неделями я сформулирую. Может быть, "античный миф", хотя, с другой стороны, название "Легенда о Сталинграде" само по себе меня бы смутило...
— Слово "фэнтези" тут неуместно?
— В Америке это называется war epic, и в слове epic как раз заключена мера условности и... если не сказочности, то легенды. На съемках я старался ставить камеру ниже в сценах боев, чтобы люди выглядели атлантами, чтобы это были античные герои и античная трагедия. Ничего подобного никто никогда не делал, никто так не обращался с сакральной темой Великой Отечественной войны. От воспоминаний о великом классическом советском кино все равно никуда не денешься, но мы принципиально хотели уйти от этого. И более того, то изображение, которое мы видим в "Сталинграде",— это все равно сделано немного в угоду тому, прежнему времени. Если бы я был посвободнее внутри, я бы еще усугубил. Просто это был первый шаг, и страх был, конечно.
— Из умозрительных упреков один из главных к вам, что вы сделали немца положительным героем.
— Это ерунда. Я об этом говорил в самом начале съемки, и об этом знала вся группа: мы отбросили все карикатурные очочки и пузики, и всю массовку я выбирал сам. Томас Кречман — 50-летний мужчина, убежавший из ГДР член олимпийской сборной по плаванию. Характер уже понимаете, да? А вот теперь представьте: таких Томасов Кречманов миллион. Здесь не положительный, а сильный образ врага. И от этого внушительнее становится и подвиг наших солдат: они не выиграли войну у пузатых, очкастых, слюнявых немцев — это была лучшая военная машина в мире. И как только ты представляешь врага не карикатурным, сразу обвиняют, что ты представляешь его положительным. Почему-то иностранцы его положительным не воспринимают, для них он абсолютно коричневый наци.